Услышав ее, я подумала, а не слишком ли поздно сейчас начинать? От этой мысли я загрустила. Ынсан, кажется, прочла мои мысли и сказала, что если я и собираюсь что-то делать, то должна начать прямо сейчас. Обычно так и бывает. Чем выше становится цена, тем больше надо покупать. Глупее всего будет присоединиться на спаде, когда единственное, что остается, – только продолжать уходить вниз. Наоборот, нужно заскочить на волну на подъеме, чтобы вместе с графиком пойти вверх. Потому что если кривая растет сейчас, то она поднимется еще выше. Еще не время ей останавливаться.
Оказалось, что Ынсан через сообщества инвесторов каждый день изучала тенденции в области криптовалют. К тому же она рассказала, что следит за развитием смежных технологий, регулярно через переводчик читая посты Виталика Бутерина. Тот считал, что эфириум станет таким же ценным, как и биткоин, а может, и превзойдет его. Я молчала, и она, мельком взглянув на меня, подняла руку и поманила ладонью, в такт покачивая головой, будто приглашала к приватному разговору:
– Заходи. Пока не слишком поздно.
Из-за того, что Ынсан сказала «заходи», у меня возникло ощущение, что я стою у входа в какое-то таинственное место, будто собираюсь перейти из мира хаоса в мир полетов на высоте. И вот я ошарашенно стояла, без особой уверенности заглядывая внутрь.
– Попробуй, Дахэ, – продолжала Ынсан. – Я собираюсь погасить свой кредит.
Она запустила банковское приложение на телефоне. Показала мне свою сберегательную книжку. Накануне она перевела на нее с кошелька с эфириумом 15 миллионов вон. Она перешла в меню и наконец нажала на кнопку погашения всей суммы. Перевела на кредитный счет 14 миллионов вон. На экране высветилось сообщение: «Кредит полностью погашен».
– Смотри, теперь у меня нет долгов, – сказала она, а потом спросила: – Разве у тебя не осталось студенческих кредитов?
Конечно остались. Ынсан, похоже, брала кредит только на оплату обучения, а вот я за все четыре года брала кредиты и на проживание, поэтому мне необходимо было погасить гораздо большую сумму.
– Давай, заходи тоже. По правде говоря, это ведь все, что нам остается.
Я задумалась и погрузилась в молчание, и в это время Ынсан спросила, помню ли я мультфильм[15] про путешествия во времени, который показывали по телевизору, когда мы были совсем маленькими.
– Там еще был чайник в странных солнцезащитных очках?
Конечно, я помнила. В этом мультике был чайник по имени Тондэкэман, созданный гениальным врачом из прошлого. Когда он произносил рифмованное заклинание, в воздухе появлялся туннелеобразный портал, через который главные герои проходили в другую эпоху. Ынсан попросила меня вспомнить, где и как открывался этот портал в другое измерение.
– Он появляется из ниоткуда там, где ты совсем не ожидаешь, – сказала она, указывая на график эфириума на экране айпада, и добавила, что здесь все точно так же. Портал, открывшийся в неожиданном месте, не останется там надолго. Со странными и непонятными звуками, пульсируя синим светом и неприятными вибрациями, открывается туннель из одного мира в другой. После того как в него проходит несколь ко человек, круглый вход постепенно начинает сужаться и вскоре закрывается, словно его сшивают. Если не войти сразу, когда портал открыт, вы упустите свой шанс.
– Я думаю, для таких, как мы, это единственная случайная возможность.
«Для таких, как мы» – эхом звучало в моей голове.
Ынсан, Джисони и я смогли быстро подружиться именно потому, что считали друг друга людьми одного круга. Одна из вещей, которую я поняла за последнее время, заключалась в том, что, даже если вы работаете в одной компании и получаете похожую зарплату, это вовсе не значит, что вы живете в одном мире. Вас все равно будут разделять прозрачная стена и невидимая лестница. Вы не сможете говорить только о работе. В метро по дороге на работу, на прогулке перед обедом или ужином, во время еды, у лифта, в холле, на корпоративах и в автобусе по пути туда… Нам, хочешь не хочешь, приходилось делиться друг с другом личными историями. Я ловила каждое слово в разговорах проходящих мимо людей, разбирала их в своей голове, пыталась найти в них место для себя. Я делала это не намеренно, непроизвольно. В повседневных разговорах мелькала информация о том, кто в каком районе учился, как они добираются до работы, чем занимаются на выходных, где бывают на праздниках, кем работают их родители. Жители Каннама, выпускники зарубежных вузов, дочери профессоров, сыновья врачей. Узнав об этом, я сразу чувствовала себя до странного маленькой. Еще до того, как я успевала почувствовать зависть и ревность, эти избитые и неловкие чувства, мои внутренности начинали сжиматься. Мне это не нравилось, но я ничего не могла с собой поделать. Чувства не поддавались контролю. Пусть мы и работаем в одной компании и получаем одинаковую зарплату, и внешне может показаться, что все находятся в одинаковых условиях, – мы разные. Мы живем и будем жить в разных мирах. Я внезапно начинала чувствовать, как отдаляюсь от окружающих. Разумеется, люди рассказывают такие истории без злого умысла. Они просто говорят о своей рутине. У них и мыслей не было о том, чтобы заставить меня почувствовать себя такой незначительной. Вряд ли кто-то может представить, что подобные разговоры могут ущемить кого-то. Люди не оценивают других по месту их жительства, профессии родителей или финансовому состоянию. А если бы кто-то и оценивал, в наше время это посчитали бы некультурным и даже вульгарным. Они видят в человеке только самого человека. Но я так не умею. Даже понимая, насколько это плохо, я ловила каждое их слово, прочерчивала между нами линию, ставила себя ниже, увеличивая эту дистанцию.
Ну да, поэтому у них всегда такие довольные лица, хоть они и работают в компании с низкими зарплатами. Они работают в удовольствие и даже переработки приносят им удовлетворение, они полны энтузиазма. Даже работая здесь и получая небольшую зарплату, они все равно получат дом и машину в подарок на свадьбу от родителей. Или не получат, но родственники частично помогут им с оплатой. Наверное, им очень спокойно живется… ну правда… им не о чем тревожиться… вот бы и я могла так жить… я бы тоже была спокойна… они, наверное, и не догадываются, что я такая мелочная. Может, я даже нравлюсь им… Когда я задумывалась об этом, то начинала завидовать не тому, что эти люди выросли в богатых семьях, а их способности видеть в человеке личность. Я же, наоборот, из-за своей мелочности не могла так легко проникнуться симпатией к человеку.
Но в общении с Ынсан и Джисони такого не бывало. Мы с самого первого дня почувствовали, что принадлежим к одному «классу», и поэтому часто собирались вместе, общались, укрепляя эту уверенность. Мы не говорили о том, имеют ли наши родители высшее образование, работают ли госслужащими, об их сфере деятельности и о том, могут ли они предоставить нам финансовую поддержку. Вместо этого мы делились тем, что у наших семей есть невыплаченные долги, что мы живем в дешевых районах и снимаем однушки площадью пять, шесть или девять пхен. Я спокойно могла симпатизировать этим людям. Когда мы собирались вместе, я редко чувствовала, что живу не очень хорошо. Наоборот, казалось, что у нас все в порядке и мы хорошо справляемся с учетом всех обстоятельств. Так было до сих пор.
Но прямо сейчас, стоя перед странным туннелем, который внезапно завис в воздухе, мерцая причудливым светом, Ынсан разорвала сковывающие ее цепи и шагнула внутрь. Она стояла на пороге и махала мне рукой, собираясь уйти в другой мир. Я бы тоже хотела войти туда, если бы могла. Мне хотелось сбросить тяжелые оковы, которые висели на ногах, и с легкостью пойти дальше. В этот момент перед глазами замерцала… замерцала… замерцала уютная спальня на мансарде.
После встречи с Ынсан я позвонила агенту по недвижимости.
– Как только ремонт закончится, я перееду в тот дом, который смотрела в прошлый раз. Сейчас переведу вам депозит.
Я открыла банковское приложение и внесла залог. Положив трубку, я сразу же скачала «БитGO», который мне показала сестра. Пока приложение скачивалось, еще раз проверила свой банковский счет. Мой вклад закрылся на прошлой неделе из-за истекшего срока, и деньги автоматически перевелись на сберегательный счет.
Подумав еще два дня, я купила эфириум на 3 миллиона вон.
Часть 2
До луны
5 мая 2017 г.
1ETH теперь стоит 149 980 вон. Точка, в которой я беспокоилась, что это конец J-кривой, стала ее началом, и теперь кривая только росла. Мои криптовалютные активы за ночь выросли с 3 миллионов до 4 миллионов вон. Я даже начинала жалеть, что вложила всего три миллиона. После закрытия вклада у меня еще оставались деньги. Я купила эфириум еще на 4 миллиона вон.
19 мая 2017 г.
1ETH стоит 164 850 вон. Мои криптовалютные активы составляют 8,89 миллионов вон.
Я сошла с ума. Мне казалось, что именно так я буду говорить, испытав горечь рискованных инвестиций. Я ожидала, что скажу эти слова, когда потеряю все деньги и начну раскаиваться в содеянном, будто очнувшись от проклятия. Поэтому я и не смогла «поставить все», как советовала сделать Ынсан. Но в реальности все оказалось совершенно иначе. Теперь я вкладывала в эти слова совсем другой смысл.
Я сошла с ума, надо было купить больше. Мне сразу надо было пойти ва-банк. Нужно было вложить все свои деньги. Почему я не сделала этого? Почему была такой робкой? По ночам я плохо спала. Был всего один способ расправиться с сожалениями: я сняла со вкладов все оставшиеся деньги, взяла наличные, оставив только прожиточный минимум, и снова купила криптовалюту.
21 мая 2017 г.
1ETH стоит 204 300 вон. Мои криптовалютные активы составляют 19,69 миллионов вон. Как бы странно ни звучало, чем больше становилась прибыль, тем счастливее и вместе с тем злее я себя чувствовала. Я злилась на себя и негодовала из-за того, что была недостаточно смелой. Теперь, когда денег не осталось, мне было обидно, что я не начала покупать крипту раньше. Когда 1ETH стоил 100 тысяч вон, если бы я потратила 30 миллионов, то сейчас бы уже имела 60 миллионов, а если бы вложила миллиард, то имела бы два миллиарда – я часто задумывалась о подобных глупостях. Моя прибыль росла, но я не могла думать о прибыли. Лишь о том, что если бы у меня изначально было больше денег, то и заработала бы я больше.