ирует? По возрасту и размеру груди?
— У себя в кабинете, — буркаю.
Дверь закрывается.
Ну вот, что и требовалось доказать. Бабник. Развел гарем.
Глава 36. Звонок.
Лялька.
Настроение? Не, не слышала. Оно окончательно испарилось. Заканчиваю работу на морально-волевых. Заставляю себя не думать ни о чем. Ни о том, что утром я проснулась одна, ни о пятиминутке с бюстом четвертого размера, ни о наглой коллеге выискивающей господина Туманова по ординаторским.
Все.
Как бы хорошо мне не было вчера, сегодня ровно на столько плохо. И пусть у меня все еще ноют мышцы между ног, губы болят от поцелуев.
В кармане форменной рубашки вибрирует телефон.
—Алло, — поднимаю трубку.
— Доча, привет, родная! — папин голос мне как бальзам на душу.
У меня есть ощущение, что он чувствует когда мне плохо. Будто сильная ментальная связь у нас, антеннки настроенные друг на друга не смотря на расстояние.
— Привет папуль, ты с неизвестного номера. У тебя все в порядке? — волноваться начинаю с первой секунды нашего разговора.
— Все хорошо, тут связь наша не берет и я с местного звоню. Приеду через две недели только.
Он расстраивает меня тем, что мы не скоро увидимся, я привыкла к его командировкам, но эта сильно затянулась.
— Расскажи как твоя работа, милая.
И я рассказываю. Делюсь своими впечатлениями. Практикой и тем, что на операции присутствовала. Что коллектив отличный и сработанный, принял хорошо.
Только умалчиваю о Туманове и о случае в клубе. Во- первых зачем ему нервничать. Во-вторых он далеко и решить такие проблемы не сможет. В- третьих папа точно расскажет крестному, а я его напрягать тоже не хочу. Они горячие на расправу. Меньше знают, крепче спят.
Папа довольно угукает, хвалит меня за успехи.
И на душе становится немного легче. Он мой самый близкий человек, мой родной и любимый.
Слезы в глазах собираются. Мне так хочется к нему как в детстве залезть на колени, уткнуться в его грудь и мочить слезами рубашку. А он бы гладил меня по голове и спине, шептал, что всех накажет, и как сильно он меня любит. И все обязательно наладится, папа же такой сильный и большой.
—Я очень горжусь тобой Ляль, ты большая умница. И ты очень на… маму похожа. Такая же сильная, смелая, отчаянная и упертая.
Папа не так часто говорит о том, что я на маму похожа, ему больно, он любит ее до сих пор и забыть не может.
Горько становится от того, что мамочка не с нами, несправедливость… у меня нет мамы, у всех вокруг есть, а у меня нет.
— Она смотрит за тобой с неба и тоже очень гордится.
Вытираю выступившие слезы. Не могу по-другому реагировать. Слишком больно. Ни один человек на свете ее заменить не сможет.
— Папуль, я соскучилась сильно. У тебя точно все хорошо?
— Да, все нормально.— Спешит уверить. — Бывало по- другому? Успокойся милая, тут тихо и мирно, у нас обычные учения. Просто сроки увеличили.
Его голос звучит твердо и я ему верю. Он не может меня обманывать. Никогда такого не было.
— Мне бежать пора.
— Па, звони почаще, я волнуюсь. И… береги себя. Люблю.
Поговорив открываю галерею в телефоне. Там сотни снимков нас вместе. Смотрю их и тепло в груди ощущаю. Надо обязательно к тетушке сегодня заехать, она как раз должна вернуться со своим театром с гастролей.
В конце рабочего дня проверяю свои палаты. И только собираюсь покинуть отделение как встречаю Чуму.
— Ольга Валерьевна, добрый вечер. Как вы?
— Здравствуйте, я хотела вас поблагодарить за мазь, но не нашла вас в отделении.
— Нас сегодня и в хвост и в гризу, простите ради Бога за такие слова, — рот рукой прикрывает, — Устала адски, спустили план операций и графики, пришлось весь день с ними разбираться. — Глаза закатывает, — А Вы новый график дежурств видели? Вас на послезавтра поставили. Я его еще повесить не успела, сразу вас предупреждаю.
Ух… дежурство, я его ждала очень. Опыт такой, что руки заранее чесаться начинают.
— Да? Спасибо. Ознакомлюсь завтра. И еще раз вас благодарю за чудесную мазь, — достаю из сумки набор вкусных конфет, уже прознала, что Эльвира сладкоежка.
Прощаемся у лифтов и я двигаюсь к выходу из комплекса. Туманова я больше не видела. И хорошо, с глаз долой из сердца вон.
— Ляль, — женский голос окликает меня уже на пороге. — Привет, — Олеся улыбаясь меня догоняет. — Ты домой?
Спускаемся по ступеням главного входа вниз.
— Приветик, да собиралась. Погода такая чудесная… — запрокидываю голову к небу, чистое, весной пахнет в воздухе. — Может прогуляемся? Вкусный чай, парк, уток покормим.
— А давай, мне если честно не очень хочется домой. — Грустно отвечает.
— И мне, поехали?
Она охотно машет мне «да»
Пока идем до машины я по сторонам головой вожу, боюсь встретить тех навязчивых и наглых парней. Но их черного джипа не вижу. Выдыхаю облегченно.
Только вот когда я завожу свою машинку, нам путь преграждает тот самый джип.
Глава 37. Домой.
Туман.
— Я когда ее на коленях увидел, Гор, охуел. Охреневшие уроды. Твоя как?
— Как… — задумывается на минуту, вздыхает. — Никак, —глухо добавляет. — сложно все, короче.
Мы стоим на крыше центра, конец рабочего дня и люди спешат домой. Этаж не очень высокий и разглядеть все можно легко.
Напрягаюсь, увидев тонкую знакомую фигурку, спускающуюся по ступеням. Голову к солнышку поднимает.
— Твоя. — Говорю другу.
— Угу, с твоей.
Какая же она моя? Я как трус сбежал от нее ночью. Испугался чего-то там. Вдруг она захочет отношений? Я их дать не могу. Не умею я быть в отношениях. Забыл как это. Живу один в свое удовольствие. Комфортно. Не обремененный обязательствами.
Когда я был последний раз в отношениях? После них я отправился в горячую точку. Не хочу больше такого. Как вспомню, так вздрогну.
А тут совсем молоденькая, романтичная, ей букеты дарить нужно и стихи читать при свете луны на фоне яркого звездного неба. А я старый, закостенелый и циничный холостяк.
Нет у меня на это времени. Я домой после работы приползаю и едва нахожу час на спорт. Редкие встречи с друзьями не в счет.
— Не понял… — Гор сдвигает брови к переносице и устремляет серьезный взгляд вниз. — Вот суки…
Мы несемся через ступени до самого первого этажа, минуя лифт и едва не сбивая неспешных посетителей центра.
Обгоняем бабулек у входа и выбегаем на улицу.
Олька и Олеся стоят прижатые к машине двумя наглыми долговязыми мужиками в косухах и штанах с мотней по колено.
Сука… по среди белого дня девочек прессовать…
Бить мы не можем. Врачи и камеры кругом.
— Гор, тормози. — хриплю рассвирепевшему другу. — Нельзя…
Ему похрен прет дальше, яростно сжав кулаки.
Но увидев лицо испуганной Ляльки, с огромными глазами полными страха, я забываю о своих словах.
Похуй становится на все.
Кулак незамедлительно летит в лощенную морду. Еще раз и еще.
Гор не отстает. Но ему одного удара достаточно.
— Илья, — пищит сбоку тонкий голосок, — Илья, Туманов!!!
— Окно закрой Оль, быстро! — не слушается, плачет.
— Какого хуя… — ревет Гор, тряся за грудки недобитого, — Вам жить надоело? Девочек нет других?
— Вы пожалеете, я же говорил! — утырок отползает от меня в сторону, харкает кровью и шипит угрозы сквозь окровавленные зубы. — И она тоже, — тыкает пальцем в сторону Ляльки и зло на нее скалится. Ржет как ненормальный.
Я же Ольку бегло через стекло осматриваю, получаю кивок, что все в порядке. Поворачиваюсь в сторону бежавших гандонов. Номер машины запоминаю. Гор рядом разминает кисть.
Подхожу к машине с девчатами. В слезах обе и ужас в глазах. Двери открывают.
— Илья, Илья… я… они… — Лялька трясется, хрупкая и уязвимая. Прижимаю ее к себе, успокаиваю прикосновениями ласковыми.
— Все, все. Уехали.
— Они второй раз нас тут подкараулили… — всхлипывает, заикается.
Стискиваю челюсть, переглядываясь с Гором. Он все прекрасно понимает и тоже на тормозах спускать беспредел не будет.
— А вы, тут же камеры… Что будет, Ильюша…
От ее ласкового Ильюша у меня в ушах закладывает. Кто меня так называл? Когда? Мама в детстве.
Глазами огромными лупит и жмется ко мне всем телом. Ищет защиту.
— Ляль, давайте мы вас домой отвезем. Нам бы только переодеться.
— Нет! Я боюсь, одна боюсь! Нет, нет, я с тобой.
Через пятнадцать минут мы едем в моей машине, вдвоем. Гор забрал Олесю сам и пока мы рассаживали девчат по машинам, перекинулись парой слов, договорившись созвониться позже.
Олька всхлипывает, сжимает тонкими пальчиками сумочку. И такая уязвимая в этот момент, что мне очень хочется ее защитить.
— Я боюсь, что папа узнает… — тихо шелестит голосом.
— А папа у нас…
— Папа военный, и он сейчас в командировке. Далеко. Будет переживать.
— Давай я сам решу с этими отморозками вопрос, а папе мы не скажем. Идет? — Выдаю уверенно.
Она поднимает на меня заплаканные глаза. Шмыгает носом по-детски.
— Папе не скажем… А тебе… это опасно Илья. И ты врач, а ты сегодня… у тебя руки… — вновь реветь начинает. — Как ты, а вдруг бы сломал, ты же оперируешь как бог… к тебе такие очереди пациенток ото всюду…
— Не реви Ляль, — притормаживаю на въезде в мой двор. — Успокаивайся, посмотри мои руки целы. Все можно решать не только кулаками. Побудешь у меня, тут спокойнее.
Я в это конечно слабо верю. У Ольки дом приличный, с охраной и серьезной входной дверью.
— Я хочу домой, у меня нет ничего с собой.
— Твоя футболка еще лежит на полочке.
— А?…
Завожу девушку к себе в квартиру, словно чертово дежавю. Дрожащая и бледная Лялька, еле передвигающая ногами и я злой, заебанный и нервный. Сильно нервный.
— Давай в зал, —веду ее по коридору и усаживаю на диван. Она с ногами забирается. — Чай принесу и плед, — ухожу на кухню щелкнуть кнопкой чайника и в спальню за пледом.