— Вот еще что, — резко останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Она не ожидая такого врезается в меня на ходу и утыкается носом в ключицы.
Сладкий запах сирени проникает в мои легкие с первым вдохом. Перед глазами возникают картинки сегодняшнего утра.
Она манкая и раскрасневшаяся. Смущающаяся, но любопытная. Доверяющая и отвечающая.
Девочка…глаза горящие, щеки пылающие…
Цепкие пальчики на моих плечах, в волосах. Шум дыхания, стоны тихие. Мурашки на нежной коже. Запах желания. Вкус поцелуя.
Блять. Ну Туман… взрослый мужик же.
Член в штанах вновь оживает. Сука. И так болит.
— Ооо, — сложив губки буквой о и раскрыв широко глаза смотрит не моргая.
Оглянувшись по сторонам и не заметив зрителей, беру Ольку за руку и тащу в подсобку, она рядом совсем, дверь вторая после операционной.
В подсобке свет только от маленького окошка над потолком. Вокруг все заставлено стеллажами. Что тут хранится я в душе не еб… потому что я впервые за свои тридцать пять зажимаю кого-то в подсобке. Были сестринские, ординаторские, пустые палаты. Но чтобы вот так…
Пипец.
Олька дышит рвано, грудь быстро поднимает и опускается под сорочкой медицинской. Которая ей очень идет, надо отметить.
Я не обращал особо внимания на наряды медперсонала. Запретил себе это перед командировкой и до сих пор стремился соблюдать данные себе обещания.
Но рядом с Олей…все мои установки, правила и принципы начали трещать по швам.
Под нежно -розовой тонкой тканью колышется миниатюрная грудь, как под мою ладонь сделанная. Проверил утром. Просматривается горошинка твердеющего соска и мой член все отчетливее встает по команде смирно.
Прижимаюсь бедрами к ней. Руки у головы на полочки кладу и наклоняюсь к лицу ближе. Втягиваю ее аромат и опять дурею.
— Оля… Валерьевна, — тяну ее имя, перекатывая каждую букву на языке.
— Ляля, - шепчет мне в губы. — Все близкие называют меня Лялей…Илья…Валентинович.
— Как куколку. Ты, Ляль, точно кукла.
Проговариваю и целую сладкие губы, раздвигаю их и врываюсь во влажный рот. Шарю словно голодный пес, язык нахожу и дышу жадно.
Руками впиваюсь в ее стан тонкий и впечатываю в себя. Вдавливаю как можно теснее. Трусь стояком об нее и просто пиздец как хочу обратно в свою квартиру. С ней вместе.
— Ай, — пищит.
Ослабляю хватку, отрываюсь от губ, бегло осматриваю ее и спрашиваю:
— Больно, Ляль, где болит. Я тебе больно сделал? Прости малышка.
— Скула ноет, — тихо жалуется.
Провожу нежно по щеке пальцами.
А во мне сука пожар разгорается. Вспоминаю картинку прошлой ночи и мне хочется угандошить этих отморозков.
Как можно девочек бить и пугать. Кем быть нужно чтобы такое творить безнаказанно.
К этому вопросы мы с Гором вернемся еще по-любому. Вот сейчас пойдем курить и все сука перетрем.
— Оль, сейчас нужно в сестринскую сходить. Там Чума сегодня, она тебе даст мазь хорошую. У нее есть она. Скажешь, что я попросил. И она молчать будет. Болит где-то еще? Может пойдем тебя посветим? Заодно побои снимем.
— Нет, — пугливо возражает, — Не надо побои снимать, пожалуйста! Мазь я попрошу. Больше ничего не болит, колени саднит немного. Но я потерплю.
Момент страсти смывается мгновенно. На смену адреналину послеоперационному приходит ярость за вчерашнее.
Я поправляю на девушке форму, волосы за ушко заправляю. Нежно целую в губы и прошу:
— Ты беги в сестринскую. Сегодня малолюдно. А мне нужно еще одно дело решить. Хорошо? Потом созвонимся.
— Как?
— В смысле? — не понимающе отвечаю.
— Как созвонимся? У меня нет телефона… вашего.
— Дай свой, — протягиваю руку в которую она тут же вкладывает свой айфон в чехле из страз.
— Это чтобы его из космоса видно было? — усмехаюсь. Какая же она девчонка.
— Нравится, а что? — задрав подбородочек остренький хорохорится.
—Все отлично Ляль. Вбиваю свой номер в ее, делаю дозвон. Вот теперь мы на связи. — Целую ее в кончик носа. — Беги пчелка.
Выхожу из подсобки спустя секунд тридцать и набираю Гора:
— Здоров бро, покурить выходи. Жду тебя минут через десять.
Глава 29. Подорожник.
Ляля.
Скрываю под маской раскрасневшиеся щеки и зацелованные губы. Стыдно так…слов нет. Юркаю мышкой в ординаторскую и за ширмой волосы поправляю. Достаю из сумочки маленькое зеркальце: нормально.
Хорошо что у меня на работе есть комплект со штанами. Под ними не видно моих коленок побитых. Руки тоже скрыли длинные рукава сорочки. В отделении сегодня тихо, день праздничный и только дежурные врачи и младший медперсонал.
Отворяю дверь в сестринскую.
— Здравствуйте, — тихо здороваюсь. — Эльвира Павловна, Илья Валентинович сказал, что у вас ест мазь от синяков хорошая.
Чума отрывает глаза от монитора компьютера, очки на кончик носа сдвинуты.
— Ой добрый день Ольга Валерьевна, — смотрит внимательно, — Есть есть такая мазь. А вы для кого? — аккуратно интересуется.
— Для себя, — отвечаю вздохнув глубоко. Присаживаюсь на маленький диванчик в тесной комнатке.
— Ударились где?
— Эм… —замолкаю, пытаясь в голове сложить ответ, — так получилось, что…да?
Чума встает со своего стула и отходит к небольшому стеллажу. Роется на полочках, перебирает баночки.
— Есть у меня такая мазь, но, — оборачивается. — Я ее сама делаю, она… не медицинская. Бабка моя меня научила, еще когда на Алтае жили. Она травницей была. — поворачивается держа в руках неприметную баночку из темно коричневого стекла.
Моет руки в раковине. Вытирает одноразовой салфеткой и подходит ко мне.
— Показывай, что обработать нужно. Не бойся, она бактерицидная. Недавно сделала, принесла сюда на всякий случай.
Я медленно спускаю маску с лица.
— Ох ты ж, еп мать, — причитает Чума. — Кто тебя так Олечка? — осматривает мою ссадину на щеке. — И не говори мне, что сама ударилась. Я столько в жизни видела и в сказки не верю лет тридцать.
— Вчера в ночном клубе была потасовка… — неуверенно начинаю мямлить. Боясь рассказывать правду. — Я …
— Что за ирод тебя ударил? — причитать начинает, —Туманов тебя прислал, говоришь? — серьезнеет на глазах, сдвигает брови к переносице.
— Илья… Валентинович меня наоборот, спас.
— Наш Ильюша рыцарь, я не сомневалась, - острожно прикасается к щеке пальцем с мазью, — Потерпи девочка, еще чуть -чуть.
Закрыв глаза дышу и жду когда Чума закончит наносить мазь. Я не хочу делиться подробностями ужасной ночи. Мне стыдно и неприятно.
Вдруг осуждать начнут? А я ничего не сделала плохого.
— Ненавижу насилие, драка же. Мой муж первый, и, слава богу, единственный когда на меня руку поднял первый раз, я с дитем на руках была. Стерпела. А когда уже второй и третий. Терпение мое кончилось и я его огрела тем, что в руках было. Черпаком для воды. Трутень был еще тот. Даже водопровод в дом не провел. Пил, ирод проклятый. Все, готово.
Чувствую на щеке жирный слой непонятной субстанции.
Глаза открываю. Эльвира Пална вытирает руки от мази.
— Я тебе эту баночку отдам, будешь три раза в день мазать. Через четыре дня ничего на щеке не останется. Может чайку выпьем?
— Давайте и, спасибо Вам огромное.
— Брось девочка, — щелкает кнопкой на чайнике, — Ты как моя Ксюша, ровесница ее, дочь, — уточняет, доставая из стола печенье, конфеты. — А родители твои как? Лютовали?
— Папа в командировке, а мама… — замолкаю, слюну сглатываю, — мамы у меня нет. — заканчиваю еле слышно.
Когда эта тема станет менее больной я не знаю. Папа после так и не женился. Когда я от него съехала, он совсем один остался и приезжая к нему в гости, я часто вижу фотоальбомы на столе в зале. Тоскует он. Однолюб. Я даже не видела никогда рядом с ним женщину. Не улавливала от него запаха духов. Не слышала звонков… он будто совсем забыл о том, что он мужчина. С головой ушел в работу когда я в университет поступила. Командировки, учения, выезды… их много в его жизни стало. А вечеров и отпусков дома… нет их.
— Пей чай деточка, — ставит передо мной кружку, — Печенье бери, худенькая совсем. Как эти уроды руку на тебя поднять смогли, — сокрушается.
Я обхватываю кружку пальцами холодными, греюсь. Пью сладкий крепкий чай и под тихий монотонный заботливый голос Эльвиры Палны успокаиваюсь.
— Я в процедурную пойду Олечка Валерьевна, а вы езжайте домой милочка, завтра день рабочий. Не бережете вы себя. — Качает головой и уходит.
Убираю со стола кружки, мою их. Сладкое в пакет заворачиваю.
Переодеваюсь в ординаторской в одежду свою. Интересно, а Илья уже уехал? Я знаю какой у него шкафчик. Руки чешутся посмотреть висит ли его одежда. Но страшно, вдруг кто войдет? И не прилично это, по чужим шкафчикам шариться.
— Привет Оль, я к тебе как раз, вот, хотела вернуть, — Олеся спешит ко мне на первом этаже центра с пакетом в руках. — Туфли. Спасибо огромное. — протягивает пакет.
— Привет Олесь. Ты как? — забираю пакет.
— Нормально, а ты как?
— Сейчас на улицу выйдем, вдруг тут уши. Не хочу чтоб кто-то услышал.
Кутаюсь в шубку и шарф натягиваю по подбородок.
— Давай тебя подвезу? — предлагаю. — Ветер совсем не весенний.
— А ты не спешишь? — мотаю головой отрицательно, — Буду благодарна, — скромная улыбка в ответ.
Когда мы идем к моей машинке через большую стоянку центра, я рассказываю о вчерашнем, правда, утаиваю о том, где я ночевала.
Двигатель уже работает, обогревая салон.
— Может кофе попьем? — предлагаю девушке и взгляд на нее перевожу не получив ответа.
Она смотрит огромными глазами мне за спину, на лице испуг и страх. Медленно поворачиваю голову и вижу огромный черный джип метрах в пяти от нас. Из него в этот же момент выходят те самые уроды, скалятся нагло и идут в нашу сторону.
—В машину Олесь!
Глава 30.
Нежданный жданный гость.
—В машину Олесь! — успеваю только проговорить быстро. Как перед нами тормозит большущий темно - зеленый тонированный джип. Как крокодил огромный. Водительское стекло тихо опускается и выглядывает сначала макушка водителя, а потом солнечные очки в мрачное межсезонье.