До съемок оставалась всего неделя, а я всё еще не видел костюмов каменных людей. Это ведь моя кульминационная сцена — весь фильм завязан на ней, — и я хотел увидеть костюмы. Не волнуйся, сказали мне, костюмы скоро будут. А затем меня ошарашили их стоимостью. 350 тысяч долларов за один костюм. Три с половиной миллиона долларов за десять? У нас вообще ни на что не было трех с половиной миллионов. Продюсеры уведомили меня, что следует урезать бюджет. Хорошо, ну, может быть, хоть пять костюмов? Я выжму всё и из пяти. Ладно, пять будет.
Мы начали снимать. Прошла неделя, другая, а костюмов всё нет. А я уже так предвкушал — ведь это будет здорово. Из них будет вырываться пламя. Будет потрясающе. Они почти готовы, говорили мне. Отлично, когда? На следующей неделе, поверьте. Еще несколько недель прошло, мы снимали в пустыне Аризоны, и вскоре уже предстояло снимать финальную сцену. Я уже всё распланировал, видел всё в своем воображении. Будет потрясающе. И тут мне говорят, что фактически мы можем потянуть только один костюм.
Один костюм? Всего лишь один грёбаный костюм? Что ж, у меня не было выбора. Я решил, что сниму его с близи, с дали, с разных ракурсов, а затем мы призовем на помощь всю кинематографическую магию и сделаем так, будто там полчища дьяволов. Ладно, пусть один. Но когда я увижу его? Семнадцатого, пообещали мне.
Съемка сцены у нас была назначена на восемнадцатое. Мне же гарантировали, что костюм будет семнадцатого, и он великолепен. Из него будут рваться дым и пламя. Будет потрясающе. Потрясающе!
Семнадцатого я возвратился с натурных съемок, а техники по спецэффектам уже поджидали меня. Они улыбались. «Костюм готов, и он великолепен. Джордж его надел. Хотите посмотреть?»
Когда вышел Джордж, за его спиной садилось солнце. Костюм был жуткий, просто ужасный. Казалось, будто перед тобой стоит монстр из сериала «Флэш Гордон» тридцатых годов. Я пытался сдержаться, возможно, пламя и дым спасут ситуацию. Набрав побольше воздуха, я спросил: «А где дым?»
И тут тонкая струйка дыма потянулась вверх позади этой каменной глыбы. Я зашел сзади и увидел двух техников; они сидели на корточках, курили сигареты и выдыхали дым в трубочку. Я потерял дар речи. Мы начали с трех с половиной миллионов за десять костюмов, а кончили одним, за триста пятьдесят тысяч с двумя парнями, вдувающими дым через трубочку.
Я сделал несколько шагов назад, и если прищуриться и посмотреть под углом, и если бы освещение было поменьше, то и в самом деле могло показаться, что сквозь камень просачивается дым. Ладно, хорошо, главное — спокойствие, уж как-нибудь я заставлю это работать. Ведь я же режиссер! А режиссеры всемогущи. «А что там с пламенем?» — спросил я.
«Ну, с огнем проблемы, — признались они. — Мы попробовали, и огонь обжег каскадеру лицо. Мы наложим это при помощи КГ (компьютерная графика). Мы создадим огонь на компьютере. Просто нарисуем при монтаже. Он откроет рот и выпустит пламя. Будет отлично. Доверьтесь нам».
Что я мог сделать? Я думал, что у меня будут Ромео и Джульетта в Альпах, а получил Альфа (герой комедийного сериала 80-х) на детской площадке. Если бы окутать его клубами дыма, и если снимать в неясном свете, то возможно, всего лишь возможно, из этого что-нибудь выйдет. И вот следующим вечером мы отправились на съемки к подножию горы и начали готовиться. Наконец подошло время кульминационной сцены. Сигнал каскадеру. Он появляется и… нет никакого дыма! «Стоп! Стоп! Где дым? Мне нужен дым!»
Техники пугливо смотрели на меня. «Ну, мы дымим через трубку, а бриз рассеивает весь дым». Бриз? В их планы не входил бриз? Мы в пустыне, а ночью пустыня остывает и создается бриз. Да тут в пустыне всегда дуло по ночам! Вместо огнедышащего дымящегося дьявола я получил это нелепое пугало в кожаном облачении. И совершенно не пригодное. Вот у меня и нет концовки. И у меня нет не только концовки, но и Бога. В определенный момент инопланетный дьявол выбрасывает луч света, и предполагается, что мы верим в то, что это Бог. Итак, как же выглядит Бог? Первоначально я хотел использовать стилизацию под Иисуса Христа, но тут Родденберри сделал свое характерное замечание: Бог у всех разный. Так что нам теперь был нужен и Бог.
Мы хотели обратиться в компанию спецэффектов Джорджа Лукаса (Industrial Light and Magic, ILМ), чтобы они создали нам Бога. Джордж Лукас! Только представьте себе видение Бога Джорджем Лукасом. Эта организация делала восхитительные проекты и была одной из самых креативных компаний в индустрии развлечений. Я был очень взволнован. Может, им удастся спасти меня.
Но, к сожалению, они были заняты работой над двумя большими кинокартинами — и, вообще-то, у них было довольно дорого. И мы нашли парня из Хобокена, штат Нью-Джерси. Я говорю совершенно серьезно. Это тот парень, что сделал впечатляющую работу в телерекламе. И вот мы впятером полетели в НьюЙорк и встретились с ним в его доме. Жена его — повар на пять баллов — угостила нас чудесным ужином. Представляете, я никогда не ел такой вкусной картошки. Хотя бы ради этого уже стоило скататься в Хобокен; и поверьте мне, никто никогда не делал картошку…
Позже он отвел нас в свою студию и изобразил Бога в резервуаре с маслом. Это была смесь различных масел, циркулирующих в устройстве наподобие большой масляной лампы. «Если мы снимем это с очень близкого расстояния, — объяснил он, — то можно получить изображение…»
Мы все были во власти эйфории от великолепной пищи и, возможно, вина, так что предложили ему контракт. Ну и пусть у нас нет Industrial Light and Magic, зато у нас есть этот парень из Нью-Джерси, чья жена так прекрасно готовит.
Конечно, нам следовало бы воспользоваться ее картошкой. Если бы мы прямо там превратили ее в пюре, это и то больше походило бы на Бога, чем то, что он для нас сотворил.
У нас просто не было средств на фильм, который я видел в своем воображении. Например, в первой сцене, в Йосемити, предполагается, что я взбираюсь по отвесной скале. У меня на плато стояла камера, смотрящая вниз на три тысячи футов моего подъема. На мне была страховка, так что ничего опасного, и пока я не смотрел вниз, всё было в порядке. Проблема, с которой мы столкнулись, была в том, что камера снимает в двух измерениях, и было невозможно передать истинное ощущение высоты. На деле казалось, будто там примерно шесть футов. Нужно было сбросить вниз несколько камней, чтобы камера могла проследить за их падением и дать зрителям представление о настоящей высоте, но альпинистам запрещается бросать камни вниз. Но я решил эту задачу, заказав сделать несколько каучуковых «камней». Когда я буду взбираться наверх, мне нужно будет их спихнуть — и камера запечатлеет их падение. Конечно, эти каучуковые камни почти ничего не весили и, соответственно, не представляли никакой опасности для людей внизу. Более того, они были настолько легкими, что, когда я тронул их, они улетели с потоком ветра. Стая парящих камней. И, естественно, совершенно бесполезных.
Мы так и нашли подходящей концовки. После окончания съемок мне пришлось отсматривать весь материал, чтобы найти хоть что-то, что угодно, из чего можно было бы создать финальную сцену. Кое-как нам всё же удалось кое-что соединить, но это был плохой компромисс. С самого начала и до конца весь фильм был компромиссом. И в результате «Стар Трек-V: Последний рубеж» не так хорош, как хотелось бы. Не сказать, что я был очень неудовлетворен фильмом, — там было несколько отличных сцен. Качество научно-фантастического фильма почти всегда зависит от сюжета и спецэффектов. В моем фильме дешевые спецэффекты фактически испортили сюжет. Большинство рецензий были неутешительны, но обзор в «НьюЙорк Таймс» оказался похвальным: «Сцена за сценой режиссура Шатнера становится все более гладкой и целенаправленной». Фильм собрал 70 миллионов долларов — вдвое больше, чем ушло на его создание; так что он был прибыльным несмотря на то, что не мог похвастать художественным успехом.
Вечер премьеры был одним из самых великолепных вечеров в моей жизни. Я сидел в задних рядах заполненного кинотеатра, глядя, как свет с экрана подсвечивает головы зрителей. А они сидят завороженные моей работой. Это был волшебный фокус. Я сотворил его из идеи, мысли. Идеи, которая в итоге дала работу сотням людей и развлекла миллионы. Моя идея, моя мечта. И с точки зрения того факта, что можно взять простую идею и превратить ее в сложный продукт, это был ошеломительный опыт.
Мне нравилось режиссировать, и меня совсем не раздражал сам процесс. На будущее мне просто нужно быть более рациональным и властным. Урок, который я извлек из всего этого, показал, что команда подчиняется силе и характеру режиссера. Я же был слишком робок. На раннем этапе мы очень долго пытались представить, как выглядит Бог. Я нуждался в творческой помощи, но никто не предложил никаких идей. Продюсер, вместо того чтобы помогать, отыгрывался на мне за все расстройства, которые получал, общаясь со студией. Вместо того чтобы оказывать поддержку, он только и делал, что подрывал и так мое неуверенное состояние. Например, незадолго до этого я смотрел «Волшебника страны Оз» и в отчаянии предложил, чтобы лицо Бога появилось в вихре. И перед всей командой продюсер проворчал: «О, бога ради! Сдается мне, что ты посмотрел „Волшебника страны Оз“».
Конечно, мне пришлось признать это. Но я был взбешен. Без всякой причины, ну разве только из собственного эгоизма, он унизил меня перед всем актерским составом и съемочной группой. Если он не уважает меня, то почему должны другие? Мне следовало бы сказать ему: «Как вы смеете со мной так разговаривать?! Если вам не понравилась идея, то это одно. Придумайте что-нибудь получше». Но у меня не нашлось мужества возразить ему. Я так стремился снять кино, а не раздражаться по пустякам, что молча стоял и сносил его оскорбления.
Половина режиссерской работы — это политика, и в своей первой попытке именно в этом я и провалился. Если я хотел стать успешным режиссером, то, как я понял, мне следовало полностью взять бразды правления в свои руки. И поэтому несколько лет спустя, когда я написал сценарий к фильму «Озеро Грум» (Groom Lake), который сам же снял и в котором исполнил главную роль, у меня был почти полный контроль над всем.