The reason you loved me before Малыш, пожалуйста, вспомни меня еще раз Baby, please remember me once more
Когда ты в последний раз думал обо мне? When was the last time you thought of me? Или ты полностью стер меня из своей памяти? Or have you completely erased me from your memory? Я часто думаю о том, где я ошиблась I often think about where I went wrong Чем больше я делаю, тем меньше я знаю The more I do, the less I know
Но я знаю, что у меня непостоянное сердце и горечь But I know I have a fickle heart and a bitterness И блуждающий взгляд, и тяжесть в голове And a wandering eye, and heaviness in my head
Но разве ты не помнишь? But don't you remember? Разве ты не помнишь? Don't you remember? Причину, по которой ты любил меня раньше The reason you loved me before Малыш, пожалуйста, вспомни меня еще раз Baby, please remember me once more
И я ставлю эту песню, так созвучную с моими рваными мыслями, на повтор ещё, и ещё, и ещё…
До бесконечности.
Пока чарующая музыка и волшебный сильный голос певицы не заполняют собой каждую мою клеточку, вытесняя образовавшуюся внутри усталую пустоту.
***
Завезя перед этим Гошу, наконец приезжаем с отцом домой. Время уже позднее, но мама, по своему обыкновению, на кухне. Весь первый этаж пропитан ароматом только что приготовленной ачмы. Мать верна себе и спускает накопленное раздражение в замешиваемое тесто. Она показывается в дверях, смотрит на нас с отцом пару секунд и, поджав губы, возвращается на кухню.
- Мам, привет! – кричу ей в спину, скидывая кроссовки, и намереваясь пойти за ней, но меня тормозит отец.
- Давай я сам? Ты же спать уже хотела?
- Да, я лучше пойду, - соглашаюсь с ним.
Пока поднимаюсь вверх по лестнице, слышу, как папа нарочито бодро говорит:
- Нин, смотри, что я тебе купил? Ну что ты?
Мать что-то тихо ворчит в ответ, не разобрать. Впрочем, мне и не сильно хочется слушать очередной раунд их бесконечной, продолжающейся годы ссоры.
Но слушать приходится…
Их спальня через стенку от моей, и, выйдя из душа и устроившись под одеялом, я оказываюсь будто на премьере аудио спектакля под названием «семейные разборки перед сном». Возможно, начали родители тише, но сейчас уже даже не пытаются сдерживаться, вываливая друг на друга тонны грязи и претензий на повышенных тонах. В том числе интимные подробности…
Боже…
Я бы предпочла остаться без этой информации!
Беззвучно стону, накрываясь подушкой. Раздумываю, стоит ли стучать в стену, чтобы вели себя потише, но не решаюсь напомнить о своём присутствии в их доме и заставлять мучительно краснеть. Я в родительском доме чуть больше недели, но стойкое ощущение, будто я здесь уже год.
Очень тяжелый, выматывающий год…
Как я выдержу целый месяц? Может, уехать…
Мысль проносится в голове, не успевая четко оформиться, потому как её спугивает треньканье входящей смс. Нащупываю телефон на прикроватной тумбочке. Хмурясь от яркого света дисплея, смотрю, что там…
И жаркая тягучая волна мгновенно прокатывается по телу, как только я понимаю, кто это.
«Спишь?» - высвечивается сообщение с так и не записанного номера на экране.
Кусаю губы, смотря на эти простые пять букв. Раздумываю отвечать или нет.
Отвечать?
Медлю…
И подскакиваю на кровати от внезапно прилетевшего камешка в окно. Чёрт, он серьёзно? Может, мне показалось? Но второй камешек, ударившийся о задребезжавшее стекло, доказывает, что это не игра моего воображения, а вполне себе реальность.
«Разобьешь!» - отправляю вроде как гневное смс, а сама уже иду к окошку, чувствуя, как губы сами собой разъезжаются в непозволительно взволнованной улыбке.
«Выходи. Жду.» - прилетает в ответ.
Распахиваю окно и выглядываю на улицу. Сердце заходится в каком-то бешеном ритме, когда взгляд мгновенно находит Лёвку, стоящего посреди нашего двора. Руки спрятаны в карманах темных джинсов, ноги широко расставлены, рукава свитера закатаны по локоть, голова задрана вверх ко мне. Криво улыбается, собрав морщинки на лбу гармошкой и с требовательным ожиданием смотря на меня. Зависаю, его разглядывая. В этом лунном свете он будто ненастоящий и…красивый такой.
Думаю лишь пару секунд, спускаться или нет. Потому что не о чем тут думать. Внутри уже давно готов ответ.
- Сейчас, - шепчу одними губами и, прикрыв окно, начинаю торопливо одеваться.
28. Гулико
- Привет, - чиркаю зиппером на молнии ветровки до самого горла. Нервничаю. Мне неловко.
И Лёвка даже не пытается меня избавить от этих будоражащих эмоций. Вместо ответа сканирует меня с ног до головы оценивающим взглядом, который, после беглого осмотра, останавливается четко на моих губах. Даже не глазах. Видимо, их выражение ему менее интересно.
- Пойдём? - коротко мотает головой в сторону калитки, пряча руки в передних карманах джинсов.
- Куда? - тоже убираю ладони в карманы ветровки, а подбородок скрываю в высоком вороте курточки.
- Не знаю, прокатимся...- неопределенно пожимает Лёва плечами, так и пялясь на мой рот, что просто невероятно нервирует.
Губы жарко покалывает, их тут же хочется облизать и приходится контролировать себя, чтобы этого не делать.
- Ты на машине? - немного удивляюсь.
- Да.
Молча идем за ворота моего двора. Вокруг такая ночь! Луна полная, огромная и отливает красным, звезды рассыпались плотным мерцающим полотном, сверчки заливисто трещат, в носу щекочет от пьянящего аромата цветущих миндаля, сирени и чего- еще неуловимого, пьянящего, ночного. Воздух, поначалу показавшийся зябким, обволакивает как мягкая теплая вода.
Расстёгиваю ветровку, забираясь на переднее пассажирское Лёвиного аутлендера. Непроизвольно потираю локоть, за который он меня придержал, чтобы помочь сесть. Перехватываю его взгляд. Всего мгновение, и он разрывает зрительный контакт. Хлопает моей дверью, закрывая её, и огибает капот, чтобы занять место водителя.
Зажимаю повлажневшие ладони между ног. Не сдержавшись, всё-таки облизываю губы, когда он закрывает дверь со своей стороны, словно отрезая нас от остального мира. В салоне воцаряется густая тишина с простреливающими разрядами в двести двадцать вольт. Лёвка трогается с места, плавно выворачивая руль одной рукой.
- Может, музыку? – предлагаю неуверенно. Шум собственного сердцебиения напрягает.
Лёва кидает в мою сторону быстрый взгляд, чуть улыбнувшись.
- Какую хочешь? - уточняет.
- Не знаю.
- Может, не надо тогда?
Пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. Чувствую левой половиной лица, как то и дело смотрит на меня. Воздух в салоне всё прогревается. Плотнеет. Ещё чуть- чуть, и я не смогу его вдохнуть и буду только пытаться захватить ртом.
Мы вообще не говорим, но нам всегда был совсем необязательно разговаривать.
То, что происходит сейчас между нами на невербальном уровне слишком ощутимо и однозначно. И это не надо никак пояснять.
Если бы я была против, я бы не вышла ночью к нему - мы оба это знаем. Если бы я была против - я бы хотя бы предложила посидеть на лавочке у моего дома, а не села без лишних разговоров в его машину. Если бы я...
Я только не понимаю, почему мы выезжаем из поселка, а не сразу едем к нему.
- Куда мы? - спрашиваю хриплым, подводящим голосом.
Взгляд падает на Лёвкину руку на рычаге передач. Зачарованно рассматриваю его длинные пальцы с овальными, ухоженными ногтями, выступающий узор вен на внешней стороне ладони, бледную полосочку от недавно снятого обручального кольца...
- Есть пожелания? - выгибает светлую бровь и снова полосует моё лицо обжигающим взглядом.
- Нет...- качаю головой.
- Тогда на качели на смотровой, тысячу лет там не был.
- Над обрывом качели? - фыркаю, улыбнувшись. Слишком уж неожиданный ответ, - Ночью страшно на них.
- В этом и суть, разве нет? - нахально подмигивает Лёвка.
Смеюсь, чувствуя, как нити опутавшего напряжения ослабевают и дают глубоко, сладко вдохнуть. Лёва точно взрослел всё это время? Кажется, что нет. И я, похоже, такая же становлюсь рядом с ним.
29. Гулико
На смотровой площадке кромешная тьма. Лишь красная луна и крупные звезды светят в небе, а в долине, видной как на ладони, расстилается ковер из мерцающих огней поселка - горящих окон и фонарей. Светящиеся точки сверху - светящиеся точки снизу, словно отражение в воде, и мы будто застреваем посередине этих двух миров в черной полосе, заканчивающейся обрывом.
Выпрыгиваю из машины первой.
Гравий шуршит под ногами, под распахнутую ветровку сразу пробирается зябкий ветерок, и я снова вжикаю молнией до упора. Обняв себя руками, иду к краю площадки, чтобы посмотреть вниз. Там чернота, от которой кружится голова. Мне не нужно догадываться - я точно знаю, что тут чертовски высоко. Но так красиво. Огни в долине как с открытки. С трудом угадываю очертания словно игрушечных домов, черные силуэты горной гряды по краям, и огромный звездный купол над головой. Захватывает дух.
Лёва выключает дальний свет, оставляя только габаритные огни. Спрыгивает за мной на землю, хлопает водительской дверью.
Не оборачиваюсь, прислушиваясь к его шагам, которые обрываются где-то за моей спиной. Слышу, как шуршит ветровкой, затем чиркает зажигалка, и в воздухе плывет сигаретный дым.
Помедлив, всё-таки оглядываюсь на Лёву. Присел на капот, наблюдает за мной.
- Красиво, - едва заметно кивает в сторону открывающегося вида.
- Да, очень. Завораживает, - тихо соглашаюсь.
Делаю несколько шагов в Лёвкину сторону, но передумываю подходить к нему - слишком уж с явным ожиданием он на меня смотрит, и сворачиваю к подвесным качелям в конце смотровой площадки.
Мы же ради них здесь, да?
Чтобы сесть на качели, приходится подойти к самому краю обрыва. И хоть я знаю, что здесь склон гораздо более покатый, но в темноте это плохо видно, и внутри всё сжимается инстинктивным страхом перед высотой и опасностью. Внутренности будто подскакивают к горлу. Сажусь на гладкую деревянную доску, вцепляюсь повлажневшими ладонями в канаты по обе стороны. Спинки здесь нет – приходится ловить равновесие.