Птицы? Как можно бояться птиц? Вот высота — другое дело. Хукер ничего не боялся, Шатнер не выносил высоты. Даже крыш зданий. Так что сценаристы разрывались между мной и Джимми Дарреном, работая сверхурочно, пытаясь загнать нас на крыши.
Адриан Змед обладал огромным талантом. В дополнение к тому, что он хороший актер, он также пел и танцевал. А еще у него было потрясающее чувство юмора. Много эпизодов нашего шоу заканчивалось тем, что я преследую плохого парня, сбиваю его с ног, а пару секунд спустя подбегает Адриан. Я говорю ему: «Вызывай скорую, напарничек».
И как-то вечером мы снимали одну из таких кульминационных сцен. Я гонюсь за преступником вдоль аллеи, заваливаю его. И туууууууут подходит Адриан. Я, еле дыша, говорю ему: «Вызывай скорую, напарничек».
Адриан смотрит на меня и мотает головой. «Почему бы тебе самому не вызвать эту чертову скорую?» — говорит он, разворачивается и уходит.
Ничего себе. Это что-то новенькое. Я очень удивился. На площадке стояла гробовая тишина — пока Кен Кох не начал смеяться, а затем я понял, что меня разыграли. И тоже засмеялся.
В каждом сюжете соблюдалась довольно строгая формула: настоящие злодеи, красивые женщины и много действия. Преступниками всегда были закоренелые мошенники, или, как Хукер говорил о них, кретины, отбросы, подонки, отморозки и мразь, гнусные, омерзительные убийцы и насильники, крайне отталкивающие люди, с полнейшим отсутствием каких-либо искупающих качеств, так что даже в одном эпизоде они отрезают голову плюшевого мишки, принадлежащего юной проститутке, желающей «завязать» с прошлым. Поэтому, что бы Хукер ни делал, дабы очистить от них улицы, всё являлось допустимым. Каждую неделю Хукер сталкивался со своего рода дилеммой: должен ли я донести на полицейского, остановившегося в последний момент ради спасения беременной женщины? Неужели и вправду женщина-полицейский, моя ученица, была ранена и потеряла ногу из-за того, что я не достаточно хорошо обучил ее? Там также были намёки и на смешные моменты между мной и Адрианом, прослеживаемые на протяжении всего эпизода; Адриан приобретает новёхонький компьютер и хочет просчитать победителя в скачках; Адриан намерен показать мне, как использовать современные методы продаж, чтобы продать печенье детской организации моей дочери. Во многих эпизодах я оказывался в больнице Valley Hospital. Обычно колоритный информатор представлял сведения, приводящие меня к негодяям, начиная от растамана и слепого продавца газет и кончая дружелюбным владельцем ломбарда. По пути к справедливости я всегда наталкивался на красавиц, начиная от проститутки, думающей только о пятидесятидолларовых банкнотах, до своей бывшей жены, на пляж, заполненный девушками в бикини, дочку жертвы, и кончая женщиной-полицейским, приглашающей меня к себе «показать свой калькулятор». Чтобы собрать еще больше информации либо Хизер приходилось снимать с себя одежду, либо мне и Адриану идти в места, где другие женщины снимали одежду. В шоу всегда было много бурных действий; мы старались включить три экшн-сцены в каждый эпизод, и почти всегда была погоня. А завершали юмористическим эпилогом: лошадь, которую я выбрал наугад, поставив на номер четыре, обогнала лошадь, выбранную компьютером Адриана; моя дочка выиграла приз за лидерство в продаже печенья — потому что я продал его всем людям в участке, которые собрались учить меня, как продавать печенье.
Однажды я спросил сотрудника уголовной полиции, смотревшего шоу: точно ли, по его мнению, в сериале отражена реальность? Он улыбнулся и сказал: «Вы, парни, за час делаете больше работы, чем я делаю за год… Иногда у нас бывают дни, когда телефон вообще не звонит». Что ж, тогда бы не получилось интересного шоу, сиди Хукер с Романо в своей полицейской машине и жуя пончики. Чем ты сегодня планируешь заняться, Винс? Не знаю, Хукер, а ты? «Ти Джей Хукер» — это экшн-шоу. В каждом эпизоде была, по крайней мере, одна погоня: либо я бегу за негодяем, либо преследую его на машине, либо и то, и другое. Когда я бежал за злодеем, то как-то умудрялся не отставать. Даже при том, что я был в униформе и тащил на себе всю амуницию, я неизбежно должен был прыгать через ограждения из проволочной сетки, или через кирпичную стену, или забираться по лестнице на крышу, перекатываться через капот машины, затем в прыжке схватить преступника, после чего мы покатимся вниз по уклону, или к краю крыши, но почти всегда я хватаю его и заковываю в наручники. Причем даже не запыхавшись. Если погоня была на машине, то казалось, что мы с Адрианом, получив извещение, что надо гнать к месту совершения преступления, трогаемся в другом направлении, потому что движение всегда заканчивалось резким разворотом в середине квартала. Как правило, наши преступники были ужасными водителями; ради спецэффектов мы колотили машины о здания, загоняли их в озера, проезжали сквозь огонь, разбивали их. Разумеется, тому, что наши преступники ездили на довольно потрепанных машинах, была бюджетная причина. Каждые несколько эпизодов у нас происходили грандиозные взрывы; за пять сезонов мы взорвали приличное количество автомобилей и даже яхту; однажды беглецы врезались на машине в бензовоз, и у нас вышло два замечательных взрыва. К несчастью, техники, ответственные за спецэффекты, залили в цистерну больше бензина, чем требовалось, и он взорвался облаком пламени прямо над головами звукооператоров. Чрезвычайно опасно — но в фильме смотрелось отлично. И после этого техники решили придерживаться следующей философии: зачем использовать только один галлон газа, когда можно взорвать десять!
Похоже, у нас было самое высокое количество жертв по сравнению с другими телесериалами; по крайней мере, в каждом эпизоде убивали как минимум одного человека. Люди постоянно прыгали с крыши на крышу и часто падали. В одном эпизоде я надеваю защитную одежду пожарного и врываюсь в горящее здание, чтобы спасти двоих детей; в другом эпизоде я хватаюсь за подкос маленького самолета в момент взлета и вишу на нем в полете.
Я сам исполнил множество трюков. Я стал большим мастером в использовании полицейской дубинки SB24. Более того, однажды кто-то из членов съемочной команды, увидев в одной из сцен, как я обращаюсь с этой дубинкой, сказал: «О, теперь-то я понимаю, почему в отношении нее говорят „билли клаб“» (если перевести дословно, то получится «клуб Билла», а на слэнге это переводится как «полицейская дубинка»). Ну ладно, может быть, и не говорят, и я это всё выдумал. Хотя такое, несомненно, можно услышать. За тридцать лет моя карьера продвинулась от меча к дубинке. На самом деле, движения на удивление похожи. Оба оружия использовались для блокировки ударов, атаки, удержания противника на расстоянии и повержения врага. Инструктор-полицейский обучил меня управляться с нею должным образом. Я мог вертеть этой дубинкой и… аай! Весьма болезненные воспоминания. Безусловно, я должен был выяснить, какова она в действии, и, как знает каждый офицер: когда ты попадаешь по себе, то это очень неплохой способ понять, как лучше ее использовать.
Снимаясь в шоу, я стал восхищаться полицейскими. В большинстве случаев это трудная и неблагодарная работа. Это тонкая голубая линия, которая удерживает цивилизованный мир от анархии. Вот почему плохой полицейский — это подрыв не только полицейских сил, но и всей демократии. Людям, работающим в правоохранительных органах, действительно нравилось шоу. Временами они пытались рассказать мне о своей работе, как много она для них значит, как она трудна. По каким-то причинам они чувствовали, что могут довериться мне, что я пойму. Возможно, они просто хотели удостовериться, что мы всё понимаем правильно. Но несколько раз офицеры признавались мне, что в некоторых случаях могли бы закрыть глаза и просто сойти с дороги. Они предпочли бы не вмешиваться, зачастую потому, что не хотят преследовать людей, нарушающих законы, с которыми они не согласны. Один офицер, в частности, рассказал мне о дилемме, с которой столкнулся во время пресечения сделки с наркотиками. Стоило ли рисковать своей жизнью, чтобы спасти наркоторговца? Они хотели, чтобы я в полной мере понял проблемы, с которыми они каждый день сталкиваются на улицах.
Однажды поздним пятничным вечером, когда меня везли домой со съемок в Лос-Анджелесе, я собственными глазами увидел их работу. Мы уже почти собрались повернуть, когда я выглянул в окно машины и заметил двух мужчин и полицейского напротив. Все трое были в полусогнутом положении, рука полицейского рядом с пистолетом. Коп и два негодяя, прямо кадр из кино! В таком виде эта картина и застыла в моей памяти. Машина свернула за угол, унося меня прочь, так и не дав узнать, чем и как это кончилось. Но та сцена очень точно изобразила для меня работу полицейских.
И только однажды мне довелось соприкоснуться с реальностью их работы. Я был одет в униформу — конечно, для меня это был костюм — и переходил улицу, когда в джип, остановившийся на светофоре, кто-то въехал сзади. Джип не получил никаких повреждений, зато у машины, что врезалась в него, был раздавлен капот. Оба водителя выскочили из машин. Я прекрасно понимал, что сейчас произойдет — в лучшем случае, знаменитая калифорнийская пробка. Я не знаю, что меня дёрнуло, но решил вмешаться. Я…
… стартрековские носовые платки, полотенца, адресные книжки, камеры, коврики для ног, наборы для пикника, включая бумажные тарелки и чашки, телефонные карточки, переносные электронные игры, стерео-наушники, лазерные диски, очки, школьные принадлежности, бортовые журналы, сертификаты, медальоны…
… видел, что у джипа не было повреждений, поэтому с напором сказал водителю: «Тебе не причинили вред, так что лезь обратно в машину и кати. Живей». И он послушался. Я уверен, что он не узнал меня. Я повернулся к другому водителю: «Это твоя вина. И у тебя тут кое-какие повреждения. Давай-ка, отведи свою машину в сторону, а то ты никому не даешь проехать». Он тоже влез обратно в машину и сделал, как я сказал. И в это самое мгновение я оценил силу формы. Это был необыкновенный и познавательный опыт.