недолго. Иван Владимирович даже не выключал мотора. Председатель обернулся минутою: вместе с двумя поношенными, но еще вполне пригодными в обыденной крестьянской жизни костюмами он осторожно приладил в машине чем-то туго набитый рюкзак.
Иван Владимирович про себя похвалил Зимина. Мужик он все-таки догадливый и рассудил все правильно: чем погреться и у Ивана Владимировича, и у Николая Савельевича, понятно, есть, а вот с закуской не особенно-то. Они ведь больше на рыбу надеялись. А Зимин — вишь как — рыба рыбою, а рюкзак заготовил поувесистей. Может, все-таки правильно сделал Иван Владимирович, что замолвил за него слово. Пусть потянет еще годика два-три. Смотришь, дела и поправятся, если, конечно, помочь ему как следует.
Иван Владимирович совсем повеселел и даже перестал думать о злополучном неводке, который до этого все время не давал ему покоя. Да и действительно, о чем тут думать?! Ведь ничего особенного не случится, если они раз-другой затянут в каком-нибудь заброшенном озерке, которое к августу небось совсем пересыхает, и рыба в нем гибнет без всякой пользы.
Размышления Ивана Владимировича неожиданно перебил Зимин. С какой-то хитрецой и подначкой он вдруг задел Емелю, словно продолжал с ним недавно прерванный спор:
— Ну так что, Емельян Иванович, может, все-таки в Тайное?
— Нет, — заученно запротивился тот. — Какая там ловля!
— А куда же?
— Так понятно куда. В Милоградовщину или на Цыганский берег.
Но Зимин с прежним баловством и хитрецой стоял на своем:
— А я все-таки думаю — в Тайное. Глядишь — заловим ее.
— Кого? — вмешался в разговор Иван Владимирович.
— Да щуку, — деланно и совсем уж нарочито вздохнул Зимин. — Емельян Иванович три года за ней гоняется. Побеседовать хочет.
— О чем, если не секрет?
— А кто его знает! Может, царем ему каким стать охота. Щука, она на все способна.
— А-а, — улыбнулся Зимину Иван Владимирович. — Раз такое дело, надо бы съездить. Гуртом мы ее сразу!
Емеля еще немного поотнекивался, предлагал множество, по его понятиям, самых удачливых в Прохоровке мест, но потом, когда его начал просить и Николай Савельевич, наконец-то все-таки согласился:
— Если общество желает, тогда, конечно.
Зимин, опять-таки деланно, приободрился, похвалил Емелю:
— Давно бы так, Емельян Иванович. — И тут же скомандовал Ивану Владимировичу: — Здесь налево.
Вначале они долго ехали невысоким шумливым березнячком, а потом выскочили на луг, уже кое-где скошенный, и стали обминать длинную, с домиком-вагончиком посередине кошару, где как раз начиналась обеденная дойка. У Ивана Владимировича промелькнула было мысль завезти туда Николая Савельевича и напоить его свежим парным молоком. Но он тут же, хотя и не без сожаления, отказался от нее. Все-таки ни к чему им сейчас появляться перед доярками с неводом, с пакетами и рюкзаками, с целым ворохом рыбацкого снаряжения. Да и время уже не раннее. А в жару какая рыбалка?!
За кошарой началось небольшое болотце, и они в нем едва не засели, но потом дорога выровнялась, опять нырнула в перелесок, на этот раз уже в ольшаник, снизу непролазно заросший крушиною и ежевикою.
Озеро появилось как-то совсем неожиданно, словно оно действительно тайно и не на долгое время выползло из этих зарослей, чтоб погреться на солнце, подышать луговым разнотравьем, а к вечеру опять спрятаться в лесной непроходимой чащобе.
Расположились они почти возле самой воды, удачно запрятав машину между двумя уже начинающими стареть ольхами.
Пока Иван Владимирович, Зимин и Николай Савельевич натягивали на себя рыбацкую одежду, пока переобувались, радостно удивляясь, какая все-таки удобная легкая обутка — лапти, Емеля, закатав до колен штаны, нырнул в прибрежные заросли, в высокое, почти полностью закрывавшее его царь-зелье и вскоре выехал оттуда на зыбкой остроносой лодчонке. За эти несколько минут он как-то весь преобразился: его видавшая виды кепка торжественно сбилась на затылок, и сам он был весь торжественный, решительный. Критически осмотрев рыбаков, Емеля принялся по-атаманьи распоряжаться:
— Ну что, приступим?!
— Как прикажешь, — отозвался за всех Иван Владимирович, наконец-то полностью отрешившись от всех своих страхов и сомнений.
— Тут вот под кусточками кинем, — командовал дальше Емеля.
Спорить с ним никто не стал. Иван Владимирович и Зимин погрузили в лодку невод, но сами туда сесть почему-то не посмели, не сговариваясь уступив это право Николаю Савельевичу. Тот примостился рядом с Емелей на узеньком, уже начавшем кое-где подгнивать порожке. В лаптях, в Емелиных латаных-перелатаных штанах и рубашке он был какой-то будничный и вовсе не такой тайный и многозначительный, каким всегда казался Ивану Владимировичу.
Подождав, пока Емеля выедет на середину озера, Николай Савельевич, удивляя Ивана Владимировича и Зимина, начал проворно и сноровисто забрасывать невод, стараясь опускать его в воду размеренно и бесшумно. Иван Владимирович с Зиминым потихоньку растягивали невод за длинную, привязанную к его крылу веревку с тем, чтобы его в самом начале не скрутило водорослями и кувшинками.
Емеля, видно, был ими доволен, потому что время от времени похваливал:
— Молодцом, ребята, молодцом!..
Когда Николай Савельевич закончил выбрасывать невод, Емеля торопливо отвез его на другой берег, а потом вернулся назад и черенком весла приподнял центральную, самую большую фляжку на тот, должно быть, случай, если какая рыбина задумает уйти через верх.
Николай Савельевич с одной стороны, а Иван Владимирович и Зимин с другой потихоньку веревками сводили невод к пологому песчаному лоскуту берега, куда намечено было вытягивать добычу.
Емеля, все так же стоя в лодке, продолжал по-фельдмаршальски командовать:
— Савельевич, вы по это самое… по пупа заходите!
— Захожу! — послушно отозвался тот и действительно едва не по шею кинулся в воду, пытаясь дотянуться до крыла.
Иван Владимирович и Зимин тоже были наготове. И когда Емеля крикнул им: «Крыльями подсекайте, крыльями!» — они немедленно выполнили его команду и почти бегом начали сходиться с Николаем Савельевичем.
Лишь когда невод, пузырясь от воды и водорослей, стал выползать на берег, Зимин, как бы опомнившись, опять задел Емелю:
— Ну как, Емельян Иванович, тут она?
— А кто ее знает! — весело ответил Емеля и, причалив к берегу, первый начал выбирать рыбу.
Никакой щуки, к разочарованию Зимина, в неводе не обнаружилось. Зато гуртом накидали они в корзину десятка полтора карасей, красноперок и даже несколько увесистых окуней.
Но Зимин остался уловом недоволен и незлобливо поругивал Емелю:
— Ты, должно быть, слово какое-либо рыбье знаешь! Шепнул ей!
— Какое там слово! — шутя, но вместе с тем и как-то виновато оправдывался Емеля. — Выдумки все это про щуку.
— Так уж и выдумки?! — наседал на него Зимин. — Ох, смотри у меня!
После этого они закидывали невод еще раз пять-шесть. Николай Савельевич в азарте заходил по самую шею и даже пускался вплавь, веселя рыбаков и самого себя. Рыбы у них набралось почти полная корзина. Можно было бы уже и кончать: все устали, продрогли в мокрых лаптях и одежде. Но выдуманная Зиминым щука никак им не попадалась, а без нее они испытывали какое-то дурашливое неудовлетворение. Особенно искренне возмущался Зимин, все время поругивая ни в чем не повинного Емелю:
— Ну, не ожидал я, Емельян Иванович! Честное слово, не ожидал! Подводишь ты меня.
Емеля с каждым разом опять пробовал оправдываться, но Зимин не давал ему сказать ни слова:
— Совести у тебя нет, Емельян Иванович!
— Ага, — согласно отвечал тот, — видно, нет!
Иван Владимирович улыбался и тоже начинал помогать Зимину, чувствуя, что Николаю Савельевичу нравится и вся эта выдумка Зимина про щуку, и их перебранка, и вообще весь отдых, веселый и какой-то по-крестьянски простодушный. Иван Владимирович теперь уже почти не сомневался, что немного погодя, когда они сядут закусывать, Николай Савельевич обязательно заведет заветный разговор о повышении.
Наконец они закинули невод в последний раз — не столько потому, что надеялись что-то поймать, сколько уступая напору и азарту Зимина.
Тянули они невод как-то небрежно, неслаженно, а возле самого берега и вообще хотели бросить. Но вдруг все — а первым Зимин — почувствовали, что в кульмене бьется и не находит себе места какая-то огромная рыбина.
— Тут она!!! — не сдерживая себя, закричал Зимин. — Ей-богу, тут!
Он оттолкнул Ивана Владимировича в сторону и, шурша на бегу мокрыми штанами, один с какой-то неостановимой быстротой и силою потянул свое крыло на берег.
И почти в тот же самый момент, набрав еще в кульмене скорость, выскочила на песок громадная, не меньше как метровой длины щука. Судя по всему, в подобные переплеты она попадала не первый раз: согнувшись на лету почти вдвое, она метнулась было назад в озеро, готовая в следующее мгновение скрыться в его тайных недоступных глубинах, где ей не страшны никакие невода. Казалось, щука сейчас специально появилась на берегу, чтоб позлить, раззадорить рыбаков, а после, уйдя от них в озеро, вдоволь посмеяться и потешиться над ними. Но на этот раз она то ли по старости, то ли по какой иной причине просчиталась. Иван Владимирович, Зимин и Николай Савельевич опередили ее. Все втроем с победным криком и азартом накинулись на щуку. Проворней всех оказался Николай Савельевич: он придавил ее всем своим телом, так что голова щуки оказалась у него с правой стороны, а хвост с левой. Зимин метнулся ему на помощь. Он схватил щуку за жабры, отбросил подальше от воды под лозовый куст, а потом, отобрав у подоспевшего Емели весло, несколько раз ударил ее по загривку.
Щука вскинулась, начала метаться на сухом горячем песке, но вскоре затихла, недоуменная и ошарашенная всем случившимся. Зимин, по-шаманьи притопывая мокрыми лаптями, прошелся вокруг нее. Но этого ему показалось мало: он приподнял щуку за жабры и, потешая всех, начал выговаривать ей, словно она действительно что-нибудь соображала: