Осталось до закрытия луча: 4 мин.
– Отсидеться не получится, – буркнула она, раскрывая окно клана.
Посмотреть, кто, кроме нее и демонов в игре. Обнаружилась вся группа Сорхо.
«Меня недавно кто-то искал», – набрала она. – «Искавший, отзовись, если ты еще здесь».
Когда таймер добрался до трех минут, откликнулся Сорхо. Сказал, что искали ее Ксунирр с Доггом. Кто-то снова, как Барби в недавнем прошлом, попытался потеснить ребят с полянки. Ребята не потеснились. Но тревожиться не о чем, с вопросом уже разобрались два брата, не поехавшие с ними в Гиблые Отроги. В общем, все хорошо, все под контролем, можно идти отдыхать. От самого Сорхо – очень может быть – скоро поступят хорошие новости. Но он их пока что придержит, дождется каких-то там результатов.
О результатах Хэйт читала уже на бегу: отсчет последних секунд не располагал к спокойному чтению чата. Мобов, успевших устроить ей полет в круг воскрешения, она разглядеть успела – то были демоны, весьма похожие на Вала. Где-то между тремя и двумя секундами до закрытия луча глава Ненависти сделала скриншот.
На скрин попала и ее нижняя голая конечность, в которую с упоением вгрызался «родственник» Вала и Хель. Голая – это потому что экипировка была убрана в инвентарь для ускорения поедания. Что поделать: сначала засмотрелась, потом зачиталась…
…А по залу все так же кружились двое. Случайные зрители, разговоры в текстовой форме – им не было дела ни до чего. Скорее всего, они и вовсе все, что можно, отключили. Все, напоминающее о системе и нереальности этого их танца.
Так что второй раз за день команду: «Выход», – Хэйт произносила шепотом. Чтоб не мешаться.
По другую сторону реальности она пошла старательно откармливать вкусняшками пернатую парочку. И те, и другие (пара в перьях и пара «рогатых») были безгранично милыми. Да что там: чертовски милы были обе парочки!
Чуть позже Вероника занялась и прокормом себя любимой. Одним умилением сыт не будешь, и урчащий живот это активно подтверждал.
К ужину превосходно «зашел» последний эпизод танцевального шоу с Лин Мэйли. Последний для Мэйли, полуфинальный раунд. Так как шоу выкладывалось с запозданием, о завершении пути знакомой танцовщицы уже было известно.
Впрочем, для самой Лин Мэйли вылет в полуфинале не стал сюрпризом. Шоу специализировалось на уличных танцах, на «баттлах», и она со своей постановочной хореографией несколько не подходила под формат. Достаточно хороша, чтобы вызывать восхищение. Достаточно хороша, чтобы дойти до полуфинала. Достаточно подкована, чтобы ставить хореографию для участников своей команды. Но недостаточно «форматна» для победы.
Китаянка все это отлично понимала. И принимала, как часть заданных условий игры. И в последнем для себя выступлении поставила совершенно фееричную историю. Смешала современный танец, акробатику и танец традиционный. Дополнила эту смесь танцем с мечом.
Лязг стали, свист ветра, сплетенный с мелодией. Ускоряющейся, как ускоряется пульс, как нарастает азарт – в горячке боя.
При просмотре сердце Вероники то и дело замирало. Ёкало, как сказала бы одна знакомая орчанка. Отдельно оно екнуло, когда два парня из танцевальной группы, выступавшей с Мэйли, натянули алую шелковую ленту, а сама Мэйли эту ленту рассекла «бутафорским» мечом.
Вот уж точно – ушла из программы на красивой ноте.
– А что для тебя – красота? – Лана на втором занятии в студии щебетала без умолку.
Это был не первый вопрос от модели за прошедшие полчаса с момента установки холстов на станки. И даже не пятый… Какой именно, художница затруднилась бы ответить.
Веронику прямо-таки подмывало сравнить незакрывающийся ротик Ланы с попугайскими клювами, когда те заводят свои незамысловатые песенки. Осмысленности там было примерно столько же – судя по тому, что ответы Лане были не слишком интересны.
– Необычность, – честно ответила Вероника. – И естественность.
– Ага, – стрельнула глазками (почему-то в сторону Стаса) модель. – А как ты поняла, что хочешь рисовать?
– Заниматься живописью, – ничего не выражающим голосом поправила художница. – Это пришло само.
– А голых людей рисовать тебе нравится? – снова пропустив ответ мимо ушей, продолжил щебетать «клювик».
– Обнаженных, – выдохнула сквозь зубы Вероника. – Писать. Отношусь спокойно.
И поняла, что парой минут ранее оскорбила своих питомцев. Песни пернатых куда осмысленнее… этого.
«Библиотекарь?..»
– Мне так не хватает общения с девочками, – пронзительно-тоскливо пожаловалась блондинка. – Без стабильности тяжело, но тяжелее всего без общности, взаимопонимания, непринужденной атмосферы. У нас была почти семья, а не коллектив. А теперь все пропало.
– Социальные контакты – это немаловажно, – неожиданно поддержал Лану Стас.
– А другие, те, с кем ты работала – они умерли? – машинально спросила Вероника.
Ее заботило другое: что-то было не так на холсте с руками модели.
– Что ты такое говоришь?! – взвилась блондиночка. – Тьфу-тьфу-тьфу! Конечно же, они живы!
– Тогда что мешает общению? – пожала плечами студентка. – Что? Почему вы оба на меня так смотрите?
Болтовня стихла. Перестала мешать работе. А укоризненные взгляды… что ей с них? Они в ней дыры этими взглядами не прожгут.
Прекрасная тишина продлилась почти до завершения урока. В конце Лана, краснея и бледнея, принялась расспрашивать преподавателя, как отличается оплата позирования в одежде от платы за то же, но без оной. Частично. Полностью. Есть ли разница в оплате часов на разных отделениях, скажем, у живописцев и у скульпторов.
Потом она убежала, пообещав перед уходом Стасу, что подумает над увеличением часов. За счет позирования у третьего курса, которым как раз требовалась модель на «обнаженку».
– Ник, завтра свободна, – устало произнес куратор, когда модель покинула студию. – Людмила Львовна и Варя смогут выделить для нас время только в воскресенье.
– Без проблем, – ответила, промывая кисти, студентка. – Высплюсь.
За спиной что-то грохнулось.
Вероника резко обернулась, разбрызгивая подкрашенные капли воды. Сзади обнаружился упавший станок. По счастью, не из тех, что были заняты холстами. Рядом стоял Стас, приложив руки к лицу.
– Все в порядке? – уточнила девушка.
– В полном, – ответил, помассировав виски, преподаватель.
«И этот человек мне что-то высказывает за недосыпы и такой себе внешний вид», – обратив внимание на мешки под глазами куратора, подумала Вероника.
И озвучила, что до дома доберется самостоятельно.
После возвращения с практического занятия по живописи до оговоренного времени сбора в Восхождении оставалось полтора часа свободного времени. На улице моросило: еще не дождь, и воздух свеж, но для бега уже не очень. А размяться после малоподвижного времяпровождения хотелось.
Открытая веранда, недалеко от дома расположенная, была свободна. Вообще она (веранда) относилась то ли к детской площадке, то ли к территории закрытого ныне детсада – этот момент выпал из памяти Вероники. Но использовали веранду в основном подростки. Как курилку.
Погода прогнала подростков. И предоставила тем самым Веронике отличный «зал» для прыжков со скакалкой. На свежем воздухе, но под крышей – красота.
Через часок довольная, напрыгавшаяся девушка ввалилась в Восхождение. С мыслью – и там поскакать, пока вся группа собирается. Статы, как известно, на дороге не валяются.
Только она достала из инвентаря игрового инвентарь спортивный – собственно, скакалку – как рядом материализовался Рэй.
Причем выглядел он не лучше куратора. Синяков под глазами не было, но во взгляде, в сведенных бровях, в сжатых кулаках – сквозила такая ярость, которая даже для Хэйт была заметна. И почти физически ощутима. Казалось, эту острую ярость можно было метать во врагов, разбивать ею стены и резать с ее помощью глотки.
– Ты не в порядке, – не спросила, констатировала глава Ненависти. – Кого ненавидим?
– Не важно, – скрипнул зубами Рэй. – На игре не отразится.
Хэйт пожала плечами, замахнулась скакалкой… И выпустила ее из рук. Скакалка обиженной змейкой заструилась на гладкий каменный пол.
– Раз ты говоришь, что не отразится, я тебе верю, – обратилась к кинжальщику Хэйт. – И могу только порадоваться, что нам не нужно далеко ходить за целями для выпуска пара.
Она повела рукой в сторону трех не пройденных коридоров. Подобрала скакалку с пола.
– Но, если ты внезапно захочешь поболтать, – скакалка щелкнула по полу. – То у меня найдутся свободные уши. И время.
Лицо убийцы немного смягчилось.
– Я бы лучше размялся, – сказал, доставая такую же скакалку. – Но – спасибо.
– Не за что, – легко улыбнулась Хэйт.
Вскоре в зале с часами Древних к убийце с адепткой присоединились Вал и Барби. Те не стали подхватывать инициативу с упражнениями, а устроили что-то вроде занятия по стихосложению.
– Ты перебарщиваешь с глагольной рифмой, – поучала демона орчанка. – Нет, иногда она уместна. Хоть и является «слабой». Скажем, если надо передать живую речь, якобы ненарочитую.
Баба-страж изобразила глубокую задумчивость. Продекламировала:
– Одна обнажит свое тело.
Другая откроет душу.
Кто ближе тебе всецело?
– Опять мне присела на уши?
Валяй. Та, что с телом – послужит.
Душа? Что за бред, надоело!
– Заметил? Глаголы – в той части, что с поэзией имеет немного общего, – выдала замечание Барби. – Зато претендует на естественность прямой речи. Еще глагольная рифма уместна в краткой форме. Пример.
Он входил – они вставали.
Говорил – они молчали.
Замолкал – рукоплескали.
Как скончался – оплевали.
– В эпиграммах? – уточнил Вал.
– Краткая форма и злободневность – не равно эпиграмма! – рявкнула Барби.
– Ну… – стушевался музыкант.
– Дураков и копья в баранки гну! – выпалила орчанка. – Вот поэтому я не пошла преподавать. Ар-р!