До сих пор — страница 48 из 53

Полицейские любили меня. А еще меня всегда поражало, как часто люди приписывают актеру те же самые философские взгляды, которые имеет персонаж, которого он играет; и Хукер не стал исключением. Многие считали, что я и в личной жизни такой же консерватор, как и мой герой. Я всегда старался держать свои философские и политические взгляды при себе, частично потому, что, являясь канадским гражданином, я ощущал себя в Америке гостем и, будучи вежливым, не чувствовал за собой право здесь громко кричать о своих убеждениях. Но я не говорю на эсперанто, я никогда не завоевывал Месопотамию, никогда не пользовался транспортатором и я не Томас Джефферсон Хукер. Однако это не мешало полицейским думать, что я похож на них, что в итоге привело к одной необычной ситуации.

Несколько офицеров однажды зашли к нам на съемки и спросили, не слышал ли я когда-нибудь о Бо Гритце. Нет. Бо Гритц, как выяснилось, был весьма известным вьетнамским ветераном, который считал, что северные вьетнамцы держат в плену американских военных, пропавших без вести, и посвятил свою жизнь их поиску и спасению. Он там был и смог вернуться. Я немного почитал про него и понял, что там есть удивительная история. «Я бы очень хотел с ним встретиться», — сказал я полицейским.

Примерно неделю спустя я встретился с Бо Гритцем. Величайшим американским героем Вьетнамской войны. Он сказал мне: «Единственный путь, который помог мне выжить, это выбор тропы смерти. Все остальные хотели жить. И те, кто хотели жить, совершили такое, что в итоге погубило их. А я сказал себе: мне всё равно, выживу я или умру. Если мне тут суждено умереть, значит, здесь я и умру. Таково мое решение. Я боец».

Ого! Он рассказал мне подробно о создании поисковой группы «отряд Дельта», плавании через реку Меконг и о том, как он незамеченным пробрался во Вьетнам.

Ого! На фотографиях разведки были видны длинные и короткие тени как раз в том месте, где предположительно находился лагерь военнопленных. Короткие тени, должно быть, принадлежали азиатам, а длинные — возможно, американским пленникам. Гритц быстро и с бесстрашием пересек джунгли и добрался до места. Но когда он, наконец, попал туда, там никого не было. Поэтому он вернулся той же тропой и снова переплыл реку. «Мы знаем, что пленники там, Билл», — сказал он, добавив, что эта история у него даже записана.

Ого! Какая невероятная история, подумал я. И как выяснилось, она и была невероятная. Просто тогда я этого не знал. И сказал ему: «Бо, я хочу рассказать твою историю. Она очень актуальна».

Он согласился и ответил, что будет рад, если я расскажу эту историю, при условии, что заплачу за нее. В «Парамаунт» у меня был фонд, выделенный мне на собственное усмотрение. Фонд позволял мне покупать права на сюжеты, которые, как я полагал, могли бы превратиться в хорошие фильмы. И это был один из них. Тут и приключения, и боевые действия, и самая благородная цель, которую только можно вообразить — спасение американских военнопленных. В итоге мы сошлись на десяти тысячах долларов. Я дал ему чек и попросил рукопись. «Я дам тебе рукопись на следующей неделе», — пообещал он.

Мда… Чек был обналичен, и Гритц исчез. Я больше его не видел и не слышал. Однако несколько месяцев спустя на меня обрушились СМИ. Оказалось, что Гритц, похоже, использовал деньги, полученные от меня, так же, как и тридцать тысяч долларов, заплаченные ему Клинтом Иствудом за те же самые права, чтобы организовать секретную миссию в Лаос и попытаться спасти американских пленных. Но миссия обернулась настоящей катастрофой: Гритца арестовали почти сразу же после проникновения в Лаос, когда партизанский лидер, с которым Гритц намеривался встретиться, объявился пьяным и невооруженным. Каким-то образом журналисты решили, что Клинт Иствуд и я финансировали секретную миссию — хотя Клинт заплатил намного больше, чем я.

С тех пор я не слышал о Бо Гритце. А сама ситуация меня очень расстраивала. В мои намерения не входило быть замешанным в чем-то настолько скандальном. Я всего лишь хотел рассказать героическую историю — а она оказалась неправдой. Это была ужасная ситуация — так много семей, в которых мужья и сыновья пропали без вести во Вьетнаме, обрели надежду, подаренную им Бо Гритцем. И я не знал, что было правдой, а что вымыслом, но мне не хотелось, что бы семьи лелеяли напрасные надежды о том, что солдаты, которых они любят, все еще где-то там живы. В конечном счете репортеры погнались за Клинтом Иствудом — я ведь упомянул, что он дал Гритцу 30 000 долларов? — и оставили меня в покое. В последний раз я услышал его имя в 1992 году, когда он баллотировался в президенты Соединенных Штатов с лозунгом: «Бог, Оружие, и Гритц». Но нет, я не поддержал его кампанию.

Как и «Стар Трек», «Ти Джей Хукер» боролся за выживание. После четырех успешных сезонов на АВС и семидесяти одного снятого эпизода сериал был отменен. В то время мы все еще имели свою долю аудитории в двадцать семь процентов — количество, которое сегодня не набирает ни одно шоу. Ближе к концу продюсеры всё-таки решили сделать несколько небольших изменений. Например, они переместили «Хукера» из Лос-Анджелеса в Чикаго. Они переместили всё шоу! А что еще хуже — они послали Хукера в Чикаго без зимнего пальто. И вместо Адриана Змеда они дали мне нового напарника, чернокожего детектива, одевающегося как растаман во время выхода на работу «под прикрытием». Задумка была — поэксплуатировать популярные в то время «48 часов» (48 HRS) с Эдди Мёрфи и Ником Нолтом, так что в итоге у нас получился перевёртыш «Полицейского из Беверли-Хиллз». Так же как детройтский детектив Мёрфи едет в Лос-Анджелес, так и я, лос-анджелесский полицейский, отправляюсь в Чикаго.

В очень холодный Чикаго. Запредельно холодный Чикаго. Я канадец, я не понаслышке знаю канадские зимы. Я участвовал в лыжных гонках при температуре минус сорок. Высунешь из перчатки палец — сразу отвалится. Но мне никогда не было так холодно, как во время съемок «Ти Джей Хукера» на Лейк Шор Драйв (набережная на озере Мичиган) в Чикаго. Дыхание не просто можно было видеть — его можно было взять прямо из воздуха и положить в карман, пока оно не растает. И все время, пока мы там снимали, я жил в страхе снова услышать слова «Давайте попробуем еще раз».

То есть это было совершенно другое шоу, с другим актерским составом. Это как если бы выживших из «Остаться в живых» (Lost) перенесли на курорт «Острова фантазий» (Fantasy Island). «Самолёт! Самолёт! Йо-йо, вона летит самолёт!»

К сожалению, семидесяти одного эпизода, снятого NBC, было недостаточно, чтобы продать сериал в телевизионную синдикацию (распространенная в США и в некоторых других странах мира система показа телевизионного контента, в том числе телесериалов, развлекательных шоу, ток-шоу и т. д. Проекты, идущие в синдикации, продаются студиями-производителями местным филиалам телекомпаний для трансляции в основном вне прайм-тайма). Поэтому CBS купила права и поставила его в сетку в позднее ночное время. Для этой телесети было удобнее, чтобы я вернулся в Лос-Анджелес, и с тех пор уже больше никто не упоминал Чикаго. Для CBS мы снимали упрощенную версию шоу. Адриан покинул нас, и мы закончили сериал двухчасовым прайм-таймовым (вечерним, показываемым в лучшее время) фильмом под названием «Кровавый спорт» (Blood Sport) или, как я его называю, «Хукер едет на Гавайи».

По-видимому, мы очистили улицы Лос-Анджелеса от всякой швали, потому что в этом фильме Хукера отправляют на Гавайи — оберегать жизнь старого друга и коллеги, а ныне сенатора Соединенных Штатов. На Гавайях, согласно газете «The New York Times», Хукера «ожидают шуры-муры, фокусы-покусы, хула-хула (гавайский танец) и что-то вроде хари-кари (искаженное от харакири)». Когда я лежал на краю обрыва, с кровью, льющейся по лицу, и уворачивался от бьющего меня мечом по голове каскадера, я знал, что либо с Хукером, либо со мной покончено. И мы и в самом деле закончили, сняв девяносто эпизодов, что позволило шоу попасть в телевизионную синдикацию, где оно в конечном итоге и почило.

И всё-таки мне совсем не обязательно было получать мечом по голове, дабы понять, что я хочу быть режиссером, — это осознание пришло намного раньше. За свою карьеру я проработал с сотней режиссеров, без преувеличений. Среди них было и несколько величайших режиссеров в истории раннего телевидения, но для меня лучший режиссер — это тот, кто меня не трогает. Позволяющий подойти к роли своими собственными мыслями и предоставляющий мне возможность использовать свое личное видение персонажа. Разумеется, он будет руководить действиями и указывать мне, куда идти, и, если это будет иметь смысл, я туда пойду. Но очень часто молодые телережиссеры хотят быть настоящими художниками; им выпадает возможность режиссировать эпизод «Ти Джея Хукера», и они желают использовать этот шанс в построении своей карьеры. И давай перекраивать шоу, что-то говоря о подтексте и мотивации, и творческом озарении. У нас семь дней, чтобы снять часовое шоу в пределах бюджета — вот и вся мотивация.

Актеры, снимающиеся в сериале каждую неделю, должны защищать целостность программы, — это их работа. Поскольку меня волновало качество шоу, я проверял каждого нового режиссера. И если они не понимали, что делали, я шёл жаловаться. Это было моей работой. Однажды нам дали молодого режиссера, а тот, в свою очередь, разработал детальнейший план того, как, в его понимании, должен развиваться эпизод. Он буквально распланировал всю серию от и до, секунду за секундой. Это было то шоу, что привело бы его к «Эмми», а та дала бы возможность режиссировать глобальную полнометражную картину. И вот смотрю я на его план и спрашиваю: «Просто скажи мне одну вещь: почему ты хочешь начать эту сцену с того, как я выхожу из кладовки?»

Несомненно, желание режиссера создать искусство и стремление актера выполнить его может привести к конфликтам на площадке. Некоторые режиссеры полагают, что самый неправильный вопрос, который только может задать актер, — это «Почему?» Почему я должен идти сюда? Почему я должен реагировать именно так? «Да потому что я — режиссер, и это именно то, что я хочу, чтобы ты сделал» — не является правильным ответом.