— Ну, у нас были небольшие разногласия. Но у кого их нет?
— К вашему делу подшиты многочисленные жалобы на насилие со стороны отчима. Некоторые из них написаны вашими соседями, а некоторые — вашей рукой. Это что — те самые «небольшие разногласия», о которых вы сейчас упомянули? — Веб покраснел как рак, и Клер быстро добавила: — Я вовсе не пытаюсь иронизировать. Просто хочу понять, какие отношения были у вас с этим человеком на самом деле.
— Тут и понимать нечего, поскольку никаких отношений у нас не было.
Клер снова заглянула в дело, потом пролистала свои записи. Веб следил за ее действиями со все возрастающим беспокойством.
— Ваш отчим погиб в том самом доме, который вам оставила мать?
Веб промолчал.
— Так это тот дом или нет? — повторила вопрос Клер.
— Я слышу! — резко ответил Веб. — Да, тот самый. И что с того?
— Я просто задала вам вопрос. Кстати, вы собираетесь его продавать?
— А вам что за дело? Вы что — в свободное время подрабатываете в риелтерской фирме?
— У меня такое чувство, что кое-какие ваши отклонения связаны с этим домом.
— Это было не лучшее место для ребенка.
— Как раз это я отлично понимаю, но, чтобы продвинуться вперед, иногда полезно припомнить свои старые страхи и научиться противостоять им.
— В этом доме нет ничего такого, что вызывало бы у меня страх, которому требовалось бы противостоять.
— Почему бы нам не поговорить об этом еще немного?
— Послушайте, Клер, вам не кажется, что мы слишком отвлеклись от темы? Я пришел к вам, потому что мою группу уничтожили и у меня по этой причине тяжело на душе. Давайте же придерживаться этого! А о прошлом забудем. И об этом доме, и о моих отцах. Все это не имеет ко мне никакого отношения.
— Напротив. Все это имеет самое непосредственное отношение к вашей особе. К тому, кто вы и кем стали. Не проанализировав ваше прошлое, я не сумею разобраться с вашими нынешними и будущими проблемами. Вот так.
— Лучше пропишите мне какие-нибудь таблетки и закончим на этом. В Бюро будут считать, что мне привели мозги в порядок, у вас же останется приятное чувство исполненного долга.
Клер покачала головой.
— Это не мой метод. Я хочу помочь вам по-настоящему, и думаю, что мне это удастся. Но нам придется работать вместе. На меньшее я не согласна.
— Кажется, вы говорили, что у меня военный синдром или что-то в этом роде. Какое отношение к этому имеет мой отчим?
— Мы рассматривали это как одну из возможных причин того, что произошло с вами в аллее. Но я не говорила, что это единственно возможная причина. Чтобы разобраться с вашей проблемой, требуется многосторонний подход.
— Проблема... Как-то это несерьезно звучит. Будто я пожаловался вам, что у меня прыщи.
— Мы можем использовать другой термин, но на подходе к проблеме это не отразится.
Веб закрыл лицо руками и сквозь это своеобразное забрало произнес:
— Чего именно вы от меня хотите?
— Прежде всего быть честным. Думаю, вы в состоянии честно отвечать на мои вопросы. Надо только сделать над собой усилие: Вы должны мне доверять, Веб.
Веб убрал руки от лица.
— Ладно, вот вам правда. Стоктон пил и принимал наркотики. Жил идеалами шестидесятых годов. Работал в каком-то паршивом офисе, носил костюм и галстук, но в свободное время корчил из себя Дилана Томаса[3].
— Вы хотите сказать, что ваш отчим был разочарованным в жизни пустым мечтателем? Возможно, с комплексами?
— Ему хотелось быть умнее и талантливее моей матери, но ему это не удавалось. Стихи, которые он писал, были никудышными, и ему так и не удалось опубликовать ни строчки. Единственное, чем он был похож на Дилана, — так это тем, что много пил. Думал, наверное, что алкоголь способствует вдохновению.
— Он бил вашу мать? — Клер постучала кончиками пальцев по обложке папки.
— В деле и об этом сказано?
— То, о чем там не сказано, представляется мне более интересным. Из этого следует, что ваша мать никогда не выдвигала против Стоктона официальных обвинений.
— Давайте все-таки верить делу.
— Так он бил вашу мать — или нет? — повторила она свой вопрос, но Веб не ответил. — Или ограничивался тем, что бил вас? — Веб медленно поднял глаза на Клер, но продолжал молчать. — Значит, только вас? И ваша мать это ему позволяла?
— Шарлотта редко бывала дома. Выйдя замуж за этого парня, она совершила ошибку. Она знала об этом и старалась его избегать.
— Понятно. Развод, значит, не казался ей выходом?
— Она уже один раз разводилась. Похоже, ей не хотелось подвергаться этой процедуре вторично. Проще было сесть в машину и умчаться в ночь.
— Значит, она оставляла вас один на один с человеком, который, как она знала, вас обижает? Интересно, что вы при этом чувствовали?
Веб опять не сказал ей ни слова.
— Вы когда-нибудь говорили с ней об этом? Давали ей понять, что вы при этом испытываете?
— Никакой пользы такие разговоры бы не принесли. Для нее этот парень вроде как не существовал.
— Похоже на неосознанное подавление памяти.
— Да плевать, на что это похоже. Назовите это как угодно. Мы никогда с ней об этом не говорили.
— Вы были дома, когда умер ваш отчим?
— Возможно. Я сейчас точно не помню. Может, это тоже своего рода подавление памяти.
— В деле сказано, что ваш отчим упал. Как это произошло?
— Он сорвался с верхней ступеньки лестницы, которая вела на чердак. Там у него был тайник, где он прятал свои затуманивавшие сознание пилюли. Он был под кайфом, оступился, упал и сломал себе шею. Полиция расследовала это дело и пришла к выводу, что смерть наступила в результате несчастного случая.
— А ваша мать была дома, когда это случилось? Или она отправилась на одну из своих автопрогулок?
— Вы сейчас изображаете из себя агента ФБР? — Просто пытаюсь понять, как все произошло.
— Шарлотта была дома. Она и вызвала «скорую помощь». Но, как я уже сказал, отчим сломал себе шею, и все было бесполезно.
— Вы всегда называете свою мать по имени?
— Не считаю это проявлением неуважения.
— Представляю, какое вы испытали облегчение, когда Стоктон умер.
— Скажем так: я на его похоронах не рыдал.
Клер наклонилась к нему и заговорила тихим голосом:
— Веб, вопрос, который я сейчас вам задам, может оказаться для вас очень трудным, и если вы не захотите отвечать на него, не отвечайте. Но, учитывая ваши плохие отношения с отчимом, я просто обязана его задать.
Веб вскинул вверх обе руки.
— Он никогда не трогал меня за интимные части тела, так же, как не требовал, чтобы я трогал его. Этот парень не был педофилом — это я вам точно говорю. Просто он был жестоким человеком с садистскими наклонностями, который колотил своего пасынка, вымещая на нем злобу от неудовлетворенности жизнью. Но если бы он попытался сделать нечто подобное, я бы нашел способ его убить. — Веб отдавал себе отчет в том, что только что сказал, поэтому поторопился добавить: — Но парень умер и тем самым избавил своих домочадцев от всяких хлопот по его усмирению.
Клер откинулась на спинку стула и отложила в сторону папку. Последнее обстоятельство было воспринято Вебом как необходимая ему передышка. Он позволил себе немного расслабиться и поудобнее уселся на стуле.
— Не сомневаюсь, что вы не любите вспоминать годы, проведенные под одной крышей с отчимом. Но своего родного отца вы вспоминаете?
— Отцы — это отцы.
— Из этого заявления следует, что вы не делаете различия между своим родным отцом и Реймондом Стоктоном?
— Так проще: меньше думаешь о том, что с ними связано.
— Простейший выход из сложной ситуации обычно никуда не приводит.
— Ну не знаю я, что сказать. Клер. Не знаю.
— Ладно. Давайте в таком случае снова вернемся к событиям во дворе. Это причинит вам боль, тем не менее давайте припомним все с самого начала.
Веб припомнил. И это причинило ему боль.
— Вспомните людей, которых вы встретили в начале аллеи. Их появление оказало на вас какое-нибудь воздействие?
— Никакого. За исключением того, что я задал себе вопрос, не попытаются ли они нас убить. Но я знал, что эту территорию прикрывают снайперы, так что особенно не волновался. Иначе говоря, меня в тот момент ничего, кроме весьма призрачной угрозы смерти, не беспокоило.
Если она и была шокирована прозвучавшим в его словах сарказмом, то виду не подала. Это произвело на Веба некоторое впечатление.
— Хорошо. Теперь попытайтесь представить себе маленького мальчика, которого вы увидели потом. Не можете вспомнить, что он вам тогда сказал? Только точно?
— Вам кажется, это так важно?
— Пока мы оба не знаем, что важно, а что — нет.
Веб тяжело вздохнул и сказал:
— Хорошо. Итак, я увидел ребенка. Он посмотрел на нас и сказал... — Веб замолчал, поскольку перед его внутренним взором предстал Кевин и он словно наяву снова увидел круглый шрам от пули у него на щеке и длинный шрам от ножа на лбу. Было ясно как день, что хотя мальчик только начал жить, жизнь у него была трудная и исковерканная. — Он сказал... он сказал: «Пропадите вы все пропадом» — вот что он сказал. — Веб с волнением посмотрел на Клер. — Так все и было. Я вспомнил. А потом он рассмеялся. И смех у него был какой-то странный. Неприятный, хриплый, как у старика.
— Что во всем этом вас задело?
Веб на минуту задумался.
— Эти слова. Как только он их произнес, у меня мозги словно туманом затянуло. «Пропадите вы все пропадом». Так он сказал. У меня и сейчас, когда я это вспоминаю, пальцы на руках неметь начинают. Просто безумие какое-то.
Клер что-то записала в блокноте и посмотрела на Веба.
— Действительно необычно. «Пропадите вы все пропадом» — так давно уже никто не говорит, тем более дети. Какая-то архаика. Такое ощущение, что эта фраза из другой эпохи. Ну, может, пуритане так говорили — лет двести назад. А вы что думаете по этому поводу?