добрался до сердца.
Тухлы передернуло... Забил озноб.
- Кончай! Пошли! - хрипло проговорил Тухлы и торопливо вышел из дому. Он подставил лицо под
холодный дождь, прижался к стене. И, когда чьи-то крепкие пальцы сжали его руки, он даже не
шевельнулся. Тухлы тошнило... «Все!» - успел подумать он.
В дом проскочили несколько человек
«Всех взяли... Это точно...» - И Тухлы сполз вниз. Он не мог стоять. И очень хотел пить. Он ловил
дождевые капли, жадно глотал их.
Никогда, даже в пустыне, ему не хотелось так пить...
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
После Великого Октября на территории советской Средней Азии, а затем и за ее пределами стали
создаваться различные контрреволюционные организации. Многие из них бесславно завершили свое
существование сразу же после создания. Наиболее сильной была «Иттихад ва таракки».
В Туркестане эта пантюркистская организация была создана весной 1918 года по инициативе
прибывшего из Турции представителя Хайдаре Шауки. В 1926 году она получила название «Милли
истиклял» («Национальная независимость»).
Прием в эту организацию проходил так. Будущего члена вызывали на собеседование, где он давал
обязательство: «Отныне я вступаю в члены «Милли истиклял» и даю клятву беспрекословно выполнять
все поручения организации и хранить ее тайны».
В этой процедуре принимали участие три человека: один нес наружную охрану, второй заводил
вступающего в помещение, а третий - член руководства организации - стоял за ширмой, произносил
слова клятвы, которые повторял принимаемый. Впоследствии с завербованным держал связь тот, кто его
рекомендовал.
Муфтий Садретдин-хан до конца оставался верен «Милли истиклял» и с надеждой присматривался к
«Союзу спасения Бухары и Туркестана». Эта организация пыталась развить бурную деятельность на
территории некоторых восточных стран, создавая филиалы и в Европе.
ХМУРЫЙ ВЕЧЕР
Муфтий еще не знал о провале группы Тухлы, но предчувствовал беду. Он продолжал смотреть на
выцветший флажок и ворошил прошлое. Свое прошлое. Искал в нем удачи, вспоминал провалы.
Провалы...
Муфтий Садретдин-хан знает главную причину всех бед. Грызлись, делили власть, рвались к ней,
забыв обо всем на свете. Власть - это деньги. А деньги - это все!
Он ходил в драном халате, питался черствыми лепешками.
Плодились общества, организации, банды...
Как хотелось объединить эти силы в одну - огромную, мощную. Ударить бы настоящим кулаком... А
они, руководители организаций, махали ладонями с растопыренными пальцами.
Муфтий Садретдин-хан большие надежды возлагал на работу «Союза спасения Бухары и
Туркестана». Там собрались солидные люди, они могли многое сделать.
136
...Давно пора отшуметь осенним ливням. Но снова зарядил унылый, беспросветный дождь.
Муфтий ненавидел такую погоду. Сидеть одному, в полной неизвестности и слушать шум дождя...
Два месяца назад ему сообщили, что освобожден из тюрьмы его помощник Махмуд-бек Садыков.
Муфтий понимает, как трудно вырваться из столицы. Конечно, Махмуд-бек еще находится под надзором
полиции. Правительство определило срок пребывания Махмуд-бека Садыкова в стране - три месяца.
Срок истекает.
Муфтий прислушивался к чужим шагам, к каждому шороху. Редок гость в такое время года. Очень
плохие дороги. Только неотложные дела могут заставить человека бросить дом, пуститься в путь.
Изредка к муфтию заходит индус, хозяин небольшой лавочки. Он приносит свежие известия, незаметно
оставляет деньги, продукты. Заходит полицейский, пьет чай и молчит. Раньше муфтий рассказывал ему о
прошлом, о чужих городах. Теперь надоело. Да и полицейский ни о чем не просит.
Страшны одиночество и неизвестность.
Но в один из таких ненавистных вечеров и появился гость...
Хмурый старик в поношенном халате топтался на пороге, неумело кланялся. И было в этих поклонах
что-то неестественное. Никогда муфтий не верил таким людям. Старик назвал свое имя и напомнил
муфтию, где они раньше встречались.
- Да-да... - торопливо согласился муфтий и пригласил гостя сесть.
Старик снял мокрый халат, разбитые сапоги, аккуратно все сложил у порога и шагнул к муфтию:
- Да-да... - машинально повторил Садретдин-хан. - Помню.
Он не помнил старика. Муфтий не слишком внимательно рассматривал лица простых эмигрантов.
Серая масса, которую надо подталкивать к цели, которой надо обещать и пока ограничиваться жалкими
подачками. Все они с такими же усталыми, хмурыми или озабоченными лицами. В таких же рваных
халатах и стоптанных сапогах. Муфтий называл таких людей одним словом - босяки.
В дверях показался настороженный слуга.
- У нас гость, - сказал муфтий. - Подай чай.
Муфтий был сыт. Затевать угощение ради незнакомого человека пока не стоило. Нужно узнать, с чем
пожаловал этот человек.
В глубине души Садретдин-хан был рад сейчас приходу любого эмигранта. Он устал от одиночества.
Пусть горькие жалобы у бедного гостя, но есть же и новости...
Старик погладил бородку. Пальцы у него дрожали.
- Устали с дороги? - участливо спросил Садретдин-хан.
- Устал... - сказал гость.
- Сейчас будет чай.
Пока слуга подавал чайник и пиалы, гость рассказывал о жизни эмигрантов в столице. Старик ничего
нового не сообщил: нищета, смерть, пустые разговоры о будущем. И все-таки, казалось муфтию, что
гость чем-то взволнован и с трудом скрывает это. Взглянув на дверь, старик прервал рассказ об
эмигрантах и неожиданно попросил:
- Уважаемый муфтий, нужно, чтобы ваш слуга сходил в караван-сарай за моим хурджуном. Я
побоялся сразу прийти...
Муфтий приподнялся:
- Что там? В хурджуне?
- Не знаю. Вам прислали.
- Кто? - допытывался муфтий.
- Не знаю...
Муфтий привык к тайной пересылке писем, денег, вещей, оружия. К нему являлись самые непонятные
люди, в самых необычных одеяниях.
- Иди! - коротко приказал Садретдин-хан своему слуге.
Тому явно не хотелось выходить под проливной дождь. Он растерянно потолкался у двери, ожидая,
что муфтий передумает. Почему, например, самому оборванцу завтра не принести свой хурджун.
Муфтий метнул злой взгляд, и слуга поторопился уйти.
Гость пододвинул чайник к себе, стал разливать в пиалы горячий, хорошо заваренный напиток.
Это не удивило муфтия. Он привык, чтобы к нему относились с почтением всегда и везде. Гость
посмотрел на выцветший флажок. Муфтий перехватил его взгляд и тоже повернул голову к святому углу.
- Наше знамя... - твердо сказал он. - Несмотря ни на что, оно поднимется над землей.
Гость не ответил. Он молча протянул пиалу хозяину дома.
- Мы донесем это знамя, - торжественно продолжал муфтий, - до родины...
Он отпил несколько глотков, поставил пиалу и внимательно посмотрел на гостя.
Странный человек. Совершенно не реагирует на слова хозяина. По-прежнему напряжен и чем-то
взволнован. Может, ему надлежит быть таким? Его дело донести хурджун. И все... Отогреется и уйдет по
ночной дороге из этого городка.
- Когда? - вдруг спросил старик.
- Что? - не понял муфтий.
- Когда мы донесем это знамя до родины?
- Если не мы, то наши дети... - ответил муфтий и, спокойно допив чай, вернул пиалу своему гостю.
Старик не спеша вновь наполнил ее чаем и передал муфтию.
137
- Наши дети не донесут знамя...
Муфтий вздрогнул от этого злого шепота. Он вдруг почувствовал странную слабость. Неприятный
комок пополз к горлу.
- Нет детей!.. - повысил голос гость. - Нет! Нет! - Теперь он уже кричал.
- Нет моего Пулата. Ты помнишь его, проклятый старик. Убийца! Он не вернется с той стороны.
- Какого Пулата? - не к месту спросил муфтий. Его сейчас никто не интересовал. Ему становилось все
труднее дышать.
- Он был сильный, здоровый, широкоплечий... Ты послал. Его увел Тухлы. Шакал и сын шакала.
Почему вы впутываете бедных людей в свои грязные дела? Почему? - Старик вскочил. Бросился к
зеленому флажку, сорвал его, швырнул под ноги и стал топтать.
«Пулат. . Это тот, которого повалил Алим... Тот. .» А муфтий не хотел ни о ком думать. Но перед
глазами пронеслась схватка: два парня, катавшихся по камням. Немец...
Разве об этом надо думать. Ему плохо. Он с трудом хватает воздух...
- Ты сейчас сдохнешь, проклятая собака... - опять шепотом заговорил старик. - Я дождусь твоей
смерти. Если не сдохнешь, я задушу тебя.
Старик выставил вперед крепкие ладони. Теперь пальцы не дрожали. Они дрожали, когда старик
разливал чай. Взглянув на пиалу, муфтий все понял...
Старик продолжал угрожающе шептать что-то, но муфтий, медленно склонившись, упал на бок. Он
лежал маленький, щуплый, жалкий.
Никакого хурджуна в караван-сарае не было. Ни о каком госте в старом халате хозяин не знал. Как
пошли дожди, в караван-сарай еще никто не заглядывал.
Предчувствуя недоброе, слуга бежал к дому, шлепая по лужам, с трудом вытаскивая ноги из липкой
грязи. Тяжело дыша, он вбежал в комнату, подошел к муфтию, слегка дотронулся до него. Потом
попятился к двери и вновь выскочил под дождь.
Полицейский, выслушав слугу, осмотрел комнату, поднял опрокинутую пиалу. Где он будет искать
этого старика в такую непогоду? Где? Да и дождь давно смыл его следы.