Перед тем как она скинула бы меня на пол, Дача вышвыривает мое тело туда, где, кроме этой кухни, больше ничего не существует. Меня окружает тишина и темнота, керосиновая лампа на столе — единственный источник света. Если бы в прошлый раз пожар начался отсюда, то дом не сгорел бы по периметру. Горели бы кухня, гостиная и комнаты этажом выше. И было бы проще в пожар бросаться.
За столом я не чувствую себя в одиночестве. Знаю, что Дача где-то рядом, что ей страшно и что она чувствует себя беспомощной. Это как между двух огней разрываться, не зная, что выбрать. Впервые за долгое время я чувствую Дачу так четко. Ее эмоции будто дополняют картину этого мира и дают больше информации, чем прямой диалог, на который с ней выйти порой невозможно. В стенах этого дома она существо безмолвное и иногда совершенно нелогичное. По крайней мере, я так думал, когда она гонялась за мной обезумевшей и сорвавшейся с поводка собакой. То в толпу затащит, то в ногу вцепится… а все лишь для того, чтобы прокормить себя. Чем-то, что по привычке в ее мистическом организме усваивается, потому что счастья вокруг было до ничтожного мало. Проще выбрать другой рацион и никогда больше голода не испытывать…
— Я хочу заключить договор. — Произношу это вслух, и самому не верится. Я из прошлого себе настоящему сейчас бы хорошенько по лицу врезал. Орал бы, что Миша запретил, что вокруг пальца обведут и кинут и что сдохну тут…
Хотя все там будем, че бубнить-то.
Главное, что над вечной дилеммой ада и рая запариваться больше не нужно. Никуда я из этих стен не вылезу. Извините, черти с котлами, простите, пушистые облачка, но этот дом и его жители мне милее любых священных писаний, по которым всем предначертано жить.
Я выискиваю Дачу глазами, как нечто живое, надеясь, что сейчас она себя покажет, но ее руки ложатся мне на плечи. Холодные и едва ощутимые. Она без этого дома, сама по себе, будто и не весит ничего. Впервые от ее прикосновения меня не передергивает. Я не чувствую к ней ни отвращения, ни страха. Дача меня со спины обнимает и мое имя произносит. Слова даются ей тяжело, хриплый голос еле слышен.
Ничего хорошего от нашего слияния я не жду. Не обманываю себя заранее, что делаю это не зря. Внутри головы все взрывается бесконечным шумом. В этой какофонии смешиваются голоса прошлого и настоящего. Они оглушают своими криками, плачем и молитвами, нашептанными себе под нос. За голосами приходят эмоции: они тянут меня в разные стороны, из угла в угол перекидывают.
Когда за этим ядерным взрывом приходит тишина, у меня создается мнимое ощущение, будто я познал всю суть бесконечности, которую Дача создает для других. И дом, который стоит под вечным звездным небом, на самом деле совсем не выход, а место проживания для тех, кто свой рассудок сумеет сохранить. Может, в самом доме и живет кто-то, но еще большее — вокруг него. Это живет и в том болоте, в камышах, которые тоже к звездам тянутся. Иногда они вылезают наружу. Их там столько прячется, что на каждого живого в этом доме хватит.
Думать об этом можно вечность, но у меня времени нет, чтобы собирать ответы на все вопросы, когда-либо возникшие в моей голове. Мне нужно возвращаться. Тушу лампу, освещающую кухню своим теплым светом, и нахожу себя уже в толпе.
Никто меня не трогает, не давит с разных сторон и не врезается. Сейчас я могу идти против потока или вместе с ним, и никаких последствий за это не ощутить. Я могу вернуться ко всем и предупредить их, но вместо этого возвращаюсь за олимпийкой Левы. Не хочу отдавать ее на съедение тем, кто проиграл свою битву с бесконечностью. Как бы обманчивы ни были мои впечатления от первого предсмертного визита, понятия времени там не существует. Там другая единица исчисления, и пока что она мне неподвластна и недоступна.
Валя из кухни не выходит, хотя может по дому передвигаться без последствий для здоровья. Сейчас она выглядит так, как будто ей впервые за долгое время плохо. Даже если она называет себя ребенком Дачи, у нее нет права так подло использовать свою родительницу против ее воли. У Дачи есть личность, она способна испытывать эмоции, любить и ненавидеть в равной степени. Я смело могу назвать ее живой.
— Что ты сделал, идиот? — Валя с трудом встает с четверенек, я олимпийку поднимаю с пола.
— Лишил тебя большей части силы, наверное. Она ведь с домом связана напрямую, и только тут ты можешь ее использовать.
Ей надо отдать должное. Все бы получилось, проживи она с нами хоть неделю и узнай, на что мы способны. Как там говорят… отчаянные времена требуют отчаянных мер?
— Ты теперь отсюда не выйдешь, в курсе?
— Благодаря тебе я убедился в том, что и не хочу отсюда уходить. Тебя эти стены злят, призраки прошлого вызывают в тебе ненависть. Для меня же Дача стала домом… местом, где пусть и через раз, но мне рады.
Мне Валю не жалко, но глубоко внутри я сочувствую ей, признаю свою вину в том, что усугубил ситуацию.
Возможно, с этого и стоит начать, а когда все немного успокоится — заняться Левой.
До этого момента я часы вслепую переводил, без малейшего понимания того, куда меня закинет. Теперь же все оказывается очевидным. Мне будто инструкцию выдали и пару раз показали в действии ту теорию, без которой пазл не складывался. Дача сама отведет меня туда, куда попрошу. Нужно лишь выбрать время и место.
Я выбрал тот момент, где Римма Николаевна решила, что у нее сил хватит вещи погибших сыновей разобрать. Тот момент, где Дача потянулась к маленькой девочке с большим потенциалом не чтобы напасть, как я думал, а чтобы защитить. И пока безутешная мать в очередной раз проливает слезы, я стою рядом с ее маленькой внучкой, жду подходящего момента. Тогда она казалась невинным ангелочком, но сейчас я вижу лишь повзрослевшее лицо собственной ошибки, а потому и близко не подхожу. Сейчас бы уметь телепортироваться, как Рыжий. Захотел — тут оказался, захотел — там. Но вместо этого мне своими ногами ходить приходится. Своими руками перебирать вещи в шкафу, до которых Римма Николаевна доберется еще нескоро, и найти на одной из вешалок анорак Миши.
Кроме глупых фоток, где глаза из-за вспышки отливают красным, у нее должно быть еще что-то. Оно пригодится. Так очевидные детскому мозгу два и два складывать будет проще.
Поэтому, когда Дача перед Валей стул отодвигает, той до него даже ползти не приходится. Я ее сам на него усаживаю и анорак отдаю в цепкие детские ручки.
— Я завидую тебе. — Не знаю, сколько слов эта мелкая успела выучить, но говорю я с ней так, будто мы на одном уровне развития. — Родители у тебя классные. Поэтому бабушку слушайся и, будь добра, не вырасти засранкой.
Медведя, который под ногами валяется, я поднимаю и кладу на стол, а когда шаги сверху слышу, понимаю, что больше мне делать тут нечего. Они сами разберутся. Увидев результат своими глазами, делаю вывод, что Дача неплохой воспитатель. Пока Валя здесь, в стенах дома, демоны в ее голове успокаиваются и замолкают. Значит, хотя бы у нее есть шанс на светлое будущее.
Со мной-то уже все понятно. Это мой осознанный выбор, другие варианты я даже не рассматриваю. Просто незачем. Пусть для кого-то жизнь — великое благо, но я лучше врасту в фундамент этого дома, чем во время очередного отпуска куплю путевку в санаторий.
Вся эта беготня добавила красок моему блеклому существованию. У меня появилась цель, и ее смысл предельно ясен. За меня сейчас можно разве что порадоваться. Единственное, что до сих пор заставляет меня грустить, так это то, что к жизни я никого не верну и счастливой старости им не обеспечу. В таком далеком прошлом спасти всех нереально, большую часть все равно придется потерять. Да, я участвовал лишь в одном варианте событий. Но самый удачный расклад будет лишь в том случае, где все они изначально пройдут мимо друг друга.
Только на этом отрезке времени судьбу переписать можно. Там я могу вмешаться и развести их по разным углам. Тогда дом вообще не узнает, кто его владелец, и будет стоять, пока не развалится, а землю не отберут в муниципалитет.
— Как же много ты знаешь…
К Даче обращаюсь, она мне все эти мысли в голову вкладывает. Поклясться могу, что слышал, как она довольно хихикает, прежде чем я закрываю дверь.
Вот настолько все плохо… Или же хорошо?
Ладно. С одним делом разобрались. Теперь к самому сложному.
К настоящему.
Здесь, очевидно, уже ни о каком последнем рейве и речи идти не может. Его некому устраивать, если в этот раз карты разыграны в верной последовательности…
Возвращаю себя в реальность в тот момент, когда разговор на кухне заканчивается. Мое появление выглядит странно. Вот я только что рядом со всеми сидел, из-за стола встал и пропал. На это обращают внимание сразу же, а я замечаю, что Лева, вопреки всему, сейчас единственный без олимпийки сидит. Да и на мне ее быть не должно. Мне ее чуть позже подарить хотели. Испортил сюрприз, получается.
К дверной арке подхожу не торопясь. Протягиваю Леве его пропажу и своим появлением вызываю вопросы.
— Как ты?.. — Рыжий указывает на меня, а потом на место, где я должен находиться. — И откуда у тебя?..
— Я ее весь день искал, — отзывается Лева, хочет еще что-то сказать, но замолкает. Его внимание пятна крови приковывают, которых там быть не должно.
— Малой, что происходит? — Уже более осознанно спрашивает Рыжий.
— Ну… Пришлось исправить то, что наломал.
— Другого выбора не было, значит? — Лева без слов весь контекст улавливает. На подсознательном уровне чувствует то, что другим придется объяснять на словах.
— Пришлось бы еще больше ошибок сделать. Не настолько я оказался железным.
Лева кивает одобрительно, я на Рыжего смотрю и думаю, какое же у него лицо сейчас глупое.
— Сам ты глуп… — Недоумение на его лице сменяется удивлением. — Е-мое… Ты че натворил там?
— Много чего, как оказалось.
Главное, что связь снова восстановлена.
Обещаю все вечером рассказать, чтобы было за чем время скоротать, пока у стены тремся до утра. Да, рутину никто не отменял. Место все же заколдованное, если говорить грубо. Поменяются тут лишь правила, но об этом я тоже расскажу позже.