Проблема в том, что чем больше мы работаем, тем более странной становится ситуация. В квантовых уравнениях нет ничего, что показывало бы, как реальность переходит от состояния неопределенной смеси множества возможностей к единственному вполне определенному исходу, который мы видим после измерения. Мало того, если считать — а это представляется полностью разумным, — что одни и те же успешные квантовые уравнения применимы не только к тем электронам (и другим частицам), которые вы, возможно, исследуете, но и к тем электронам (и другим частицам), из которых состоит ваше оборудование, и вы сами, и ваш мозг, то, если верить математике, никакого перехода быть не должно. Если какой-то электрон пребывает одновременно здесь и там, то ваши приборы, по идее, должны обнаружить его одновременно здесь и там, и ваш мозг, считав показания приборов, должен решить, что электрон находится одновременно здесь и там. То есть после измерения квантовая неопределенность частицы, которую вы изучаете, должна заразить ваше оборудование, ваш мозг и, предположительно, ваше осознанное восприятие, заставив ваши мысли запутаться в неопределенной смеси множества возможных исходов. И все же после любого и каждого измерения вы ничего подобного не сообщаете. Вы сообщаете один-единственный определенный результат. Так называемая проблема квантового измерения состоит в том, чтобы разобраться в загадочном неравенстве между размытой квантовой реальностью, описываемой уравнениями, и знакомой отчетливой реальностью, с которой вы привыкли иметь дело[128].
Еще в 1930-е гг. физики Фриц Лондон и Эдмонд Бауэр[129], а несколькими десятилетиями позже нобелевский лауреат Юджин Вигнер[130] предположили, что ключевым моментом здесь может быть сознание. В конце концов, загадка становится загадочной, только когда вы сообщаете о своем осознанном опыте определенной реальности, выявляя таким образом несоответствие между тем, что вы говорите, и тем, что предсказывает математический аппарат квантовой механики. В таком случае представьте, что правила квантовой механики применимы по всей цепочке, от измеряемого электрона до частиц в составе измерительного оборудования и частиц, из которых складывается показание на приборной доске. Но когда вы смотрите на дисплей и сенсорные данные от него текут вам в мозг, кое-что меняется: стандартные квантовые законы перестают действовать. Вместо них, когда речь идет об осознанном восприятии, в дело вступает какой-то другой процесс, который и гарантирует, что вы получаете единственный определенный результат. Таким образом, сознание становится активным участником квантовой физики; именно оно диктует, что по мере развития мира все возможные варианты будущего, кроме одного, устраняются — либо из реальности вообще, либо из нашего осознанного восприятия.
Вы видите, насколько привлекательна эта гипотеза. Квантовая механика загадочна. Сознание загадочно. Как приятно представить, что эти загадки связаны между собой, или представляют собой одну и ту же загадку, или взаимно разрешают одна другую. Но за десятки лет моего погружения в квантовую физику я не встречал ни математических аргументов, ни экспериментальных данных, которые изменили бы мою давно сложившуюся оценку этой гипотетической связи: она чрезвычайно маловероятна. Наши эксперименты и наблюдения поддерживают точку зрения, по которой, когда в квантовую систему вмешиваются (не важно, осуществляется вмешательство существом, которое обладает сознанием, или неразумным зондом), система схлопывается из вероятностного квантового тумана и становится определенной однозначной реальностью. Взаимодействие, а не сознание вынуждает реальность к проявлению определенности. Разумеется, чтобы в этом убедиться — или чтобы сделать хоть что-нибудь, — мне придется применить сознание; я не могу воспринять результат без участия в этом процессе моего осознанного разума. Так что неопровержимых доказательств того, что сознание не играет особой квантовой роли, просто не может быть. Тем не менее даже в самых проработанных подходах, которые зашли намного дальше поверхностного обозначения двух отдельных, на первый взгляд, загадок, гипотетические квантово-сознательные связи не слишком убедительны.
По мере того как наше понимание квантовой механики становится глубже, углубляются и наши представления о микрофизических процессах, лежащих в основе функционирования всего на свете, включая тело и мозг. С физической точки зрения сознание тоже относится к таким функциям и потому когда-нибудь будет включено в квантовый перечень. Однако, если не произойдет чего-то сверхнеожиданного, учебники по квантовой механике ни ближайшего будущего, ни отдаленного не будут содержать особых инструкций по использованию уравнений в присутствии сознания. Как ни великолепно сознание, оно будет осмыслено как еще одно физическое свойство, возникающее в квантовой Вселенной.
Мало кто из нас гордится тем, как наша поджелудочная железа вырабатывает трипсин или как тройничный нерв и связанная с ним нервная сеть вызывает чихание. Мы не испытываем личной заинтересованности в наших анатомических процессах. Если спросить меня, кто я такой, я обращусь к мыслям, ощущениям и воспоминаниям, которые могу увидеть мысленным взором или расспросить внутренним голосом. У каждого поджелудочная железа вырабатывает химотрипсин и чихает тоже каждый, но мне нравится считать, что есть некое глубокое, полное, сущностное «я» в том, что я думаю, чувствую и делаю. В это интуитивное представление вплетена вера настолько всеобщая, что многие из нас никогда над ней не задумываются: мы обладаем волей, которая свободна. Мы независимы. Мы сами принимаем решения. Мы — единственный источник своих действий.
Но так ли это?
Этот вопрос породил больше страниц философской литературы, чем, наверное, любая другая головоломная загадка. Примерно 2000 лет назад экономное мировоззрение Демокрита, в котором были только атомы и пустота, было провидческим поклоном в сторону единства природы, отказом от капризных прихотей богов в пользу незыблемых законов. Но в любом случае — контролируется ли наше поведение Божественной силой или физическим законом — нам остается только спросить: где здесь место для действий по свободной воле?[131]Cтолетием позже Эпикур, отвергавший Божественное вмешательство, сетовал на то, что научный детерминизм душит свободную волю. Если допустить, что боги имеют власть, то существует, по крайней мере, шанс, что наше преданное поклонение им может быть вознаграждено дарованием свободы. Но природный закон, нечувствительный к лести, не способен ослабить вожжи. Чтобы разрешить эту дилемму, Эпикур вообразил, что время от времени атомы спонтанно совершают случайную девиацию, что позволяет им обмануть свою законную судьбу и разрешает будущее, не определяемое прошлым. Это, безусловно, творческий ход, но далеко не каждый счел случай, произвольно введенный в законы природы, убедительным источником человеческой свободы. Так что на протяжении последующих веков проблема свободы воли продолжала портить настроение целому пантеону уважаемых мыслителей — Блаженному Августину, Фоме Аквинскому, Томасу Гоббсу, Готфриду Лейбницу, Давиду Юму, Иммануилу Канту, Джону Локку и дальше, через ряд поколений, слишком длинный, чтобы перечислять, и включающий в том числе многих из тех, кто сегодня размышляет над подобными вещами на философских кафедрах всего мира.
Приведем современный вариант рассуждения, подрывающего представление о свободе воли. Ваш опыт — и мой тоже — подтверждает, кажется, что мы влияем на ход развития событий посредством действий, которые отражают наши свободные мысли, желания и решения. Тем не менее, оставаясь на физикалистских позициях, не будем забывать, что вы и я — не что иное, как совокупность частиц[132], поведение которых полностью управляется физическим законом. Наш выбор есть результат того, что наши частицы движутся тем или иным способом по нашему телу. И все движение частиц — будь то в мозге, в теле или в бейсбольном мяче — управляется физикой и потому полностью зависит от математического диктата. Уравнения определяют сегодняшнее состояние наших частиц на основании их вчерашнего состояния, и никто из нас не в силах обойти математику и свободно сформировать, или задать, или изменить законный ход вещей. В самом деле, если отследить эту цепочку еще дальше в прошлое, то Большой взрыв — источник всех частиц и их поведение на всем протяжении космической истории диктуется не подлежащими обсуждению бесчувственными законами физики, которые определяют структуру и функцию всего сущего. Наше ощущение индивидуальности, ценности и достоинства опирается на нашу независимость. Но перед лицом непреклонности физического закона независимость исчезает. Мы всего лишь игрушки, которые бросают то туда, то сюда бесстрастные правила космоса.
Следовательно, центральный вопрос заключается в том, существует ли какой-либо способ избежать такого очевидного растворения свободной воли в движении зависимых частиц. Найти его пытаются многие мыслители. Некоторые отреклись от редукционизма. Хотя многочисленные данные подтверждают наше глубокое понимание законов, управляющих отдельными частицами (электронами, кварками, нейтронами и т. п.), но, может быть, когда сотня миллиардов миллиардов миллиардов частиц объединена в человеческое тело и мозг, фундаментальные законы микромира уже не управляют ими или, по крайней мере, не управляют полностью. И возможно, считают представители такого направления мысли, это разрешает на макроскопических масштабах явления — в первую очередь свободную волю, — которые законы микромира запретили бы.
Следует признать, что никто и никогда не проводил математические исследования и не пытался предсказывать законопослушное поведение частиц, составляющих человека. Сложность математики при этом вышла бы фантастически далеко за рамки наших самых продвинутых вычислительных возможностей. Даже с предсказанием движения куда более простого объекта, такого как бильярдный шар, у нас может ничего не получиться, поскольку небольшие неточности в определении начальной скорости и направления движения могут экспоненциально усиливаться при рикошетах от бортов. Так что я говорю сейчас не о предсказании вашего следующего движения. Я говорю о существовании законов, управляющих вашим следующим движением. И хотя вычисления превосходят наши нынешние возможности, у нас никогда не было ни малейшего математического, экспериментального или наблюдательного указания на то, что контроль, который осуществляют эти законы, хоть в чем-то неполон. Конечно, при согласованном движении громадного числа микроскопических составляющих могут возникнуть неожиданные и весьма внушительные явления — от тайфунов до тигров, — все данные свидетельствуют о том, что, будь мы в состоянии просчитать математику движения таких больших групп взаимодействующих частиц, мы могли бы предсказать их коллективное поведение. Поэтому, хотя логически можно себе представить, как когда-нибудь обнаружится, что совокупность частиц, составляющих тело и мозг, свободна от тех правил, которым подчиняются неодушевленные совокупности, такая возможность идет вразрез со всем, что наука выяснила на сегодняшний день о механизмах функционирования окружающего мира.