дь посмотрел на меня и произнёс с ужасным французским акцентом: «Я видела Логана».
С каждым вечером становилось только хуже. К тому же она безумно влюбилась в Марлона Брандо и хотела покинуть шоу. Но продюсеры отказались освободить ее от контракта, поэтому она решила, что заболеет пневмонией. В перерыве одного из спектаклей она вышла на улицу и стояла под дождём, а затем вернулась на сцену, совершенно мокрая, как только что из душа.
День за днем я не знал, что она выкинет еще. Иногда она просто уходила со сцены и не возвращалась. Иногда она отказывалась говорить. Я не знал, на какую тропу свернёт этот медведь. Я находился на сцене в течение всей пьесы, поэтому начал готовить монологи на тот случай, если она снова решит уйти за кулисы.
Что-то произошло между нами. Возможно из-за сигары, когда я глубоко затянулся и выдохнул ей прямо в лицо, — но она прекратила разговаривать и со мной. Большинство актеров были молодыми азиатами, такими же неопытными, как и она, и они тоже перестали со мной разговаривать. И вот я играю главную роль на Бродвее, моё имя — над входом в театр, мистер Бродвей, мой город, и никто со мной не разговаривает, за исключением парочки белокожих актеров. Ну, слава богу, думал я, у меня хоть есть, с кем поговорить; правда, это было еще до драки.
Одним из этих актеров был австралиец — олимпийский чемпион по плаванию, и, к несчастью, он считал, что должен получать больше денег. Меррик ему отказал, и поэтому он тоже был зол на всех. У нас с ним была большая совместная сцена, благодаря которой он имел свою порцию зрительского смеха. Обычно после финальной генеральной репетиции шоу замораживается — то есть предполагается, что в таком виде спектакль и будет исполняться каждый вечер. Но, как правило, так случается, что спектакль «скользит» — согласование действий по времени немного меняется, а спустя некоторое время эти небольшие изменения становятся гигантскими. Такое происходит с каждым шоу, и обычно режиссер через несколько недель корректирует его. Но Логану было отказано от театра — поэтому он так и не пришел. Вместо него корректировал пьесу его помощник, и в итоге её всю перекосило. Она развалилась на куски.
После того как этот австралийский актер произносил свою смешную реплику, он клал руку мне на плечо. Спустя несколько недель я заметил, что если зрители смеются, то он спокойно кладет свою крепкую руку на моё плечо — но если публика молчит, то этот олимпийский пловец, который был сложен как австралийский олимпийский пловец, сильно бьёт меня по плечу. В итоге я пошел жаловаться помощнику режиссера: «Я в ужасе жду этого момента. Если публика не смеётся, он колотит меня. Не могли бы вы любезно сказать ему: „Пожалуйста, не бей Билла по плечу?“»
Однако это только еще больше разозлило его, и он начал бить меня сильнее и сильнее. Я ходил и к Джошу Логану, и в профсоюз. Я испробовал всё, лишь бы остановить этого парня. Но никто не мог мне помочь, потому что пьеса превратилась в хаос. Она полностью вышла из-под контроля.
Как-то раз перед спектаклем я зашел в его гримёрку: «Я тебя уже вежливо просил, — начал я, — теперь же я говорю тебе. Если ударишь меня еще раз, я врежу тебе прямо на сцене».
Но вместо того чтобы считать это предупреждением, он воспринял мои слова как вызов. И на спектакле хлопнул меня по плечу. Я развернулся и вмазал ему. Он остолбенел, но кое-как всё же убрался со сцены. В тот момент, когда закончился первый акт и опустился занавес, он метнулся через сцену и приготовился дать мне такого тумака, что я вылетел бы оттуда прямо на Аллею Шуберта. Я ловко уклонился от удара, и вместо меня он ударил нашего восьмидесятишестилетнего заведующего реквизитом. Тот рухнул без чувств прямо на сцене. Как раз тогда, когда начал подниматься занавес.
Я был в отчаянии. У меня были жена, и ребенок, и ипотека. И в этом отчаянии я начал говорить свои реплики быстрее. Я менял интонации и эмоции. Только за счет ускорения темпа и смещения логического ударения слов я сократил пьесу на пятнадцать минут — и зрители начали смеяться. «Я люблю тебя» превратилось в «я люблю тебя?» Мы будто издевались над этой высокопарной мелодрамой, превратив ее в легкомысленную комедию.
И шоу стало хитом. Комедией. Мы играли ее четырнадцать месяцев, и я выиграл несколько актерских премий от крупных театральных организаций. А потом, когда сняли киноверсию, мне предложили купить билет и посмотреть, как Уильям Холден исполняет мою роль. Я был удивлен его игрой. Очевидно, он совсем не понял пьесу — он думал, что это серьезная история о любви.
Несколько лет спустя я работал в «Стар Треке», и там была роль азиатской девушки. Меня спросили, что я думаю на счет выбора на роль Франс Нуйен. Прошло несколько лет, и мне было любопытно, что с ней стало. Возьмите ее, сказал я, она будет великолепна. Она пришла на площадку и выглядела восхитительно. То ее защитное поведение, что я так хорошо помнил, казалось, ушло совсем, и я даже удивлялся, что же тогда могло быть не так? Затем ей предложили нанести грим, и она сказала: «Грим. Слушайте сюда». И я всё вспомнил. Ту спесивость — я вспомнил всё в мельчайших подробностях.
Само собой, мы с Франс оба стали старше, мудрее, умнее и красивее, и… что ж, мы работали вместе еще в нескольких проектах. Но никогда не обсуждали те старые времена.
Прежде чем мы продолжим беседовать о моей жизни, позвольте мне прерваться на пару секунд, чтобы проверить последние добавления на ShatnerVision.com — веб-сайте, который ведет моя дочь Лизбет. Она пока еще не родилась — в рамках этой книги я имею в виду. ShatnerVision — это подборка коротких видео-роликов. О, посмотрите сюда, как здорово. Отлично! Я вижу, они добавили ролик, который я сделал специально для вас. Только взгляните, его легко найти — там есть ваше имя.
Но, пожалуйста, не путайте ShatnerVision и WilliamShatner.com. Последний — мой официальный веб-сайт. Здесь легко ошибиться, но сайты совершенно разные. Например, замечательный магазин, в котором вы можете заказать что-либо, начиная с фильма на дивиди со мной в главной роли под названием «Инкубус» (единственный художественный фильм, сделанный на искусственном языке эсперанто), и кончая эксклюзивной фигуркой окровавленного Кирка, выпущенной к двадцатипятилетней годовщине «Гнева Хана», — находится на WilliamShatner.com, в то время как видео, объясняющее, почему мне не нравится снимать штаны в «Юристах Бостона», можно найти на ShatnerVision. Но что меня больше всего удивило, так это необычайно низкие цены на массу замечательных товаров. Я мог бы купить свой собственный автограф по цене более низкой, чем мог бы ожидать. И если бы я послал чек, я должен был бы подписать его и тем самым поставил бы себя в довольно странное положение, при котором я использую свой автограф для покупки своего же автографа. Разумеется, у вас таких проблем не возникнет. Ну вот, я вам всё разъяснил.
А теперь вернемся к моей жизни. Каким-то образом мне удалось сделать так, что «Сьюзи Вонг» не повредила моей репутации. Фактически, как только шоу более-менее устроилось, я начал работать в телевизионных программах днём, а затем мчался в театр, чтобы сыграть вечером. Днём я был уважаемым телевизионным актером: я играл слепого сенатора в постановке, написанной Гором Видалом; появился в «Зале славы Hallmark» (Hallmark Hall of Fame) с Эллен Бёрстин, Кэрол Чэннинг и Морисом Эвансом; а также сыграл главную роль в одной из первых общенациональных телепередач Общественной службы телевещания (PBS) The Night of the Auk. Это была пьеса, что несколько лет назад потерпела фиаско на Бродвее — в главных ролях, понятное дело, Кристофер Пламмер и Клод Рейнс. Действие происходит на космическом корабле, вернувшемся на Землю после первого успешного приземления на Луну. Я играл богатого молодого человека, спонсировавшего всю экспедицию. Это был мой первый вояж на телевизионном звездолёте, но после этого сложилась устойчивая традиция: если Шатнер на борту космического корабля, то имеется гарантия, что обязательно случится что-то нехорошее. В данной истории — атомная война на Земле и нехватка кислорода на корабле. Там на корабле было пять пассажиров, но кислорода, чтобы в срок вернуться на Землю и умереть в войне, хватило бы только для двоих. Наверное, не стоит рассказывать вам окончание этой истории — посмотрите сами, — лишь только скажу, что в атомной войне я не погибну.
Я никогда не славился талантами планирования карьеры. Это — роскошь, которой обладают не так много актеров. Финансовая незащищенность — часть нашей профессии. В общих словах можно сказать, что планирование моей карьеры — это ответы на телефонные звонки. Моя проблема состояла в том, что у меня не было человека, который мог бы дать мне совет, не было никого, кому бы я мог доверить управление своей карьерой. Поэтому все решения, что я принимал, основывались почти всегда на инстинктивных чувствах. Актерство — одна из немногих профессий, когда ты можешь радоваться, отвергнув какое-либо предложение о работе. Несколько позже, когда у меня будут трое детей, я часто начну браться за работу исключительно ради денег, при этом совсем не радуясь самой работе, — и наоборот, чувствовать себя прекрасно, когда, будучи финансово защищенным, я отклоню предложение, которое, по моему мнению, не следует принимать. Я готов подписаться под тем, что чем больше ты работаешь, тем больше у тебя работы, — чем больше продюсеров и режиссеров видят твою работу, тем больше шансов, что они предложат тебе еще. Довольно часто случалось так, что я брал роли, которые не должен был бы брать с точки зрения дальнейшей перспективы для карьеры, но за работу хорошо платили, и надо мной всегда довлела просьба отца не становиться приживалой.
Когда ты берешь роль, ты никогда не знаешь, что в итоге выйдет. Мог ли я подумать (когда Джон Литгоу предложил мне прославленную роль Большой Гигантской Головы в своем ситкоме «Третья планета о Солнца»), что меня впервые в жизни номинируют на «Эмми»? Приходило ли мне в голову, что люди смогут разглядеть мастерство, благодаря которому надлежащим образом была раскрыта эмоциональная жизнь Гигантской Головы? Всё, о чем я тогда думал: что мне нужно прийти, произнести свои реплики, и мне заплатят. Актерская игра, только и всего.