— Николас, — подсказала Мила.
— …если вдруг Николас хоть чем-то обидит тебя или… захочет сделать что-то, что тебе не нравится, ты скажешь мне.
— Том, — Мила подняла брови, — я могу за себя постоять, я же…
Том молча погрозил указательным пальцем, давая понять, что ничего не хочет слышать про номадов.
— Ладно, — Мила моргнула, — но и ты, если вдруг у тебя есть или будут проблемы, из-за которых тебе захочется сброситься с кровати…
— Я не…
Мила поднесла палец к губам и помотала головой:
— … ты расскажешь мне о них, — Мила подняла с пола шапку и отдала Тому.
С того дня Том стал чувствовать себя лучше. Даже в ногах появились какие-то ощущения. А к началу марта он смог пошевелить пальцами. Тогда же Шульц и Шнайдер пришли к заключению, что Том может вернуться домой.
Теперь Стеф приходил со школы каждый день, чтобы ухаживать за Томом. Кажется он был готов на любые трудности, лишь бы не потерять возможность посмеяться над старшим братцем.
Когда Тома только привезли, Стеф убедился в том, что брат не может перемещаться самостоятельно и довольный собой вкатил в комнату самодельное кресло на двух больших колёсах:
— Посмотри, что у меня для тебя есть!
— Это что, инвалидная коляска? — Том решил что ни за что в неё не сядет.
— Назови её «кресло-каталка», — предложил Стеф, — давай, тебе понравится.
— Откуда оно взялось? — поинтересовался Том, поглаживая до боли знакомые колёса.
— А, — Стеф посмотрел на свои руки, — мне пришлось разобрать велосипед, оставленный Нахтигаллом… — младший брат знал, что Том разозлится.
Тем не менее кресло оказалось невероятно полезным. Оно решало сразу кучу проблем. Том чувствовал себя гораздо более автономным: он мог передвигаться не только по дому, но и на улице! Всё-таки Стеф — молодец.
Через несколько дней Стеф снова поразил Тома. За ужином он ни с того ни с сего спросил:
— Помнишь, я брал у тебя недоделанные патроны?
Том чуть не поперхнулся:
— Конечно помню. Хочешь мне рассказать об их судьбе?
— Думаю, время пришло, — Стеф откинулся на спинку стула и задрал одну ногу на сиденье.
Том жестом велел опустить ногу вниз и продолжать.
— Ты же знаешь, что родители Ульриха преподают у нас в школе? — Стеф потер затылок: интересно, насколько хорошо Том помнит его друзей?
— Да, знаю, — подтвердил Том.
— Так вот. Родители Ульриха оставили несколько двоечников из старших ребят на второй год. Этим ребятам хорошо попало дома: родители-то рассчитывали на помощь, а оказалось, что школа не окончена. Поэтому эти двоечники ни на шутку разозлились. Нашли Ульриха и «поставили его на счетчик».
— Это ещё что? — уточнил Том.
Они решили, что Ульрих должен им компенсировать причиненный вред. То есть приносить каждому по патрону в месяц. А если он откажется или проговорится взрослым, они обещали расправиться с ним.
— И он им поверил? — удивился Том.
— Поверил, — кивнул Стеф. — Всё осложнялось тем, что ребята из семей караулки, поэтому им бы многое сошло с рук. И Ульрих стал наниматься на всякие подработки вроде уборки мусора. Если он не приносил патроны вовремя, то ему насчитывали штрафные. Когда ему стало совсем невмоготу, он рассказал обо всём мне. То есть он попросил у меня патроны, а я вытянул из него всю эту историю, ну и предложил поквитаться с вымогателями, — Стеф исподлобья посмотрел на Тома. — Драться мы, разумеется, не умели. Особенно глупо было бы идти против старших. Поэтому нужно было как-то доказать факт вымогательства. И я вспомнил про свои «суперпатроны», — Стеф изобразил пальцами в воздухе кавычки. — Я уговорил Ульриха отдавать им наши «недоделки».
— И что же теперь?
— Они копили эти патроны. Теперь нужно чтобы их взяли с поличным, когда они будут расплачиваться! — восторженно объявил Стеф.
— Значит, самое время привлечь взрослых? — уточнил Том.
Стеф кивнул.
— Но я прошу ещё минуточку внимания, потому что сейчас последует собственно то, для чего я это всё рассказывал, — Стеф хитро улыбнулся. — В общем вымогатели собирали патроны, чтобы купить арбалет. Поскольку я всё предусмотрел, патроны мы получим обратно, а вскоре ожидается день моего рождения… я хотел бы попросить тот самый арбалет!
Том неуверенно покосился на брата, а тот выжидающе вертел между пальцами последний патрон.
Накануне дня цветущих деревьев к Тому зашла Джен. Она мягко постучала в открытую дверь чёрного хода, когда Том сидел на кухне. В руках соседка держала корзиночку с пирожками. Том улыбнулся:
— Мир?
Джен кивнула и поставила пирожки на стол:
— Последний раз я очень резко говорила…
— Ты всё правильно сделала, — перебил её Том, — и… я рад, что ты смогла сказать всё, что сказала.
— Значит я была права? — соседка потупила взгляд, будто поднимать этот аргумент её было очень неудобно. — Относительно твоих чувств?
Признаваться было тяжело, но раз уж они стали говорить открыто, Том попросил:
— Пожалуйста, не обижайся на Милу. Она здесь ни при чём. Если кто-то и виноват, то только я.
— А я думала — я, — грустно улыбнулась Джен.
Дженифер была добрее Милы. Мила была упрямой, дерзкой и скрывала от Тома даже, кто она такая. Джен была лучше Милы. Но Мила, само её появление что-то поменяло. Том не понимал, как это работает. Но это точно не вина Джен.
— Я пришла посоветоваться, — тем временем продолжила соседка, — на Празднике цветущих деревьев Хёрт предложит мне жить вместе.
— Что ты думаешь ответить? — оживился Том.
— Думаю согласиться, — развела руками Джен.
— Хёрт — надёжный человек, — поддержал её выбор Том.
— Ты совсем не ревнуешь? — соседка пытливо посмотрела на Тома.
— Конечно ревную, — ответил тот, — я и раньше недолюбливал Хёрта за то, что он забирает самые дорогие задания, а теперь и совсем…
— Какой ты дурак! — ответила Джен.
Не только Хёрт, но и Том запланировал важный разговор на Весенний праздник. Он не хотел навещать Милу в Доме трекеров, ведь поговорить с ней во время пикника будет гораздо проще. Раз уж в этот день в Морбурге принято делать предложения…
Волосы Тома за пять месяцев отрасли настолько, что прикрывали те места, где раньше были уши. Теперь он мог появляться на людях без шапки (хотя всё равно частенько её надевал). На самом деле посещение Праздника цветущих деревьев должно было стать первым полноценным появлением Тома на людях после битвы с Легионом. Собираться Тому пришлось самому — Стеф уже убежал, «ведь есть кресло-каталка»! Поэтому потихоньку он выбрался из дома и направился в парк.
Под кронами цветущих яблонь были расставлены столики для пикника и скамейки. Мила опустила корзинку рядом с собой и приготовилась слушать речь Грефа о благоденствии Морбурга и Лиги. Буквально перед началом выступления коменданта к ней присоединился Николас. Казалось, он пропускает мимо ушей то, что говорит Греф и думает о чём-то своём. Когда комендант окончил речь и заиграла музыка Ник обратился к Миле, которая уже было потянулась к корзинке:
— Мила, сегодня особенный день, и поэтому я хотел бы сказать тебе одну важную вещь, — он встал. Рука скользнула в правый карман брюк. В кармане что-то было.
Мила тоже встала и остановила его:
— Николас, прежде чем ты скажешь мне то, что собирался… или может быть уже не скажешь… я тоже должна тебе сказать кое-что важное.
И без того взволнованный Николас сжал руку в кармане. Воздух вокруг наэлектризовался.
— Я… — Мила набрала в грудь воздуха, — ухожу из Морбурга.
Ник тяжело выдохнул. Потом провёл рукой по волосам, откинув их назад. Это движение делало его ещё более похожим на Зака. Он собрался с мыслями, чтобы переделать заготовленную фразу под ситуацию. Что-нибудь в духе: «Будет ли иметь значение, если я скажу, что…»
— Я пойду с тобой, — ответил вместо трекера знакомый голос.
Мила обернулась.
Перед ней на костылях стоял Том.
— Том! — вырвалось у Милы.
— Отлично… — махнул рукой Николас: момент был окончательно загублен. Он развернулся и пошёл прочь.
— Только не говори мне, что я всё испортил, — предупредил Милу Том, — Я видел, что… ваши сложные отношения зашли в тупик, и тебе нужна была помощь. Помнишь, ты обещала ко мне обратиться в таких обстоятельствах? А кроме того, если ты откажешься взять меня с собой, то… мне придётся сброситься с кровати ещё раз.
— Ты… полный псих, — Мила готовилась к тому, что разговор с Николасом будет непростым, но она никак не рассчитывала, что в него вклинится Том. Это должен был быть деликатный разговор. А вышло всё как-то дико. Мила чувствовала себя скверно. Вроде бы всё было сказано верно, но существует тысяча способов сказать это по-другому.
— Это не мешает мне пойти с тобой, — как будто невзначай заметил Том.
— Ты даже не знаешь, куда идти, — бросила в расстройстве Мила.
— Там, куда ты так стремишься, должно быть хорошее место, правда?
— Ты издеваешься? — силы оставили Милу, руки опустились, она больше не могла бороться с происходящим, пусть говорит всё, что хочет.
— Нет, не издеваюсь, — Том стал предельно серьезным. — Помнишь, перед днём урожая, я просил дождаться моего возвращения? Уже тогда я хотел сказать, что пойду с тобой.
Мила пригласила Тома присесть за стол, наверняка он уже намучился с костылями, ковыляя по парку. Том с благодарностью принял её предложение:
— Поэтому, — Том отложил костыли в сторону, чтобы освободить руки, — сегодня я пришёл просить дать мне немного времени. Я прошу дать мне год. Через год Стефану будет шестнадцать, я поправлюсь, оставлю ему дом и мы уйдём.
Глаза Милы блестели на солнце как стекло:
— Почему ты никогда раньше не говорил об этом?
— Ты же всегда отказывалась разговаривать о вашем с братом путешествии, и вообще-то меня с собой не звала, — Том терпеливо ждал.
— Не думала, что ты хочешь уйти…
— Один год, — Том взял Милу за руку, — последний. Пожалуйста.
— Мне нужно подумать, — Мила освободила руку.