Постойте-ка, — пронеслось у меня в мозгу. Это ж не по-настоящему! Тут я вспомнил третий закон Ньютона: всякому действию всегда есть равное и противоположное противодействие. Если я действительно подпрыгну в воздух и ударю кого-нибудь в грудь, то с ним абсолютно ничего не случится, а вот я упаду на пол. Следовательно, если бы я попробовал проделать такой трюк с этими мальчишками, они бы не отлетели назад и не упали бы без чувств. А я бы оказался на земле, и они бы наподдали мне. И я бы получил ранения.
Так что это, несомненно, не самая хорошая идея. Поэтому вместо этого я начал подумывать об использовании дипломатии. Кирк часто призывал на помощь дипломатию, чтобы помешать одному миру…
Но я никогда не забуду один из действительно самых опасных трюков, которые я когда-либо делал. По-настоящему. Единственное, я не помню, зачем я это сделал. Мы снимали фильм «Катастрофа на Костлайнере» «Disaster on the Coastliner» для The ABC Sunday Night Movie (телепрограмма с фильмами, выходящая вечером по воскресеньям). Костлайнер — это поезд, направленный по неправильному пути помешанным инженером, пытающимся отомстить за смерть своей жены и дочери от несчастного случая, а среди пассажиров этого поезда были жена вице-президента и дочь. Мы снимали на пустынном протяженном участке пути в Коннектикуте. Я играл мошенника, на котором пробу ставить негде. В ключевой сцене я должен был стоять на крыше идущего на полном ходу тепловоза и драться с каскадером до тех пор, пока вертолет не спикирует вниз и не спасет меня. Когда я прочитал сценарий, то подумал, что это будет впечатляющий трюк, но я не знал, как они собирались поставить его.
Когда мы начали снимать, я спросил режиссера: «Как мы будем это делать? Мы вернемся обратно в студию и снимем всё на зелёном фоне?» И когда он признал, что еще и сам это не обдумал, я предложил: «Хорошо, а почему бы не снять по-настоящему?»
Это называлось, мальчики и девочки, а-давайте-поставим-пьесу-в-коровнике. Не представляю, чем я думал, говоря это.
Его лицо озарилось: «Ты так думаешь?»
«Да. Конечно. Почему нет?»
Почему нет? Да потому, что я мог бы погибнуть, — вот почему «нет». Но, слушая самого себя, я входил в азарт: «Вот что мы сделаем. Поезд будет идти пять миль в час, я залезу на крышу, и вы сможете сделать кадры крупного плана, затем вы можете увеличить скорость плёнки, и будет выглядеть как настоящая драка».
«Ты так думаешь?»
Похоже, он не соображал, так же как, должно быть, и я. Но между нами была разница. Я был тем, кто взбирается на крышу поезда. А он — тем, кто в здравом уме. «Идёт! — сказал он с энтузиазмом. — Так и сделаем. Давай действуй и залезай».
Проблема, как я тут же обнаружил, была в том, что это был тепловоз, то есть там не было ни труб, ничего такого, к чему можно было бы прикрепить страховочные тросы. Он весь обтекаемый, плоский. Единственный вариант, как меня можно было бы прикрепить к страховочному тросу, — протянув страховку сбоку тепловоза через окно. Но потом мы поняли, что если мы так сделаем и я упаду, то трос просто потащит меня за собой рядом с поездом. Плохой вариант. Так что мы не могли использовать страховочные тросы. Но как бы то ни было, я сделаю это.
Ты так думаешь?
Режиссер был в восторге от того, что я так желаю сделать трюк.
В конце концов, я забрался на крышу поезда. Признаться, мне было страшно. И пока он катился со скоростью пять миль в час, режиссер с тремя камерами ехал рядом на машине. Мы сняли всю сцену борьбы. Я глубоко вздохнул и спустился на землю. «Ну как?» — спросил я режиссера.
Он нахмурился: «Ну как… Выглядит так, будто мы едем пять миль в час».
И тут я услышал свои мысли: эй, я же звезда, а звезды травм не получают. Затем я услышал свои слова: «Хорошо, давайте сделаем еще раз. Можно ехать немного быстрее», — говорил я ему.
Ну зачем я это сказал? Ну зачем мне рисковать жизнью ради какого-то там ночного воскресного фильма? О чем я думал? Режиссеры снимали подобные сцены с первых дней кинематографа безо всякой необходимости актеру стоять на крыше идущего поезда. Есть же куча способов, как снять это.
«Ты так думаешь?» — с энтузиазмом спросил режиссер.
Я снова забрался на крышу. Семь миль в час превратились в десять, двадцать… и внезапно я уже стоял на крыше тепловоза, дающего почти сорок миль в час. Впереди приближался крутой поворот, а за ним — низкий мост. Секундочку, я актер. Что я делаю, стоя на крыше тепловоза, идущего со скоростью сорок миль в час в направлении эстакады? На такой скорости ветер был настолько силен, что мне пришлось согнуться пополам, только чтоб меня не сдуло. Ветер задувал снизу в мои штанины, чуть ли не поднимая меня. Вертолет начал снижаться ко мне. По роли предполагалось, что я должен быть напуган. Поверьте мне, в данной ситуации совершенно не требовалось гениальности, чтобы показать страх.
Когда мы закончили сцену, режиссер мне гордо сказал: «Получилось». Критики писали, что сцена «выглядит реалистично». Выглядит реалистично? Она только выглядит реалистично?
Но когда речь заходит о настоящих трюках, нет ничего более реалистичного, чем съемки с актрисой Тиффани Боллинг и пятью тысячами живых тарантулов в классическом фильме ужасов «Царство пауков» (Kingdom of the Spiders). Ох, это та вещь, которую я сделал ради искусства.
По сюжету это был типичный ужастик: тысячи злых и голодных тарантулов атакуют изолированный городок. Я играл ветеринара Рэка Хансена, который отчаянно пытается убедить мэра, что мы должны выпустить самых худших врагов тарантулов — крыс и птиц, в огромном количестве, чтобы спасти город. К сожалению, мэр считает, что, позволив легионам крыс атаковать тысячи тарантулов, мы нанесем вред бизнесу и отпугнем покупателей от предстоящей городской ярмарки. Ну вот, оказалось, что во всём виновата ярмарка.
Мы снимали в маленьком городишке Кейп Верде, Аризона. Думаете, реакция горожан, когда они узнали, что у них тут снимается кино, была вот такой: Вот это да! Просто невероятно! В нашем маленьком городишке снимают фильм! Это здорово поможет нашему бизнесу… и они чего только не потащили с собой?
Часто, снимая кино на натуре, съемочная группа испытывает трудности, пытаясь не допустить зевак на задний план. Здесь, однако, такой проблемы не было. Заприте свои дома — пять тысяч тарантулов идут на город.
Прежде чем я получил эту роль, мне пришлось подписать соглашение, что я буду работать с пауками. Я и не возражал — тарантулы не пнут тебя под зад, не хлопнут по плечу, не откажутся произносить свои реплики. Кроме того, у них, как я понимаю, очень плохие связи с общественностью. Они вообще-то не очень опасны; жало тарантула менее болезненно, чем жало пчелы, — хотя вы все равно будете испытывать зуд. Но у меня была отличная идея для трюка, я хотел попасть в кадр с тарантулом на лице — а затем чтобы он сполз так, чтобы зрители поняли, что он живой. Проблема была в том, как удержать тарантула на лице, прежде чем я попаду в кадр. Я начал экспериментировать с клеем, пытаясь точно определить, сколько клея нужно, чтобы удержать тарантула на лице, но в то же время — чтобы позволить ему сползти с моего лица.
Интересный вопрос для актера: что хуже — стоять на крыше несущегося локомотива без какой-либо страховки или приклеивать тарантулов себе на лицо?
Потребовалось шесть попыток, чтобы определиться с количеством клея. И когда мы снимали сцену, всё получилось великолепно. Собственно говоря, когда я привык к паукам, они меня практически не беспокоили; что беспокоило меня больше, так это факт, что куча этих пауков помирала по ходу съемок — я постоянно слышал такой хлюпающий звук, когда по ним проезжала машина. И мне не нравилось работать с крысами. Там была одна дрессированная крыса; у нее имелась привязь из мононити, которая не давала ей сбежать, — пока крыса действительно не сорвалась и не прыгнула на меня.
Но, возможно, самым сложным трюком для меня была сцена нагишом с великолепной Энджи Дикинсон в фильме Роджера Кормана «Нехорошая мамаша» (Big Bad Mama). Афиши чего только не обещали: «Горячая исполнительница главной роли! Горячие машины! Горячие дамы! Всё чертовски горячее!» Это была своего рода «дань» Роджера Кормана Бонни и Клайду — только немного меньше насилия и намного больше кожи, а кроме того, она раз и навсегда доказала, что Энджи Дикинсон не натуральная блондинка.
Энджи Дикинсон играла вооруженную мамашу, грабящую банки вместе со своими двумя привлекательными дочками. Я играл мошенника, присоединившегося к ним ради интереса. А Энджи Дикинсон! Ах, это была роскошная женщина! Умная и красивая. Ну а если всё вместе, то она восхитительна. Она снялась в этом фильме как раз перед тем, как стала звездой сериала «Женщина-полицейский» (Police Woman). До того, как я приехал на съемки, они уже около двух недель снимали. Единственным человеком, которого я знал, был Роджер Корман. Самой первой сценой, которую решили снимать со мной и Энджи Дикинсон, была любовная сцена, в которой требовалось, чтобы мы оба были совершенно голыми. Я не сильно беспокоился по этому поводу. Давайте уж по-честному, я работал с Энджи Дикинсон; и что, она прям спит и видит, как бы посмотреть на мое голое тело? Да большинство людей вообще не замечали, что я был на площадке.
Перед тем как снимать, мы все вместе, включая Роджера Кормана, устроили читку сценария. Энджи очень не хотелось делать эту сцену. «Я не знаю, как играть голой. Видите ли, я никогда не бывала голой перед камерой. Меня это очень тревожит», — сказала она.
Роджер успокоил ее: «Не волнуйся, Энджи, мы вот как сделаем. Мы устроим закрытую съемку. Здесь будет минимум народа. Мы выгоним всех, кому действительно нечего тут делать».
«Хорошо, — согласилась она. — Но, Роджер, пожалуйста, чтобы точно никого больше не было. Я не хочу взглянуть наверх и увидеть на стропилах людей, смотрящих на меня».
Корман дал честное слово: «Здесь будут только ты, Билл, я и операторы».
Она улыбнулась: «Ну, тогда хорошо».
Роджер повернулся ко мне: «А как насчет тебя, Билл? Тебя ничего не беспокоит?»