Очищающее пламя сигналило о готовности снять дебаффы, но оно бы ее и убило: Зверь уже снял больше половины здоровья со своей жертвы. С незапланированного, но явно долгожданного перекуса.
Монк среагировал мгновенно. Большое лечение, длань очищения – последняя не избавила от оцепенения, но хоть кровью не дала истечь. Зверь отшвырнул тушку Хэйт, и метнулся к монаху.
– Агр не проходит, – зло скрипнула зубами орчанка. – Никак… Эй, мохнатая срака! Щитец нюхни, плешивая собака!
– Предлагаю влить в него все, что только можно из скиллов, – донесся голос Рэя (сам кинжальщик готовился устроить врыв из теней). – Или мы его зальем уроном, или он нас.
Монка Хэйт вытянула. Пламенем сняла с себя дебафф. Регенерация, лечение. Зверь не прекращал трепку. Наплевав на последствия, она подскочила к монаху с касанием земли. Не воспоследовало: Зверь наигрался, отшвырнул «косточку», прыгнул за добавкой к сочному телу танцовщицы.
Как выжила Хель, никто не понял. Один лекарь валялся грудой тряпья в углу, оглушенный без возможности снятия эффекта. Вторая со своими двумя с хвостиком лекарскими умениями была на откатах.
– С-собака с-сутулая, с-снулая, – просипела Барби в искреннем негодовании. – С-суповой набор с с-сукровицей.
Вокруг волчары заискрило, засияло, засверкало: разом, одновременно стали разряжать умения компаньоны терзаемой демоницы. Огонь, тьма, свет – одновременно. Росчерки стали и ворохи искр из-под когтей и от усиленных скиллами лезвий.
Пришел в себя Монк, подхватил на грани жизни и смерти танцовщицу. И почти сразу переключил отхил на Локи – новой целью Зверя стал авантюрист.
Немногим позже, когда зверюг стало двое, свистопляска с мельтешением достигла предела. Вылилась в закономерное: лужицу крови и тающее в воздухе тело Рюка. Слишком много критических ударов подряд, слишком малый запас здоровья – на двух голодных хищников не рассчитанный.
«Оставайся в центре», – нашел время для чата лучник.
Хэйт сверилась с таймером: чуть больше двух минут до закрытия луча. Все верно, смысла бежать к ним, сломя голову, нет уже: они либо раньше пересилят психованных псин, либо отправятся на воскрешение следом за чародеем.
Случилось первое. Выжав из себя весь возможный урон за короткий, сумасшедший бой, Зверя они все-таки прикончили. Прижучили смердящую барбосину – так это откомментировала баба-страж.
И на том закончили. Убедились, что закрытый зеленой пеленой тоннель пятого часа минуется лучом. «Часовая стрелка» перевелась на час вперед, открыв тоннель к каким-то монстрам часа шестого. Но к ним решили заглянуть на огонек в другой раз.
Следующее утро, кроме традиционной чашки кофе и шоколадных шариков с шоколадным же молоком (для пущей бодрости и сил), преподнесло Веронике сюрприз.
– Здравствуй, Лана, – пришлось поднапрячься, чтобы выудить из омута памяти, где складировалась абсолютно бесполезная информация, это имя.
– Привет, Вероника, – судя по отсутствию заминки, художница Лане запомнилась получше.
– О, вы знакомы? – удивился Стас, обустраивающий место для модели.
– Да, – коротко подтвердила Вероника.
Не вдаваться же ей было в подробности, что знакомство их с Ланой длилось секунд тридцать-сорок и завершилось бегством Вероники на балкон?
– Общие знакомые, – приподняла брови, вроде как укоризненно, Лана.
А вот это было лишним: впускать куратора в ту часть жизни, где Галка и Лешка, студентка не собиралась. Никогда. К чему? Это – настолько личная территория, что впору высоким забором обносить. Хватит со Стаса того, что она показала ему акварели с пернатыми. Самих пернатых, к слову, ей тоже не пришло в голову демонстрировать преподавателю.
– Твой муж не против твоего позирования? – малость коряво сформулировала вопрос Вероника, чтобы модель не взбрело в голову рассказать побольше про общих знакомых.
– Он… – замялась девушка. – Предполагается, что я на работе.
– Внезапненько, – в духе одной знакомой орчанки выдала художница.
Пока смущенная модель собиралась с мыслями, Вероника вспомнила про то, как ту орчанку укорила гномка, мол, ни котиков та не любит, ни собачек, ни даже феечек. На что баба-страж решительно возразила: «Собак как раз люблю. Но – настоящих. В глазах больших и искренних огромными буквами слово – ПРЕДАННОСТЬ. Как их таких не любить? А эту пиксельную песью срань я на копье вертела и щитом мудохала».
У Ланы были очень искренние глаза. Виноватые, печальные, светло-карие. И потому Вероника вспомнила эпизод про собак… Хмыкнула, оценив выверт ассоциативного ряда.
– Я библиотекарь, – вздохнула блондиночка. – Была, до недавнего времени. Давно уже поговаривали, что нас сократят, заменив на табло с каталогами, но это еще моей предшественнице говорили, а той до нее. Прогресс до нас шел медленно, финансирование утекало куда-то не туда. Мы сидели в покое и на бюджете.
– А потом кто-то устал воровать, – обратил на себя и собранную композицию Стас. – Шутка. От этого никогда не устают. Я всецело приветствую общение, оно помогает учащимся лучше понять модель, но делать это лучше в процессе работы. Хорошо? Хорошо. Славно. Вот так, ручки чуть сдвинем. Подбородок выше. Веер. Прелестно! Работаем.
Модель, к слову, выглядела симпатично. Кремовая блузка с пышными рукавами. Такие, если Вероника ни с чем не путала, назывались забавно – «фонарик». Юбка ниже колена, мятная в сливовую редкую клетку. Сочетание мяты и сливы было прямо как в рецепте напитка, повышающего здоровье и бодрость, подаренного в игре добрым поваром-толстячком незадолго до совместного отбытия в Гиблые Отроги. Еще не опробованного рецепта: готовыми блюдами и напитками Сорхо снабдил всю их группу с избытком.
К крему, сливе и мяте прилагался ячменный цвет волос и янтарь печальных глаз. И деревянный веер, который в нераскрытом виде держала под перекрестьем кистей рук модель. Фон: материи тыквенного и теплого салатового цветов, наброшенные одна на другую.
Вместе все давало очень сочную картинку. Не то, что черный-черный Вал с его оранжевой футболкой…
– В общем, меня и двух девочек сократили, – под шорох сухих еще кистей продолжила рассказ Светлана. – У Игоря на работе тоже не все ладно. И я… не нашла слов… или смелости, чтобы сказать: «Дорогой, я теперь безработная, с моим образованием и стажем устроиться смогу в лучшем случае кассиром, а тех тоже собираются менять на автоматы». И вспомнила, вот, про то, как девочка на форуме рассказывала про опыт позирования для студентов. В том году в вашем же училище она пробовалась. Лика ее зовут.
– Темненькая такая? – вспомнила обладательницу не самого частого имени и четвертого размера груди художница. – Да, помню, мы с ней работали.
Лика позировала им обнаженной. Это не для того, чтобы поглазеть на голую плоть у них устраивалось, а для наглядности в работе с анатомией.
– Она ходила к вам от комплексов избавляться, – заалела щеками Лана, явно будучи в теме тонкостей позирования знакомой. – У нее шрам. И она дико стеснялась открытого купальника, да и вообще своего тела. В процессе забылась, втянулась. Больше не комплексует. Сказала: чем платить кучу денег психологу, я встала голой перед дюжиной незнакомцев, и перестала стесняться себя. И мне за это еще и заплатили.
– Хм, – Вероника снова порылась в омуте бесполезной информации. – Не помню, чтобы у нее был шрам.
– Вот! – вспыхнула Лана. – Как она и сказала: никто из ребят даже не заметил эту ерунду. И все ее страхи как рукой сняло.
– То есть ты ходишь на уроки живописи, – не разделила восторгов модели художница. – А мужу говоришь, что на работу? В библиотеку?
– Потом я обязательно признаюсь, – погрустнела блондинка. – Когда-нибудь. Когда мы будем получше держаться на плаву.
«Ложь как основа для спокойствия в семье. Шикарно!» – Вероника покривилась, тут же вспомнив бесконечные нотации от Гали о том, что ей пора бы уже если не замуж, то хоть парня завести. – «Нет-нет-нет, это не моя история. Я – завела попугаев. Им врать не нужно для домашнего счастья».
По дороге домой она заскочила в супермаркет. Где, кроме продуктов, купила… скакалку. Что орчанкам – зло, то для других отличная подмога для поддержания формы в условиях отсутствия спортзала. Вероника любила бег, но не в морось, не в ливень, не в снегопад. А в любимом ею Питере что-то из этого происходило каждый день, за редким исключением.
Поначалу древний часовой механизм работал по часам – нормальным часам. Теперь же, с закрытием трети коридоров, правая часть «циферблата» смахивала на рот с щербинами. Из-за этих щербин переводилась дальше и дальше «стрелка», которую раньше можно было сверять по часам. Только не по московскому времени, но оно и понятно.
Создатели игры из других регионов были. А у ребят уже возникли подозрения, что так называемые «древние» – это как раз про создателей. Все эти шарады и механизмы, ими (древними) оставленные – особый контент от разработчиков. Для сообразительных, для упертых прописанный. Игроделы азиатские, опять же, любят упорство в достижении цели. И усложнять к той цели путь, как только можно и нельзя. Но всегда оставляют лазейку: нерешаемая задача – источник проблем. Нерешаемая задача – разочарованные игроки. Итого: упорство, смекалка, боевая сыгранность и немного удачи – рецепт к решению почти что любой загадки Восхождения.
И с Великими Часами Древних Ненависть была твердо намерена разобраться. Сыгранности пока до идеала было далеко, зато прочие компоненты рецепта наличествовали.
Часы сдавать свои секреты не спешили.
И подкинули тем, кто дерзнул вмешаться в их ход, в тоннеле на часе шестом – насекомых.
Мелкую гнусь, жужжащих и жалящих ос, округленьких, ленивых шершней. Рои, по которым совершенно не проходил физический урон. Жужжащие шары превосходно выжигались и вообще легко пробивались магией, но толку, если магов в их группе, считай, и не было… Адептка, с не самым серьезным арсеналом атакующих скиллов, Салли с ее огнеметом (в этом проходе саламандра оказалась просто незаменима). Кен, по откату закидывающий в гудящие рои стрелы со стихийным уроном. Рюк, добавляющий чуть-чуть стихии света к ударам. Геро, с его кислотой из всех голов. И монах, что творил чудеса, снимая уйму отравляющих эффектов и вытягивая с того света «камикадзе» – тех бойцов ближнего боя, что собирали толпы насекомых на себя, чтобы те роились кучнее, компактнее, и Салли с Хэйт тратили меньше маны, а также откатывающихся умений.