Возможно, он так не сказал. Но, конечно, это правда. Шоу было закрыто после трех сезонов эфира. В январе 1969-го мы сняли последний эпизод. Это была хорошая работа и хороший актерский состав, но всё закончилось. За эти три года, что я проработал в шоу, моя жизнь полностью изменилась. Мы с Глорией окончательно разошлись, и однажды утром в 1967-м, когда мы снимали эпизод под названием «Дьявол в темноте», мне позвонили и сказали, что во Флориде умер мой отец от сердечного приступа во время игры в гольф.
Нет какого-то способа, помогающего подготовиться к смерти родителя. Это клубок времени, в который мигом сматываются все чувства, что ты когда-либо испытывал к родному человеку. Это последняя, неоконченная симфония с открытым финалом, с недосказанностью в вопросах отношений и любви с тем, с кем ты был так или иначе связан. Что тут можно сказать, это всё выбило меня из колеи — а мне нужно было работать. Мы были на середине сцены, и ее надо было закончить. Я не должен был подводить товарищей-актеров. Первый самолет во Флориду вылетал через несколько часов, поэтому, чем ждать в аэропорту, я решил остаться на работе, надеясь, что привычная рабочая обстановка предоставит мне хоть пару спокойных часов.
Работать в тот день было очень трудно. На протяжении всей карьеры я прятал свои истинные чувства, показывая камере эмоциональную жизнь играемых мной героев. Будучи актером, ты умеешь это делать — убрать всё, оставив только маску своего персонажа. Именно это я и пытался делать, потому что это именно то, что я всегда делаю. Я также понимал, что если я буду неуверенно бормотать перед камерой, то это останется в кадре. Рано или поздно та боль, что я чувствую, уйдет — но отголоски ее в моей игре так навсегда и останутся на плёнке. Поэтому я крепился. Я работал. Когда мы репетировали эту сцену утром, я знал все свои строчки, но когда днем мы начали снимать, я даже не мог их вспомнить. Мне кажется, что я вёл себя стоически, в то время как Леонард утверждает, что я снова и снова повторял: «Не сдержал обещаний, не сдержал обещаний. Он столько всего собирался сделать…».
Той ночью я вылетел в Майами, чтобы забрать тело отца и отвезти его домой, в Монреаль.
Результатом всего этого стала последняя серьезная ссора с Леонардом — больше мы так не ссорились. В этом эпизоде шахтеров с планеты, на которой они ведут горный промысел, убивает существо, называемое Хортой. Хорта — это странное на вид чудовище, управляемое парнем, сидящим внутри костюма и ползающим по полу. Как удалось выяснить Споку во время болезненного слияния разумов с Хортой, она была последним представителем своего вида и просто защищала свои яйца, чтобы род выжил. Разумеется, я смог установить мир между горняками и Хортой: она согласилась рыть для шахтеров туннели, а те, в свою очередь, — оберегать ее потомство.
Пока я был в отъезде, у Леонарда была сцена, в которой он совершал контакт разумов с раненой Хортой. Опасность такого слияния состояла в том, что Спок на самом деле чувствовал сильную боль, которую испытывала Хорта. Поэтому в этой сцене он опускается на колени, кладет руки на существо и кричит от боли. «Больно… больно… больно!» Для актера это очень трудная сцена — нужно, чтобы всё выглядело правдоподобно.
Когда я вернулся после похорон отца, все были мрачными. Они мне очень сочувствовали, и я им очень признателен, но мне хотелось, чтобы каждый знал, что я справляюсь с этим и что я в порядке. Мне хотелось разрядить ситуацию. Но сначала мне нужно было понять, как реагировать на леонардовский контакт разумов. Я посмотрел, какой объем они отсняли, и сказал ему: «Покажи, чего ты делал».
Он начал объяснять: «Ну, я подошел сюда, положил на нее руки и сказал „больно, больно, больно“».
Я помотал головой: «Там отснято намного больше. Ты мне можешь конкретно показать, что ты делал?»
Это очень трудная сцена для актера, но ради меня Леонард вернулся на исходную позицию и сыграл ее. Он не просто совершил некие телодвижения, он прочувствовал эмоции. Он кричал: «Больно. Больно. Больно!»
И я поспешно сказал: «Кто-нибудь может дать этому парню аспирин?»
Я думал, что все посмеются и всё вернется в нормальное русло.
Леонард не думал, что это смешно. Он был в ярости. Он был уверен, что я это всё подстроил, а потом предал его ради развлечения остальных. Я подурачился над его приверженностью своему герою и шоу. Посмеялся за его счет. Актер предал другого актера — что может быть хуже? Позже он мне сказал, что со мной всё кончено и что я настоящий сукин сын. Он не разговаривал со мной больше недели.
Множество сюжетов «Стар Трека» вертится вокруг красивых женщин, хотя часто выясняется, что эти женщины на самом деле — инопланетные формы жизни или проекции, генерируемые компьютерами, чтобы заставить нас быть послушными. Старая, как мир, ловушка. Тем не менее во время эпизода «Элаан Тройская» (Elaan of Troyius), в котором в качестве приглашенной звезды на роль высокомерной принцессы пришла Франц Нуйен, я сказал Споку: «Мистер Спок, женщины на вашей планете ведут себя логично, но других таких планет в Галактике нет». Так различными способами, похоже, я подытожил все трудности, что имелись у меня с пониманием женщин.
Надо признаться, я не был хорош в браке. Я не знал, как нести истинные обязательства перед другим человеком. В какой-то степени я полагал, что если я плачу по счетам, то и все решения должен принимать я. Что власть в руках того, кто держит кошелек. И мой брак с Глорией стал сильно перекошенным, однобоким. Теперь-то я знаю, что, когда ты умаляешь чью-то самооценку, ты недооцениваешь и человека в целом. Человек, в которого ты влюбился, постепенно исчезает, заменяясь… неудовлетворением, злостью, разочарованием и сильнейшим чувством обиды. А потом и ты злишься на нее за то, что она уже не тот человек, на котором ты женился. И брак еще менее долговечен, когда женятся два актера и только у одного из них успешная карьера.
Я много и упорно работал, чтобы содержать семью, и негодовал на Глорию, потому что брак мне доставлял слишком мало радости. Она негодовала на меня за… возможно, тут очень много причин. Глория оставалась дома с нашими девочками, а на съемках каждую неделю объявлялись новые и красивые — и на вид доступные — женщины. Духовно мы уже давно отдалились друг от друга, но во время съемок «Стар Трека» я и физически ушел из дома. Потом она подала на развод.
Развод — это современная версия средневековой пытки. Только она длится дольше и оставляет более глубокие шрамы. При разводе обнажаются самые примитивные эмоции, самые отвратительные, мерзкие чувства. Эмоционально раненные люди делают всё возможное, чтобы причинить боль другой стороне, но вместо того, чтобы пользоваться когтями, они используют адвокатов по бракоразводным процессам. Мой брак с Глорией не просто закончился, он был разорван. От него остались только острые края. И нищета.
Когда шоу отменили, три каната, что связывали меня с ответственностью, были обрублены. Работа закончилась. Брак распался. Отец умер. Я ушел в свободное плавание. У меня не было ни чётких ориентиров, ни эмоционального компаса. Я просто дрейфовал по течению. Я брал любовь, где только мог найти. Казалось, что рядом всегда находился кто-то, кому нужно было заполнить свою собственную пустоту; так что похоть, интрижки и страсть начали играть всё более значимую роль в моей жизни.
Я решил, что в тот день, когда закончились съемки «Стар Трека», оборвалась и моя связь с капитаном Кирком и «Энтерпрайз» — и ее экипажем — навсегда. Когда заканчивается бродвейское шоу — оно закрывается навсегда; продюсеры сжигают декорации, и не остается даже видео-записи. Его можно запечатлеть только в памяти. Но с телевизионными шоу всё по-другому; телевизионные шоу уже предварительно записаны, проданы местным телестанциям, а те в свою очередь передают их снова и снова.
«Парамаунт» и не подозревала об истинной ценности «Стар Трека». Для нее это был просто еще один провальный сериал. В попытке возместить хоть часть расходов на его производство «Парамаунт» задешево продала его местным станциям, которые купили его, потому что он был дёшев и имел проверенно преданную аудиторию. Распределительный рынок как раз начал развиваться, и «Стар Трек» был подходящим товаром. В городах по всей стране местные станции начали транслировать его, причем в такое время, когда основная масса зрителей находилась дома. Старые фанаты хотели не пропустить ни эпизода и приводили к себе в гости новых поклонников. Рейтинги были невероятными, особенно для той цены, что просила за него «Парамаунт», и следовательно, всё больше и больше местных станций покупали его. А потом его начали покупать и телевизионные станции других стран. Во втором сезоне у нас есть замечательный эпизод «Тревога и трибблы». Трибблы — это миленькие меховые шарики, что без остановки размножаются, размножаются, размножаются, размножаются. Они размножаются с такой скоростью, что за ними не успела бы и копировальная машина; и как только они это начали, уже нет никакой надежды остановить их, их, их, их.
То же самое случилось и со «Стар Треком». Ни одно шоу в истории телевидения не трибблилось, как это. А оно всё трибблилось, трибблилось и трибблилось. Леонард понял это намного раньше, чем я. Он ездил по стране, играя главную роль в написанном им спектакле одного актера — «Винсенте» — о жизни Винсента Ван Гога, рассмотренную через призму пяти сотен писем, что он написал своему брату. И где бы Леонард ни находился — в Биллингсе, Монтана; Сидар-Рапидсе, Айова; Рапид-Сити, Южная Дакота, — местные масс-медиа хотели обсуждать только одно — «Стар Трек». «Он был просто повсеместно, — вспоминает Леонард. — Я всё более отчетливо ощущал, как он вторгается в общество — и распространяется. В прессе начали писать о том, как успешно идет это шоу, и тем самым подстегивали все больше и больше местных телестанций к его покупке. В некоторых городах его показывали по шесть вечеров в неделю. Станции устраивали марафоны „Стар Трека“ по выходным. До нас доходили слухи, что в некоторых колледжах даже изменяли расписания занятий, чтобы избежать конфликтов с дневным повтором шоу».