– Ходит, готовит, стирает, а сама уже в завещании на квартиру стоит первой в очереди, – чернобородый разлил чай по пиалам, сгрёб кости в ладонь, а затем сделал ход: выпал дубль из двух шестёрок.
– Свою она вряд ли купит на зарплату официантки, а муж её будущий вообще будет десять лет со своим бизнесом прогорать. Зато они удочерят двух девочек, которые будут жить в отдельной комнате. А у этой старушки никого, кроме дальних родственников, – белобородый снова бросил кости и сделал новый ход.
– Так‑то оно так, – чернобородый отпил из пиалы, обжег нёбо и причмокнул от удовольствия, – да вот только удочерит она их ради пособия и материнского капитала.
– Поначалу да – чтобы помочь мужу с бизнесом. Но она так полюбит этих детей, что потом будет уделять им всё своё время и вырастит нормальных, здоровых людей. Одна станет хорошим врачом… – белобородый подул на чай, но не решился сделать глоток.
– А вторая будет заниматься экономическими махинациями, – блеснула искра в глазах чернобородого. Он снова взял кости в руки и подул на них на удачу.
– Вань, вот чего они сюда вечно ходят? – спросила Даша, подойдя к бармену. – У нас тут такое приличное заведение. Люди делают выручку, оставляют чаевые, а эти… – она посмотрела в сторону стариков. – Никакой пользы. Занимают стол на весь вечер, пьют только чай и пялятся на доску. А мне деньги нужны… У меня один холодильник на двоих.
– Так может, пора перестать ту бабку подкармливать? – спросил Ваня, делая сет разноцветных шотов.
– Не могу… Как представлю, что если бы на её месте была я и никто б на меня внимания не обращал, аж дурно становится. Ох… – вздохнула Даша, – зовут. Наверное, кипятка подлить надо, – поморщилась она, глядя на стариков.
– Пролей одному из них на ляжку – сразу перехотят возвращаться. Я всегда так делаю.
– Нет, ты что! Меня потом уволят. Да и не могу я так, хотя… – призадумалась она, глядя на нелюбимых гостей. – Ладно, я пошла.
Даша поправила волосы и поспешила к столу, где старики очень азартно что‑то обсуждали.
– Она не просто махинациями заниматься будет. Она выведет на чистую воду серьёзных взяточников, – продолжал белобородый. Посмотрев на доску и заметив явное превосходство над соперником, он радостно потёр ладони.
– И о себе, разумеется, не забудет, – тут же поправил его соперник и передал Даше чайник, чтобы та налила кипятка.
– Может, закажете что‑то к чаю? У нас очень вкусные десерты.
– Нет, спасибо, мы дома поели, – улыбнулся ей белобородый старик. – Не переживайте за нас.
В этот момент чернобородый незаметно скинул на пол крупную купюру.
– Больно надо ещё переживать, – фыркнула себе под нос Даша, отвернувшись.
– Мы её бесим. Она хотела бы, чтобы нам запретили сюда приходить, – чернобородый несколько раз перелил чай из пиалы в чайник и обратно, чтобы тот быстрей заварился. – Чувствую ненависть в её сердце.
– Не обольщайся. Это не ненависть – обычное раздражение. Ты ходить будешь? Я уже почти все фишки в дом загнал.
– Да, буду, – чернобородый кинул кости, и они закрутились волчком на доске.
Наконец он заметил, как Дашин взгляд упал на купюру на полу. Он украдкой наблюдал за ней, пока белобородый неотрывно следил за крутящимися кубиками.
– Кажется, один из них деньги обронил, – сказала официантка бармену.
– Вот тебе и чаевые, – кивнул тот.
Даша взяла поднос и пошла с ним мимо столика стариков. Как бы случайно уронив вилку, она нагнулась и схватилась и за столовый прибор, и за купюру.
– Чего они всё крутятся? – спросил белобородый.
– Никак не определятся, – облизнулся соперник, отвлёкшись от наблюдения.
– Это вы уронили? – донеслось до его ушей.
– Что? – обернулся он на звук голоса.
– Деньги, говорю, ваши? – Даша протянула ему купюру.
– Да, точно, мои, – он начал судорожно проверять кошелёк. – Спасибо.
– Жульничаешь? – улыбнулся белобородый. В этот самый момент кости встали на ребро. Обе. Одновременно.
– Просто проверяю тебя, – чернобородый запихнул кошелёк в карман.
– Научись уже играть честно.
– Ладно-ладно. Кто бы говорил. Всё равно ведь ты решаешь, как будет в итоге, и неважно, кто выиграет.
– Знаешь, иногда я действительно сомневаюсь и не против доверить дело игре, когда человек сам не хочет определяться, на чьей он стороне. Почему я должен решать за них, если дал им право выбора? Вопрос риторический, – подытожил он и помахал Даше.
– Вас можно рассчитать? – спросила Даша, подойдя к столику.
– Да, спасибо.
Через минуту она принесла счёт и две мятные конфетки.
– Смотри, какая странная наценка в цифрах, – пригляделся чернобородый.
– Да… Вроде копейки, а не-при-ят-нень-ко. Эх, а я так рассчитывал на верный путь, – махнул рукой белобородый и сделал последний ход. – Всё, я выиграл.
– Один – ноль, – озвучил счёт чернобородый. – Давай ещё раз.
– Нет, на сегодня хватит. Пусть ещё поживет, подумает над своим поведением. Может, в голову что клюнет.
– Ну как скажешь.
Оба встали со своих мест и сложили нарды. В этот самый момент послышался голос одной из официанток:
– Вызовите скорую! Человеку плохо!
– Точно не хочешь, чтобы я забрал себе эту душу? – спросил чернобородый, глядя на поднявшуюся суету.
– Я же выиграл – причём честно. Думаю, что мы можем вернуться к этой игре через несколько лет. Тогда и возьмёшь реванш. А пока небольшая сердечная встряска пойдёт этому человеку только на пользу.
– Согласен.
Когда они выходили из кафе, до них донесся голос Даши, которая обращалась к другим посетителям:
– Извините, придётся немного подождать заказ. Нашему бармену стало плохо, мы уже вызвали сменщика. Он будет здесь через десять минут.
Пенальти
Виктор Сергеевич уже месяц как забыл, что такое нормальный сон. Каждую ночь он просыпался в холодном поту, слыша доносившиеся из пустоты голоса. Дома, кроме него, жены и кота Артёма, других живых существ не водилось.
Виктор Сергеевич хотел бы грешить на соседей, но он обитал в угловой квартире над паспортным столом. За двумя стенами находилось старое кладбище, а за третьей жила старушка, которая в данный момент работала вахтовым методом на своих шести сотках за кирпичным заводом. Сверху снимали квартиру два глухонемых брата, а потому, следуя логике, никто не мог посреди ночи истошно кричать «офсайд», «рука» и «симулянт».
К слову, кроме Виктора Сергеевича, никто этих криков не слышал. Очередной ночью жена спала, как древний микроорганизм в ледниках, дожидаясь коварного утра понедельника, чтобы восстать и начать всё разрушать в гневе. Кот вообще не выходил из анабиоза, пока в миске было пусто, и только Виктор Сергеевич отчетливо слышал: «Пенальти! Я тебе говорю, пенальти!»
Терпеть было уже невозможно, на работе и так грозились уволить за постоянный храп во время презентаций для заказчиков. Виктор Сергеевич решил положить конец этому безобразию. Ровно в полночь он услышал очередное «От тебя ушло!» и вскочил с кровати. Методом прослушивания через гранёный стакан он исключил стены, пол и потолок, затем оделся и вышел на улицу.
Ночь была тихой. Ни одно окно не светилось голубым светом телевизора, а выпивох и хулиганов на улице, где жил Виктор Сергеевич, отродясь не водилось.
Обойдя дом, он посмотрел на железный забор старого кладбища, тяжело вздохнул и, просочившись через дырку в ограждении, побрёл вглубь погоста. Редкие фонари выхватывали из темноты взгляды с ветхих надгробий, как бы наблюдающие за Виктором Сергеевичем, который шёл на звуки, засунув руки в карманы.
Когда кладбище закончилось, мужчина снова вылез через дыру в заборе и оказался на старом, давно поросшем бурьяном заводском стадионе. Звуки исходили отсюда. Виктор Сергеевич слышал стук мяча по земле, чувствовал запах пота. Пару раз его даже кто‑то толкнул и больно наступил на ногу шипованным ботинком – но поле оставалось безлюдным.
«Чертовщина какая‑то», – испуганно подумал Виктор Сергеевич и, перекрестившись, собрался было бежать, как вдруг что‑то прилетело ему в голову. В глазах потемнело.
Очнувшись, Виктор Сергеевич увидел поле по-новому. Теперь тут велась самая настоящая футбольная битва. По выкошенному газону бегало две команды. Правда, спортсмены были какие‑то неспортивные: полупрозрачные и полуразложившиеся.
– Ну наконец‑то избранный! – крикнул кто‑то, и игра прекратилась.
Футболисты окружили Виктора Сергеевича и начали голосить вразнобой:
– Они жульничают!
– Нет, это у них одни симулянты!
– Да что тут происходит? – не выдержал Виктор Сергеевич.
– Беспредел происходит! – взял слово одноногий капитан одной из команд. – Тридцать пять лет мы не можем завершить этот проклятый матч и упокоиться. Каждый раз всё заканчивается руганью. Иногда и начинается с неё же.
– Какой ещё матч? Кто вы?
– Мы – души участников спортивных команд. Команда в спецодежде – это заводские, а в брюках и рубашках – университетские. Кто из группы выйдет – будет играть в высшей райской лиге против команд преисподней. У нас не хватает принципиального судьи, который бы фиксировал все нарушения и не поддавался на подкуп. Есть Вера Ивановна, кадровик. Но она упёртая теннисистка и судит исключительно по этой логике. Дальше четвёртого гейма мы так с ней и не продвинулись.
– Хотите сказать, что я должен судить игру? – вытаращил глаза Виктор Сергеевич.
– Выбора нет, – грустно заметил капитан. – У вас клиническая смерть из-за прилёта мяча в голову. Извините, у меня полузащитник – бывший сверловщик. Он и при жизни попадал куда угодно, но только не по намеченному. Столько брака наделал в своё время. В общем, пока не отсудите оба тайма, будете между жизнью и смертью.
– Бред какой‑то. Ну… Раз нет выбора…
– Отлично! Вот, держите, – протянул призрак распятие.
– Это зачем?
– Вместо красной карточки. За серьёзное нарушение у нас полноценное удаление из реальности.