трудный путь к святому городу...
Тронутые почтением, купцы сменили гнев на милость.
Один из них заговорил на том путаном тюркском языке, каким начинают говорить люди, давно
покинувшие родину, привыкшие к странствиям.
- Видно, юноша идет издалека... Есть ли у него пристанище?
Усталое лицо, жалкий узелок, пастуший посох, порыжевшие сапоги... Всего этого не скроешь.
Расспрашивать молодого человека о его делах было бы нелепо. Вот он весь с головы до ног. . Еще один
батрак в святом городе.
28
Когда въехали в город, старший из купцов, представившийся Гусейном-ага из Азербайджана, сказал:
- Я отведу тебя к моему земляку. Али Акбар - добрый человек, грамотный. В Гандже, там, в
Азербайджане, он был одним из видных мусаватистов. Поживи у него в чайхане. Там спокойно.
Али Акбар оказался крепким, высоким человеком. Он то и дело покручивал огромные усы, которые,
вероятно, были его гордостью. В просторной черной кавказской рубашке, в чевах из белой кожи, хозяин
чайханы воплощал спокойствие и довольство собой.
Его тоже незачем было расспрашивать о делах и здоровье! Разве не видно...
Али Акбар пообещал пристроить юношу, который, как сообщил ему купец, бывал в Гандже. Название
родного городка возымело свое действие.
Когда Али Акбар сидел с нежданным гостем за чаем и расспрашивал о родных местах, Камил скромно
заметил:
- А я вас знаю... Вернее, слышал вашу фамилию в Гандже...
Хозяин чайханы подтянулся, разгладил усы и, с трудом скрывая радость, сказал:
- Значит, помнят. .
- Помнят. . Вы были во главе «Мусавата» в Гандже, как же забыть...
- Да, да... - проговорил Али Акбар и сразу же заметно подобрел: - Ты пей, ешь... Устал с дороги. - И
наконец спросил: - Как тебя зовут?
- Махмуд-бек...
- Ешь, Махмуд-бек. Если понравится, останешься у меня... Работа не тяжелая... Подумай. А сейчас
отдыхай...
...Странно, после длинной дороги он не мог долго заснуть. Встреча с чабаном, с азербайджанским
купцом, с Али Акбаром...
Каждая новая встреча - испытание... А сколько таких встреч впереди...
Муфтию докладывали о каждом новом эмигранте.
Садретдин-хан слушал, закрыв глазки. Казалось, он дремал.
Но сухонькая ладошка взлетала вверх, муфтий останавливал собеседника и задавал самые
неожиданные вопросы.
- Зачем он купил эту шапку?
Собеседник молчал.
- Видишь... Зачем ему теплая шапка? Может, он в горы уйдет?
Единственная в городе суннитская мечеть была маленькой, тихой. Муфтий жил во дворе. Богатые
покровители предлагали ему перебраться в хороший дом, но он отмахивался:
- Уже привык... Почти десять лет живу.
Он редко считал годы. Он думал, что задержится на чужбине на год, на два. Вот ведь как затянулось...
Однако никто не пытался сказать муфтию о напрасной трате времени, сил, денег. Муфтий готовился к
войне с Советами, он ждал своего часа.
Садретдин-хан очень боялся «большевистских шпионов». Каждый новый человек, особенно молодой,
тщательно проверялся, за ним следили. Десятки рекомендаций, десятки отзывов о «настоящем,
преданном делу ислама, человеке» по указанию муфтия контролировались. Ему уже давно доложили о
Махмуд-беке.
Махмуд-бек работал в чайхане неунывающего азербайджанца. Хозяин сидел рядом с самоварами,
такой же начищенный. В песнях он тосковал о родине, о большом городе Баку, о какой-то давней
любимой. Сейчас женщины его не интересовали. За тонкой стеной жили и ждали гостей восемь девушек.
Хозяин был строг. Он кормил только ту, которой удавалось завлечь богатого гостя.
Чайхана стояла на шумной улице. Полицейский заглядывал к азербайджанцу по пятницам. Неумело
прятал деньги в широкий карман и старался не смотреть на злополучную стенку, за которой повизгивали
веселые создания. Полицейский был честным мусульманином. В этот день ходил на большую молитву. К
тому же он частенько вспоминал о строгих указах правительства. Но проклятые деньги... Их
азербайджанец вручал честно и вовремя. Кстати, женские голоса раздавались за перегородками и в
другие безобидных учреждениях. Таков мир... Он состоит из грехов и молитв...
Выпив чаю, полицейский уходил.
На ту, вторую, половину Махмуд-бека не пускали.
- Молод еще, - говорил, подмигивая, хозяин.
Там орудовал обрюзгший, молчаливый эмигрант из Ганджи. Он, наверное, приходился дальним
родственником хозяину. Махмуд-бек часто чувствовал на себе тяжелый, испытующий взгляд.
Время от времени Махмуд-бек замечал, что в его вещах рылись. Конечно, азербайджанец делал эти
проверки не по своей инициативе.
Шесть месяцев прожил Махмуд-бек в чайхане Али Акбара. В который раз рассказывал он о знакомых
мусаватистах. Даже о вахтере из институтского общежития. Али Акбар довольно щурился и напевал:
- Живет родной Баку... Живет родной Баку...
Он любил слушать стихи, хотя плохо в них разбирался. Ему нравились «складные» фразы.
- Вай, как люди умудряются! Какая нужна, дорогой, голова?
Однажды в чайхану не зашел, а ворвался туркменский курбаши Маджид-бек. Лицо у него пылало.
Казалось, кровь вот-вот брызнет сквозь толстую кожу.
29
Али Акбар угодливо склонился перед знатным гостем и еле заметно кивнул на стенку. Маджид-бек не
обратил внимания на приглашение и, показав пальцем на Махмуд-бека, громко, чтобы слышали все
присутствующие, произнес:
- Этот молодой, образованный человек не должен работать на тебя.
- Конечно, конечно, - не понимая, в чем дело, согласился на всякий случай Али Акбар.
Хозяин побаивался вооруженных головорезов. Вон какие плечи у этого молодца!
Маджид-бек подошел к Махмуд-беку, который протирал грязной тряпкой поднос.
- Тебя приглашает к себе муфтий Садретдин-хан.
- Но я не знаю этого уважаемого человека, - скромно ответил Махмуд-бек.
- Он тебя знает. . - успокоил Маджид-бек.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
В жизни я встречал людей самых различных национальностей. С ними дружил, вместе учился,
работал. Я еще в детстве понял, что такое дружба. Без нее, вероятно, нельзя жить.
Все, кто рвался к власти, кто хотел удержать господство и богатство, в первую очередь пытались
поссорить людей, сыграть на их национальных чувствах.
Я помню Баку двадцатых годов. Лицом к лицу пришлось столкнуться с мусаватистами.
«Мусават» - контрреволюционная буржуазно-помещичья националистическая партия родилась в
Азербайджане в 1912 году. В период Великой Октябрьской социалистической революции, иностранной
военной интервенции и гражданской войны являлась одной из главных контрреволюционных сил в
Азербайджане. Опираясь на поддержку турецких, а затем английских интервёнтов, находилась у власти в
Азербайджане с июня 1918 по апрель 1920 года.
Я был знаком с их программой. Мало чем отличалась она от программы узбекских буржуазных
националистов. Даже того «литературного кружка», где шли разговоры о спасении культуры, языка и
родины от большевиков, иноверцев.
В святом городе я убедился, что муфтий Садретдин-хан был дружен с бывшими мусаватистами.
Они нашли общий язык...
В Азербайджане шла своя жизнь.
...Совсем недавно мне довелось быть в гостях у старого друга, председателя узбекского колхоза.
В этот колхоз приехала группа азербайджанских хлопкоробов. Прославленные люди с орденами на
груди внимательно, как школьники, слушали выступление моего друга о новом сорте хлопчатника.
Потом выступал главный агроном колхоза. В годы Великой Отечественной войны он, украинский
школьник, попал в Узбекистан, рос и учился. Незнакомые люди заменили родителей.
Он пел по вечерам украинские песни. А сейчас на узбекском языке строго, серьезно говорил о
перспективах нового сорта хлопчатника.
Это было то, чего боялись муфтий Садретдин-хан и мусаватисты...
СВЯТОЙ ГОРОД
Когда-то шейх Файз Мухаммед-хан, афганец по происхождению, выходец из Индии, пожертвовал свое
состояние на строительство суннитской мечети в этом святом городе.
Имя шейха как благородного и щедрого человека ежедневно упоминалось муфтием Садретдин-ханом,
ставилось примером верного служения аллаху, обрастало легендами.
В небольшой мечети звучали не только молитвы. Муфтий, он же имам, настоятель мечети, вел здесь
деловые переговоры, встречался и с верующими, и просто с нужными людьми.
Разумеется, каждое дело начиналось с молитвы. И чем значительнее встреча, тем торопливее
звучали святые слова: муфтию хотелось как можно быстрее приступить к настоящему делу.
Мечеть в последние годы стала пристанищем для эмигрантов-суннитов. Здесь молились также
мусульмане из английского консульства, купцы, правоверные, странствующие в поисках лучшей доли.
Эти последние были особо уважаемыми гостями муфтия. Он не верил газетам, а новости,
подкрепленные клятвой мусульманина, внушали доверие. Муфтий знал, что и где творится.
Ему, посвятившему жизнь борьбе за создание мусульманского государства Великого Турана, нужно
было знать все и обо всех.
Сегодня, в пятницу, Маджид-бек приведет нового эмигранта, молодого образованного человека.
Пятница - особый день. В мечети много верующих. Пусть этот парень сразу увидит, какая сила
окружает муфтия Садретдин-хана.