На бумаге было набросано карандашом: «С новым учебным годом». Ниже теснились надписи помельче: «Первое сентября», «Мы помогаем старшим», «На школьной сцене», «Спортивное лето»… Под каждой располагались снимки, но мало — колонки пустовали.
Похожего на Саню мальчишку увидела Рая. Он стоял на вышке, в плавках и шапочке, вперёд наклонившись — к прыжку изготовился. Было ещё одно спортивное фото — фехтовали девушки. Глядя на них, Рая представила себя в таком же тёмном трико. Как бы пошло оно ей! Выставив ногу, левую руку отведя в сторону, резко протягивает вперёд шпагу…
Сима принесла ей чай и полную розетку варенья.
— Малина… Чтоб не заболеть. — И — вдруг, хотя Рая даже не думала прикасаться к чашке: — — Обожди! Ты… Ты у нас ночевать будешь?
— Чего это? Дома, что ли, у меня нет?
Сима нерешительно помолчала.
— Знаешь… В общем, тебе лучше не надо малину. Черешню хочешь? После малины нельзя на улицу.
— Ерунда! — буркнула Рая, усаживаясь за стол. Свежезаваренный чай согрел её, и даже мокрое платье больше не казалось холодным.
Сима листала журналы, выбирая фотографии. Но не очень внимательно, иначе разве пропустила бы мальчишку, который красиво трубил в горн? Двое других за его спиной били в барабаны.
— А этот чего? — спросила Рая без особого, впрочем, интереса.
Сима придержала страницу.
— А куда его?..
— Сюда, —быстро сообразила Рая и показала на колонку «Первое сентября». Всего один снимок был тут.
Сима обрадованно согласилась. Пока вырезала мальчишек, Рая подняла с пола журнал и принялась небрежно перелистывать его.
— Вот ещё можно, — остановилась она на яхте с нарядными ребятами на борту. Пробежала глазами название колонок. — «Мы отдыхаем».
Теперь Сима лишь вырезала, а журналы просматривала Рая. Ей хотелось найти снимок, где играли бы на пианино.
Одна фотография их озадачила — маленький мальчик с огромной овчаркой, умно присевшей рядом.
— «На школьной сцене», — предложила Рая и объяснила: — Дрессированная собака. Выступают же с дрессированными!
Быстро вырезали, примостили рядом с фотографией хора и, взглянув друг на друга, прыснули.
В конце каждого журнала пестрели юмористические рисунки. На одном был изображён у аквариума симпатичный кот с удочкой и в соломенной шляпе.
— Рыбки, — ахнула Рая, вспомнив. — Дуська — ничего?
Одновременно выскочили на кухню. Дуська распласталась перед самой банкой, опустив ушастую голову на вытянутые лапы, осмысленно и живо следила за рыбками. Девочки засмеялись. Ликующая Дуська бросилась к ним, опрокинулась на спину, и Сима с Раей, присев на корточки, возились с нею, а Дуська ловила их за руки осторожными зубами. Вдруг она вскочила и стремглав кинулась к двери, извиваясь и виляя хвостом.
— Отец, — сказала Сима.
Рая торопливо выпрямилась. Отец открыл дверь и остановился, изумлённый. С фуражки, которую он держал в руке, стекала вода.
— У нас гости? — с весёлостью проговорил он, а серьёзный и внимательный взгляд глубоко проник в Раины глаза.
Стаскивая тёмный от воды пиджак, балагурил, будто ничего не случилось, будто уже не в первый раз, возвращаясь с работы, застаёт дома Раю.
Пока Сима убиралась (одна; что‑то мешало Рае встать и помочь ей), отец сидел, положив на клеёнку голые руки. Жилистыми и загоревшими были они, в рыжих волосах. К дождю прислушивался.
— А ты как проскочила? Сухая‑то вся?
— Была мокрая, — ответила Рая, искоса следя за Симой, которая проворно собирала журналы. Её страшила минута, когда Сима кончит все и уйдет, оставив её наедине с отцом.
— А у меня даже майка промокла.
Рая посмотрела на его майку.
— Не эта, — сказал отец и натянуто засмеялся. — Ты думаешь, мне уж переодеться не во что.
На нем были полотняные шаровары.
— Ничего я не думаю.
Сима смахнула со стола, но две бумажные полоски прилипли к клеёнке. Рая и отец смотрели, как Сима отдирает их. Когда она вышла, отец заметил ещё крохотный треугольничек. Он провёл по нему пальцем — раз, другой, затем попытался ногтем подцепить, жёлтым от бензина и машинного масла, но толстый ноготь был коротко острижен, и ничего не получилось. Сима в кухне звенела посудой.
— Там портфель твой, — произнёс отец и твёрдо посмотрел на Раю.
— Мешает — могу убрать.
— Не говори глупостей. Ты что, не была дома после школы?
— Почему не была? — — Она протянула руку к бумажному треугольничку и сковырнула его. — Я всегда домой после школы иду.
Пытливо и уже не таясь глядел на неё отец. У виска белело не смытое в спешке мыло. Когда Рая увидела его — что‑то вдруг оттаяло в ней, она заволновалась, и было мгновение, когда она едва удержалась, чтобы не рассказать все.
Сима с перекинутым через плечо полотенцем внесла посуду, расставила и снова исчезла на кухне. Прилипший к пальцу треугольничек разглядывала Рая. Кто‑то с той стороны ткнулся в дверь. Дуська? Отец вскочил и распахнул дверь.
— Спасибо, — быстро сказала Сима. Морщась, держала обеими руками кастрюлю.
— Горячо? Давай…
Но она сама торопливо донесла до стола, поставила, с виноватой улыбкой потрясла руками.
— Разве можно так? — укорил отец и с беспокойством посмотрел на Симины руки. Рая подняла палец, на котором белел треугольничек, и, вытянув губы, не спеша сдула его. Ложку взяла последней, хотя живот подводило от голода. Багровый борщ дымился, густой и жирный.
В одном месте, рассказывал отец, затопило улицу — босиком переходили дорогу. Досталось стилягам: узкие брюки не закатаешь.
— А мне нравятся узкие, — с вызовом сказала Рая.
— И мне, — поддержала Сима.
Отец обескураженно развёл руками:
— Сдаюсь… Сдаюсь. Постарел, видать, ваш отец.
Рая усмехнулась. Ваш…
Когда Сима снова вышла, произнёс, покатывая между пальцами незажженную папиросу:
— Из‑за чего поругались?
Рая пожала плечами.
— С кем?
На папиросу смотрел он.
— Ты сказала, где ночевать будешь?
Ах, вот оно что! Но почему он так уверен, что она останется здесь? Из‑за портфеля? Решил, специально захватила, чтобы прямиком в школу утречком?
— Я, может, ещё домой пойду.
Отец промолчал. Похлопал по карманам брюк, ища спички, и, когда Сима начала собирать чай, ушел на кухню.
О матери думала Рая. Сходит теперь с ума — поздно, на улице ливень, а её нет. К каждому шороху прислушивается, в окна глядит, а там — тьма–тьмущая.
Вспомнилось вдруг, как болела в четвертом классе корью. День и ночь дежурила мать у её кровати. Очнувшись однажды после долгого кошмара, Рая увидела незнакомое худое лицо с воспалёнными глазами. Губы потрескались и запеклись, а черные волосы клочьями вылезали из‑под марлевой повязки. Как испугалась она тогда, что заразила мать! Для взрослых, слышала, корь смертельна. Она заплакала. Мать стояла на коленях у её кровати, вытирала ей слезы и тоже плакала…
Что‑то сказала Сима. Рая рассеянно посмотрела на неё и произнесла с усилием:
— Я домой пойду.
— Ты что? Там же дождь.
Дождь? К окну повернулась. Было совершенно тихо, но не прошло секунды, как шум ливня вновь ворвался в комнату.
Курил отец недолго. Когда он вошёл, Рая встретилась с ним глазами и опустила свои. Он потрепал её по щеке.
— Ничего! Утро вечера мудрёнее.
Сколько раз убеждался я в справедливости этих слов! Наверное, постигла их правоту и Рая, когда, открыв на другой день глаза, увидела за своим окном освещённую сентябрьским солнцем, трепещущую листьями сливу. Такой родной показалась она. А вчерашний страх — таким зряшным.
…Душа в пятки ушла, когда оглушительно затрещал звонок и залилась в кухне Дуська. Дождь, казалось, припустил ещё сильнее. Сима, удивленная, поднялась было, но отец опередил её.
— Открою, — на ходу сказал он и посмотрел на Раю.
Во рту у неё было варенье, она хотела проглотить его и не могла. Дуськин лай оборвался, а через секунду приглушённо донёсся от окна — мчалась к калитке. А может, это не мать? Обеими руками держала Рая чашку, словно этот хрупкий предмет мог защитить её.
Мать вошла и остановилась у порога — вымокшая, усталая. Она была в пальто и незнакомой Рае тёмной косынке. Следом появился ссутулившийся отец в накинутом на голые плечи пиджаке.
— Собирайся, — негромко, охрипшим голосом выговорила мать. Она как‑то странно смотрела на дочь, и та, загипнотизированная этим взглядом, поставила чашку, поднялась, принялась искать что‑то.
Отец суетился.
— Пальто сними… Машина подождёт, я заплачу… Мы вдвоём сейчас… То есть втроём, — поправился он, глянув на Раю, и засмеялся. — Вообще вдвоём, но сегодня, видишь, гостья у нас.
Мать медленно, как бы спросонья, обвела глазами комнату. На чайнике взгляд задержался.
— Попить…
Отец шагнул было к столу, но замешкался и попросил Симу.
— Это Раина мама, — торопливо и угодливо объяснил он. — Тётя Наташа.
Сима проворно ополоснула чашку, налила чаю и подала матери. Та пристально всматривалась в её лицо. Наконец взяла чашку, но на первом же глотке поперхнулась. Откашлявшись, попросила воды. Холодной…
Туфли были мокрыми и не налезали. Рая нервничала. Все, даже Дуська, смотрели на её ноги.
— Надень мои, — несмело предложила Сима. — У тебя какой размер?
— Уже, — буркнула Рая, с силой втискивая ногу.
Над крыльцом горела лампочка. Её свет мутно растворялся в струях дождя. Мать накинула на Раю, прямо на голову, своё набрякшее пальто. Отец сорвал с себя пиджак, но отдать не успел — мать, в одном платье, уже бежала к калитке. Рая — за ней. Тяжелое от воды пальто сползало и путалось под ногами. Сзади торопливо хлюпал отец. Радостно визжа, металась Дуська.
У ворот стояло такси. Открыв заднюю дверцу, мать пропустила Раю, сама же села с шофером. По голым плечам отца стекала вода.
Из калитки выскочила Сима. Что‑то стеклянное блеснуло в руках у неё. Рыбки! Рая встрепенулась, зашарила в темноте руками. На помощь пришёл отец. Он распахнул дверцу, а Сима уже протягивала банку. Сарафан её был мокрым, короткие мальчишеские волосы налипли на лоб. Говорила что‑то, но Рая не разобрала. По рукам хлестал дождь…