- Верно говорят.
- Ты наивный: думаешь, буквально отрывает? В это вкладывают другой смысл. Злятся на город.
- Ну и напрасно,- сказал я.- На асфальте так здорово цграть в волчок.
.- Играть в волчок? - Рубен засмеялся.-Глупый ты, асфальт крепче держит человека на земле, и когда дождь идет, опять же хорошо: не утопаешь по колено в грязи.
- Рубен, я тоже хотел бы жить в Ереване,- признался я.
- Правда? - обрадовался брат.-И не испугался бы, что наши огорчатся?
- Нет.
- А почему тебе хочется жить в Ереване?
- Почему? Я об этом не думал. Может, чтобы тверже держаться на земле?
Рубен довольно улыбнулся.
- Асфальт, - сказал он,-это, брат, открытие... Человеческая психология... Вот, например, почему ты хочешь жить в Ереване, а, скажем, не в Кировакане или в Ленинакане?
- Ереван - столица,- ответил я,- там есть кафе, т.еатры, библиотек сколько хочешь, музеи...
- Это есть во всех столицах. В Тбилиси, в Баку...
- Но другие столицы не Армении.
- Нет, не смог ты ответить, - сказал Рубен, и в глазах у него засветились искорки радости.
- А ты можешь?
- Конечно! У меня есть на это точный ответ.
- Какой же?
- Потом скажу.
- Это секрет?
- Ага!
- Выходит, ты умеешь хранить тайны, Рубен?
- Выходит, да. А что? - спросил брат.
- Просто так...
Я посмотрел на подковообразную луну, верхнюю половинку которой как бы отломил переплет оконной рамы.
- А если это твоя собственная тайна? Собственная?
- То есть как? - не понял Рубен.
- Ну, скажем, ты делаешь что-то такое, о чем знаешь только сам. И это твоя тайна. И от того что ты сделал, никому другому нет никакого вреда?
- Если делаешь что-то хорошее, об этом, конечно, можно никому и не говорить. Даже, пожалуй, неудобно хвастаться. Зато, когда оказывается, что сделал что-нибудь не так, как следовало, что-нибудь плохое, места себе не находишь.
- Даже если сделал это с самыми добрыми намерениями?
- С добрыми намерениями плохого не сделаешь! А когда,, как ты говоришь, места себе не находишь, тогда, значит, совершил что-то дурное.
- Правда?
- Правда. А что у тебя случилось?
- Ничего. Это я просто так.
- Не хочешь, не говори.
- Как хорошо, что ты приехал, Рубен!..
И брат вдруг, громко засмеялся. Это значит, что на душе у него было невесело. Я точно знаю: когда он внешне весел, это наверняка от озабоченности.
На смех Рубена открылась дверь соседней комнаты, и яркий свет ударил в глаза.
Отец разутый стоял на пороге.
- Полуночники, что это вы не спите? - возмутился он.- Мне же утром работать надо, а вы бубните... Успеете наговориться, дождитесь рассвета.
И он с шумом захлопнул дверь.
Мы примолкли.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Паломничество. Календарь Робинзона не помогает: дни не пугаются, а воскресенье остается
воскресеньем.
Побочные доходы и раскопки. Глиняные игрушки деда Гласевоса. Нат, или
Натанаел.
Волосы упорно отказывались подчиниться гребешку. Но я с таким же упорством не отходил от зеркала. Столько простоял, столько смотрел на себя, что само зеркало подсказало мне разные гримасы. Я невольно начал кривляться, а зеркало бездумно, с какой-то даже торжественностью повторяло все мои глупые ужимки. Вначале было смешно, потом я сделался серьезным и попытался как следует рассмотреть, познать себя. И это не принесло мне особой радости. Другое дело, когда, пытаясь распознать что-то новое, открываешь для себя приятное, до того совсем тебе неизвестное. В этом случае человеку делается хорошо, и он чувствует себя смелым и уверенным. А если... Одним словом, я показался себе таким... таким, что, не знаю почему, вдруг вскрикнул: "Глупец!" Вскричал и так и не понял, к кому это относилось: к моему двойнику в зеркале или ко мне...
И тогда-то я сделал открытие, что, если хочешь кого-нибудь оскорбить, обидеть, самое лучшее - подержать перед ним зеркало. Можешь молчать как рыба, не говорить никаких обидных слов. Просто вынь из кармана маленькое круглое зеркальце, на обратной стороне которого, неизвестно почему, как правило, наклеивают виды одной из здравниц Кисловодска или Сочи. Вот и я решил подержать такое зеркальце перед кем-нибудь из пиратов...
С волосами я так и не сладил. Подумал, подумал и решил, что напрасно мучаюсь, и, махнув на это дело рукой, тихо, как тень, выскользнул из дому.
Несмотря на то что не было еще и девяти утра, Лусашен уже напоминал шумную ярмарку. Люди шли бесконечным потоком. Шли целыми семьями, с детьми, со стариками...
Несколько старых, реставрированных сто раз "Побед" как безумные гоняли по узким улочкам: из села на вокзал, с вокзала в село. И оттого что народу было очень много, они все время гудели. В этом шуме и гаме отчетливо выделялось блеяние овец. Бедных животных пригнали сюда по особому случаю. Это "жертвоприношение". Да, да!
На рогах, на ушах, на шее у них были привязаны красные лоскутики и ленточки. Глупые овцы покорно шли за людьми и не ведали, что пройдет час-другой - и их прирежут и принесут в жертву "святому", чтобы он был добр к паломникам, к тем, кто пришел, сюда помолиться.
Откровенно говоря, все это для меня было совсем не ново Уже много лет, почти каждое воскресенье, наши улицы наполнялись паломниками из соседних деревень, из ближних и дальних городов.
В другое время я не обращал никакого внимания на находящееся по ту сторону холма святое место. Но сегодня я рассматривал каждого, и в голове у меня были необычные мысли. "Эта бабушка обязательно купит целых две... А человек с ребенком на руках? Может, совсем не купит? Девушки обязательно поставят свечки, чтобы поскорее выйти замуж за хорошего парня и с образованием..."
- Чего ходишь, как лунатик?
Это был Иезуит Каро.
- Сероб уже пошел за тобой,- добавил он.- Ты бы еще в полдень явился!..
- Зачем? - не понял я.
- Чтоб провалить все дело!
- Народу много,- попытался я успокоить его.- За полчаса все сделаем.
- За полчаса?! Мы уже с зари здесь. Поняли, что опаздываешь, сами начали торговать. Странные тут люди. На барана денег не жалеют, а десять копеек на свечку тратить не желают. Пятьдесят штук мы еле продали.
- Пятьдесят штук!
- Думаешь, это много? Если бы здесь были настоящие верующие, все бы уже продали. А тут только гуляки, любители поесть шашлыки. Святой им только для причины.
- А ты настоящий верующий? - спросил я.
- Что? Я? Глупый,- сказал он.- Бери лучше, не теряй время! Нашел верующего, ха, ха!..
Каро открыл маленький портфель и одну за другой вынул тоненькие связки, свечей.
- Одна... Две... Три...-считал он.-В каждой связке по двадцать штук. Четыре... Пять... Это тоже возьми. Если не веришь, можешь пересчитать.. Но только зря время потеряешь. Я сам считал и связки связывал. Как только все продашь, снова приходи. Ну, я пошел.
Через минуту Иезуит Каро свернул в соседнюю улочку, и я зашагал к холму. Свечки положил за пазуху. Две связки не уместились. Держа их в руках, я шел по берегу ручья. А по улице взад и вперед носились машины, и людскому потоку не было конца.
Около магазина собралась большая толпа. Продавец Врам, поставив прямо на улице огромные бочки, продавал пиво.
Мужчины останавливались выпить по кружке, так как было уже довольно жарко. Жена продавца Врама сегодня не вязала чулок. Стояла рядом с мужем и усердно накачивала воздух а бочки. И пиво оттого пенилось. Пенилось, и пузырьки отсвечивали в стеклянных кружках всеми цветами радуги.
Я попытался пройти сквозь эту толпу и вдруг услышал:
- Сынок, почем такая свечка?
Я искоса посмотрел на того, кто спрашивал. Это была женщина с ребенком. Не получив ответа, она стала сама тащить из связки по одной свечке, при этом приговаривала:
- Эту Размику, эту Арутюну, эту маме... Геворк, дай-ка пятьдесят копеек.
Мужчина передал жене недопитую кружку и вынул из кармана рублевку. Я удивился, откуда женщина знает, сколько стоят свечи, а если знает, то зачем спрашивала?
- Мелочи у меня нет,- заикаясь, сказал я.- Ни копейки.
- Да ну, врешь,- почему-то усомнился мужчина, засмеялся и сунул в карман свечки, а с ними и рублевку.
- Честное слово... Я... Отдайте обратно свечки. Мелочи у меня нет.
- Хорошим артистом будешь,- ехидно бросил этот Геворк.- В другой раз будет мелочь, тогда и заплачу... Ну, беги! - приказал он мне, беря из рук жены пивную кружку....
Людской поток оттеснил меня от бочек, и немного погодя я очутился около моста, за которым до самого неба высился зеленый холм. Люди поднимались на холм, обходили тысячелетний монастырь и исчезали где-то за клубами.
- Дай-ка свечку, мальчик, - сказала молодая девушка.
И пошло...
Видно, место было удачное. Именно здесь, у моста, люди останавливались, чтобы отдышаться, и, увидев меня, вспоминали, что им надо купить свечу. Дело пошло. Скоро я вынул из-за пазухи первую связку, потом вторую, третью...
И уже не успевал даже считать деньги и возвращать сдачу.
А люди торопились и сердились на меня за мою медлительность.
- Из настоящего воска? - спросила какая-то девочка.
- Не видишь разве, дорогая, свечки желтые. Значит, настоящие,- за меня ответил мужчина.- Возьми поставь во славу святого, все твои желания исполнятся.
Голос девочки показался мне знакомым. И лицо мое запылало. Конечно, это была Нвард. Не поднимая головы, я кинулся бежать. Но Нвард, схватила меня за руку.
- Я... Не мои это свечки, - залепетал я.- А дни не Перепутались... Я обещал в воскресенье... Это календарь...
- Почему ты не сказал, что тебе надо продавать свечки? - спросила Нвард.- Идем, здесь нам не дадут поговорить...
- А что делать с ними? - Я бесцеремонно посмотрел на свечки, что были у меня в руках.
- Брось их.
И я бросил свечки.
- Ненормальный,-сказала женщина, которая подошла к нам и уже хотела, видимо, купить свечку.