До особого распоряжения — страница 45 из 97

- Связные будут, - заверил Махмуд-бек.

- За это время, - продолжал майор Штерн, - наши самолеты доставят к границе легкие танкетки,

орудия и пулеметы. На место прибудут инструкторы. О готовности отрядов я вас прошу доложить через

пятнадцать дней.

- Хорошо, господин майор.

- Вам предстоит сделать следующее: необходимо послать несколько агентов в Индию. Нас интересует

положение англичан. Агентов будет инструктировать капитан Дейнц.

- Хорошо.

- И еще одна просьба, - вежливо заключил майор. - Вам известно, что в одной восточной стране стоят

советские гарнизоны?

- Известно.

- Кто служит в армии?

- Есть и узбеки.

- Вы великолепно осведомлены, господин Махмуд-бек! Вот там-то и должен находиться ваш человек.

- Мы думали об этом.

- Можете предложить кандидатуру?

- Аннакулы Курбансаидов. Туркмен. Сорок два года. Бывший советский работник. Бежал от суда.

Знает русский язык, - сообщил Махмуд-бек.

- Я с ним должен встретиться. Но больше с вашими людьми и с вами не стану встречаться. Не стоит

рисковать. Навещайте дом Берка.

- Хорошо, господин майор.

В эту ночь они решили послать агента к советской границе. Махмуд-бек предложил преданного,

опытного человека Салима, который уже успешно выполнял серьезные задания. Майор, оказывается,

слышал об этом человеке от своих японских друзей.

Аннакулы Курбансаидов появился у муфтия Садретдин-хана несколько лет назад, еще в святом

городе. Тогда муфтий не собирался трогаться в далекий Кашгар и деятельно руководил эмигрантами.

Аннакулы очень быстро, через полгода после бегства из Советской Туркмении, спустил свои деньги. Он

радовался встрече с муфтием, заискивающе смотрел в глаза святому человеку. Сейчас Курбансаидов

влачил жалкое существование, ходил по гостям, чтобы подкрепиться куском лепешки.

Для встречи с майором Штерном Курбансаидов приоделся, подтянулся, почувствовав себя нужным

человеком. Он понравился немецкому разведчику. Майор Штерн пообещал ему высокий пост после

победы над большевиками и вручил пачку долларов. Добрая половина ассигнаций была отпечатана в

Берлине. Отвыкший от денег, погрязший в долгах и нищете, «служитель ислама» все ассигнации счел

настоящими. Он поклялся выполнить свой долг и отправился в опасную последнюю дорогу.

В Индию уходили три агента.

Капитан Дейнц придирчиво расспрашивал их о жизни, экзаменовал. Эмигранты не очень хорошо

разбирались в хитросплетениях политики европейцев на Востоке, но Махмуд-беку сравнительно легко

удалось вбить в затуманенные головы несколько истин: англичане заодно с русскими. Они - враги.

Самые верные друзья - немцы. Верным друзьям нужно знать положение англичан в Индии, количество

войск.

В выполнении задания должны помочь люди Махмуд-бека, находящиеся в Калькутте. Махмуд-бек дал

адреса дервишей и пароль.

Разговор происходил в присутствии капитана Дейнца и произвел на гитлеровца большое впечатление.

Далеко заползли туркестанцы. Осмотрительные люди.

Махмуд-бек представил, как к английским агентам заявятся нежданные гости с поручением от

«верного друга» великой Германии.

Самый старший, тридцатипятилетний купчишка, впервые встретившийся с иностранцем, неловко

крутил в толстых пальцах сигарету, которой его угостил капитан. Два молодых джигита, потерявшие на

чужбине и состояние, и отцов, были злы, готовы идти хоть на край света.

Ушли эти люди в Индию в скромной одежде паломников, каких много на дорогах Востока. Никто не

заметил их исчезновения. И никто никогда не вспомнит о них.

Назим не понимал всего, что происходит вокруг. Он знал только одно: ему желают добра. Юноша

повзрослел, вытянулся. Над губой легла черная полоска. Только плечи были узкими да слегка

ссутулилась спина. Всерьез Назим не работал. Аскарали не хотел привлекать внимания к способному

юноше. Местные ювелиры как с цепи сорвутся, затянут юношу в свои сверкающие лавчонки, тогда

исчезновение Назима может вызвать лишние разговоры.

Юноша был вроде мальчика на побегушках у Аскарали.

Салим уже несколько раз побывал в конторе оптового купца: присматривался к юноше, с которым

предстояло пройти нелегкий путь. С трудом скрывал радость. Ему было как-то не по себе в присутствии

Аскарали и Махмуд-бека. Он пытался как бы вознаградить их - рассказывал им веселые истории о

94

последних чудачествах муфтия Садретдин-хана. Аскарали и Махмуд-бек искренне смеялись. Но им-то

еще оставаться здесь.

Салим чувствовал, как накаляется обстановка в городе. Он заучивал имена курбаши, цифры,

показывающие подлинное количество воинов ислама, расположение становищ, эмигрантских аулов,

имена немецких разведчиков, военных специалистов - короткий, обстоятельный доклад в Центр.

- Не бросай парня, - сказал Аскарали. - Ему нужно во многом разобраться, многое понять.

- Он будет учиться.

- И ты будешь, - твердо сказал Аскарали.

- Мне уже под тридцать, - вздохнул Салим.

- Все равно. Кончится война - пойдешь учиться. Кстати, перстень возьми. Сберегите его.

- Может, оставите... На всякий случай!

- Нет. - Аскарали повертел перстень, в который раз посмотрел на верхушки тонких тополей.

Колышутся веточки под заходящими лучами солнца. Где-то далеко-далеко - снежные горы.

Махмуд-беку приснились золотые тополя. Но даже сон этот не дали досмотреть. Стучался сосед

Суэто-Ахмаджан. Ночной визит мог быть вызван исключительным событием.

- У меня гость, - сообщил Ахмаджан.

В комнате сидел местный чиновник. Ахмаджан не стал его представлять, а коротко сказал:

- Послушайте, господин Махмуд-бек.

Чиновник рассказал, что два часа назад состоялось первое заседание нового правительства

Туркестана. Заседание проходило на квартире Саида Мубошира. В числе присутствующих находился

толстоватый немецкий офицер в очках.

- Капитан Дейнц, - пояснил Суэто-Ахмаджан.

- Что бы это значило? - растерянно спросил Махмуд-бек.

- Ему нужно заплатить, - японец глазами показал на чиновника.

- Сейчас, сейчас, - заторопился Махмуд-бек.

Он не мог прийти в себя.

Когда чиновник, кланяясь, вышел из комнаты, Суэто зло сказал:

- Немцы путают все карты. Они слишком рано затеяли опасную игру. - Сдержанный Суэто выругался.

Приближался рассвет. Перед домом, надрываясь, выла собака.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Девятого мая, в Праздник Победы, людьми владеет и радость, и печаль. Пожилая женщина идет с

цветами, а в кулаке мнет платочек, мокрый от слез.

Знакомый фронтовик пожаловался мне, что утром дала о себе знать рана. Давным-давно

зарубцевалась. Вдруг через четверть века - острая боль.

Тревожат раны, и кинокадры, и звуки фронтовых песен, и даже бодрый походный марш.

Девятого мая к могилам солдат приходят тысячи людей.

У пионера между бровей появляется строгая морщинка. Рядом я слышу едва сдерживаемое глухое

рыдание. Кого на войне потеряла эта женщина?

Склоняет голову ветеран. По его медалям нетрудно определить боевой путь: Москва - Вена - Прага.

Сколько осталось на этом пути холмиков со скромными пятиконечными звездами...

Тогда, прощаясь с друзьями, солдаты не плакали.

Легкий звон орденов и медалей. Ветеран поднимает руку и неловко, по-мальчишески, кулаком

проводит по щекам.

Он замечает меня.

- Вот как получается, - смущенно говорит фронтовик. Взглянув на мой орден Красного Знамени, он

замечает: - Редко носишь, а зря.

Орден я получил пять лет назад: в связи с двадцатилетием победы над фашистской Германией.

- На каком пришлось, браток?

- Пришлось, - неопределенно отвечаю я.

Мы смотрим на ровный строй пионеров. Над ними у ограды поднимаются тополя. Утреннее солнце

осветило верхушки.

- Золотые тополя, - невольно говорю я.

- Какие? - удивляется фронтовик.

- Да так...

Он больше не стал задавать вопросов.

Здесь, возле солдатских могил, у каждого свои воспоминания.

СЧИТАННЫЕ МИНУТЫ

За подобным дастарханом эмигранты не сидели давно. От горячих лепешек, сдобных и слоеных, с

тмином, с кунжутным семенем, шел неповторимый запах, напоминая о далеких днях.

95

На блюдечках лежали куски халвы - ореховой, медовой; зульбия - из тонких слоев теста; занжибал - с

примесью кофе; парварда - во вкусе которой вместе с сахаром давал себя знать и перец. Матово

поблескивал нават - твердый комковый сахар, лежали в ярких бумажках чужеземные конфеты.

Чайники то и дело поднимались над дастарханом, чтобы через минуту тяжело, степенно опуститься

со свежим ароматным напитком на с трудом отыскиваемое свободное место, потому что уже появилась

еще одна тарелка с пирожками, с колечками казы - конской колбасы.

За дастарханом сидели члены только что сформированного правительства Туркестана. Премьер-

министр Саид Мубошир угощал своих верных друзей. Самый молодой член правительства - министр

просвещения Рустам Джумабаев разливал чай и, как приближенный к главе, к его дому, приглашал,

протягивая руку к дастархану:

- Пожалуйста, уважаемые, пожалуйста.

Пальцы мелькали над дастарханом. Сухие и скрюченные, толстые и жирные. Все они жадно, цепко