Или вы идете к проститутке и оказываетесь в ситуации контрольной продажи. То есть вместо честной девки пред вами появляется сотрудница полиции, которая сама настроена вас поиметь. И как после этого верить женщинам?
Или, например, проститутка начинает вам угрожать, что она вызовет полицию, и вы рискуете полугодом тюрьмы, работой, семьей (давайте аргумент о том, что из семьи не ходят куда попало, оставим на потом). Что произойдет в лучшем случае? Вы заплатите шантажистке, откупитесь. В худшем? Правильно. Не случайно же противники, а именно – сами фигурантки рынка выступали с плакатами «Наказанные клиенты = убитые проститутки».
Профессионалки видят в этом очередную глупость. Пресс-секретарь профсоюза сексуальных работников STRASS так и сказала: для политиков это возможность лишний раз покрасоваться, а «для нас только лишние заботы». Дивные перспективы. Как тут не скажешь словами другого поэта, Юлия Черсановича Кима: «Не допустим! Запретим! Мы не спустим! И вам не дадим!»
Бельем поросло
У художника Анри Жерве есть картина, на которой изображено парижское утро. Это такой XIX век в самом разгаре, что-то вроде спектакля по Ги де Мопассану. Обнаженная красавица спит, устав после безумной ночи. Откинутая простыня краешком прикрывает лишь то, что никак невозможно было предъявить буржуазной публике. Стоя у окна в штанах и белой нижней рубашке, на красавицу смотрит усатый кавалер с очень тревожным выражением лица.
Девушка спит и ни о чем таком не знает. Все ее обмундирование: платье, корсет, турнюр, подвязки, грации, что там еще – лежит кучей на кресле. Раньше, в соответствии с реальной историей картины, которую за такое неприличие сняли с выставки 1878 года, я думал, что на картине изображен герой поэмы Альфреда де Мюссе «Ролла», мерзавец, который насладился невинностью несчастной, которую он купил за свои поганые деньги, и вот сейчас будет с вызовом пить яд.
Теперь я вижу здесь совсем другой сюжет. На меня повлияла история женского белья, показанная в парижском Музее декоративных искусств. Выставка называлась La mécanique des dessous, то есть «Механика исподнего».
После нее к женской одежде прошлых веков и вправду относишься как к настоящему механизму. Вам казалось, что платья былых времен сложны? То, что находилось между платьем и кожей, – еще сложнее. Никто не хотел оставаться наедине со своим телом. Его надо было изменять и приукрашивать – в каждую эпоху по-разному.
Дело даже не в том, что корсеты в Средние века выглядели как железные латы с той разницей, что они были собраны из металлических полос. За нижним бельем тогда шли не к портному, а к кузнецу. Как же радовались, наверное, женщины, когда железную клетку под одеждой заменили на жесткий панцирь из китового уса. Хотя по-прежнему ни одна из них не могла бы его ни надеть, ни снять самостоятельно.
Помните сцену из «Опасных связей» режиссуры Стивена Фрирза, где одеваются друг для друга Гленн Клоуз, которая играет маркизу де Мертей, и Джон Малкович в роли виконта де Вальмона? Над каждым из нарядов работают несколько человек, это настолько сложный и торжественный процесс, что трудно вообразить, как бы они смогли друг для друга раздеваться наедине.
Тело драпировалось так, что, кроме шеи и запястий, естественных его форм, открытых взгляду, не оставалось вовсе. Пышные юбки опирались на конструкции, похожие на фермы мостов. Причем мостов разводных: размер юбок был таким, что их надо было складывать для того, чтобы пройти в дверь. Система «корзинок», а потом кринолинов рисовала совершенно иной силуэт женщины.
Трудно даже представить, какие сложные механизмы носили под платьями для того, чтобы фигура соответствовала требованиям моды. В те моменты, когда грудь надо было торжественно преподнести, ее укладывали в корсет как в театральную ложу – то, что потом стало красноречиво называться «балконет». Когда ее надо было спрятать (в моде оказалась полудевочка-полумальчик с плоской грудью и узкими бедрами, la garsonne), белье стягивало тело, позволяя сгладить формы, которыми женщины совсем недавно гордились.
Каждое время, каждый стиль хотели видеть в женщине что-то свое. Пышную грудь, тончайшую талию, рельефную попу, образованную турнюром, издевательски прозванным «парижский зад», Cul de Paris. Для всего этого были свои приспособления от самых простых, вроде поддержек и подкладок, до сложных раздвижных конструкций, напоминавших хвост креветки и называемых «подъемными сиденьями».
Историкам костюма приходится нелегко, белье до нас почти не дошло. Поэтому о тайнах исподнего часто говорят на примере кукол. Рубашки и нижние юбки сохранялись разве что в этих миниатюрных моделях женщин, которые делались с такой подробностью, с какой не делаются сейчас коллекционные барби. Это настоящие учебные пособия по одеванию, потому что женское белье невозможно было собрать и составить без подготовки. Женщину одевали как минимум в четыре руки, и эти руки были отнюдь не мужскими.
Теперь я думаю, что герой Альфреда де Мюссе в детстве явно не играл в куклы. И выражение его лица мне кажется совершенно иным, чем раньше. По-моему, он в отчаянии смотрит на кучу спутанного белья и думает: «Mon dieux! Как же я буду тебя одевать? Нет, лучше смерть!»
Атомная бомба́
«Раз-два-три-четыре-пять! Что боится показать?» – пела Далида в своей знаменитой песенке 1960 года. И сама же отвечала: «Би-би-би-би-бикини!» Ее лирическая героиня боялась выйти из пляжной кабинки и показать свое бикини. Чтобы не смутить приятельниц и не порадовать приятелей. Вот стыд-то какой!
Вот уже 70 лет под солнцем существует раздельный купальник, названный его создателем французом Луи Реаром «бикини». Купальник из двух предметов, прикрывавший лишь низ и верх, был тогда категорически запрещен на семейных пляжах в Италии, Испании, Германии. Там можно было погружаться в воду и загорать, лишь как следует предварительно одевшись.
Меж тем к героическим 1960-м раздельный купальник существовал уже почти 15 лет. Впервые он появился в 1946 году, и мне хочется верить, что не недостаток ткани, а любовь к женщинам заставила модельера Луи Реара придумать такую рискованную по тем временам штуку. От закрытого купальника, похожего на костюм конькобежца, он сразу перешел к наряду, в котором и трусов-то не было – только два треугольника спереди и сзади, которые держались на тонких веревочках, завязанных на бедрах.
Название было под стать одежде, новый купальник был окрещен «бикини». Во-первых, в этом ясно звучало «би», предметов все-таки было два, во-вторых, оно было модным, то есть более чем на слуху – Реар позаимствовал название атолла в Тихом океане.
Со времен Поля Гогена Полинезия для французов была историей крутогрудых красавиц в тростниковых юбках, любвеобильных и жарких, как природа тропиков. Героини «Почему ты ревнуешь» вполне могли бы носить купальники в новом французском духе. А перед войной на парижской сцене юбочка Жозефины Бейкер, сложенная из бананов, в которых зрители угадывали охотничью коллекцию побежденных фаллосов, прямо предвещала рождение бикини.
Атолл Бикини прославился на весь мир после того, как американцы взорвали на нем 27 атомных и водородных бомб, и это лишь добавило названию энергии, пусть даже ядерной и термоядерной. Поэтому реклама звучала так: «Bikini, la première bombe an-atomique!» Первая ан-атомическая бомба взорвалась во Франции.
И надо сказать, что публика испугалась. Точно так же, как миссионеры пытались обрядить гогеновских девушек в мешковатые платья и заставить их заниматься любовью в одной-единственной правильной «миссионерской» позиции, защитники нравов устроили страшный скандал.
Профессиональные манекенщицы отказались демонстрировать такие безнравственные наряды (быть может, они не были очень уверены в своих телах), и честь представить бикини выпала стриптизерше, танцовщице кабаре Мишелин Бернардини, которая была в принципе готова выступить хоть в собственной коже.
После первого же показа, который Луи Реар устроил в моднейшем парижском бассейне «Молитор», том самом, в честь которого был назван герой «Жизни Пи», критики встали в тупик – хвалить или бранить. Хорошо, что свой авторитет на чашу весов бросила сама Диана Вриланд, главная редакторша модных журналов, сказавшая как отрезавшая: «Бикини – самая важная вещь после изобретения атомной бомбы».
Впервые за много лет женщины получили возможность показать живот, не будучи при этом профессиональными танцовщицами живота. Впервые красивыми бедрами и ягодицами можно было открыто гордиться, они были подставлены солнцу и завистливым взглядам мужчин и женщин. Общественной нравственности было еще далеко до расцвета нудистских пляжей, но на горизонте уже замаячила идея, что женщина вправе показывать всё, что ей у себя нравится.
Но первый шаг был сделан именно в 1946 году. Второй – в 1953-м. Нам трудно себе представить, что в год смерти Сталина, когда плохо одетые товарищи в мешковатых штанах решали судьбу человечества, человечество в Канне на Круазетт наслаждалось выходом в бикини юной Брижит Бардо, готовящейся сняться совсем обнаженной в фильме своего любовника Роже Вадима «И Бог создал женщину». Дальше звездам и звездочкам оставалось только соревноваться, кто лучше из них выглядит в бикини – Роми Шнайдер в «Бассейне» или Изабель Аджани в «Убийственном лете».
Случившееся в 1962-м появление Урсулы Андресс из вод морских в «Докторе Ноу», первом «Джеймсе Бонде», запомнилось поколениям и закрепило успех раздельного купальника. Который притом, в отличие от многих модных изобретений, был чрезвычайно практичен. В нем приятно было загорать, его удобно было переодевать в кабинке под песню Далиды и легко было сушить на солнце. Его можно было комбинировать и дополнять юбками и парео. В конце концов, все прекрасно поняли, что девушки в бикини выглядят гораздо сексуальнее, чем просто голые.