— Нет, — помедлив, — Ваша дочь стойкая и сильная. О ее проблеме знали единицы.
— И вы в том числе, верно?
— Да.
— Вы всем так помогаете, Илья Валентинович? — и смотрит так… дыру во мне сверлит.
— Нет. Только тем, кто мне дорог.
— И моя дочь вам так дорога?
— Дорога, — отвечаю, ни чуть не сомневаясь в своих словах. — Очень. И ради нее я сделаю все. Даже если ей захочется звезду с неба или полетать на космолете. — По мере моего ответа, посеребренные брови Валерки ползут вверх, а я продолжаю, — Я хочу видеть на ее лице только улыбку и слышать ее смех, дарить эмоции, от которых она плакать будет, только от радости и счастья.
— Че? — недоуменно переспрашивает.
— То, Валер, люблю я ее.
Глава 60. Почти счастье.
Ляля.
— Фух, я все, — снимаю с рук перчатки для фитнесса и устало падаю на коврик для йоги рядом с подругой. Она стоит в планке последние секунды красная как рак.
— Ееее, — пыхтит, — я тебя сделала! — падает рядом на свой коврик лицом в него. Знать о том, что я простояла треть своег овремени в планке, ей не нужно, а то до уработается так, что потом даже ползать не сможет. — Я с тобой скоро в фитоняшку превращусь. Ляль, ты виновата в том, что я теперь стройна и свежа.
Три ха. После первой тренировки -то! — хихикаю про себя.
—Что в этом плохого? —вытираю полотенцем пот со лба. — ДАвай еще растяжечку и гоу домой.
— Пфф, растяжка. Я порвусь Оль! — пыхтит недовольно. — Ты как гимнастка гнешься, а я так не могу, — ноет рядом, перекатываясь на попу и тянет руки к стопам.
— Я подмогу, — встаю со спины и помогаю ей растянуться сильнее, — выдыхай и тянись.
— С моей грацией картошки… —кряхтит, но тянется,забавно хмуря брови от усердия.
—Все, я все, вымотанная, растянутая, осталось помыть, посушить и вые…— спустя немого времени кряхтит.
— Замолчи, — толкаю ее в шутку в плечо. — Пойдем.
Спустя полчаса я довольная и бодрая спускаюсь по ступеням фитнесс центра, Светка плетется позади еле передвигая ногами.
— Завтра я умру от боли, да? — сегодня она со мной ходила только второй раз, до этого она то по телефону болтала, то тренерам глазки строила, крутилась как дура у тренажеров и флиртовала. Сегодня я забрала у нее телефон и не отстала, пока она не стала заниматься нормально.
— Не умрешь, если что, то завтра сходим в бассейн и можно в сауну. Все будет отлично! — подбадриваю ее.
— Гля, — расстроено тянет, поворачиваюсь и прослеживаю за ее взглядом, — Посмотри, что сделали с моим дрынчиком… Приехала Света на тренировку…
Ее мопед завален на бок, снято одно колесо и фара свисает на проводах из корпуса
— Что за идиотина это сделала? — подлетает разозленная к мопеду, осматривает его. — Кому он тут помешал? — Пищит расстроенно. — Что мне делать? — Хватается за голову руками, — Как его отсюда забрать?
— Щас решим, посмотри, камеры тут есть? — пока она оглядывает фасад здания и звоню Илье и прошу помочь.
— …что за тварь? Лучей поноса этому уроду! — Светка негодует ходя из стороны в сторону. — Все, куплю машину! Хватит издеваться над моим тырчиком.
Уже не в первый раз на ее яркий мопед покушаются.
— Свет, Илья попросит знакомого и он подъедет, пойдем в кафе посидим, жарко на улице, — уговариваю подругу и мы идем в кафешку напротив фитнесс центра.
— Мне салат цезарь с креветками и… — задумавшись листает меню, — мидии в сливочном соусе. И большой мохито, алкогольный, — с шумом захлопывает папку. — Ладно, — глянув на мое злое лицо, — безалкогольный, литр. — Передумывает. Я тоже делаю заказ.
— Расскажи, как дядь Валера? — спрашивает Света перемешивая лед в стакане .
С момента папиной операции прошло уже три месяца. Из которых он пробыл в отделении травматологии четыре недели. А потом сразу же отправился на реабилитацию. Три недели работы с Назаром дали хороший результат. Амосов неустанно следил за его сердцем даже в после. И оба врача единогласно отправили его в санаторий в Подмосковье.
— Как, — вздыхаю, — получше уже конечно. Хромота не такая сильная как была. Рука работает более менее. Там… — запинаюсь, — хороший реаниматолог работает, она хороший врач, так Назар сказал. — Улыбаюсь чуть грустно.
— А почему ты нос повесила? Что за грусть Ляль? — любопытничает Светка, наливая еще лимонад.
— Да так… — мешаю трубочкой колотый лед в стакане.
— Ну? — ерзает в нетерпении, — Сказала А, скажи Б.
— Роман у него с этим… реабилитологом, — на выдохе все ей выдаю.
— Да ты что? — округляет глаза в удивлении. — Кто тебе сказал? — переходит на шепот, будто эта тема совсем секретная.
— Видела, — слабо улыбаюсь, — Мы с Ильей приехали внезапно, и… пока шли по аллее к корпусу, увидели его с букетиком и с врачом на лавочке.
— И что? — и тут же с шумом тянет остатки лимонада из стакана.
— И то… — кручу свой стакан, вздыхаю, — Я еще не могла понять, почему ему там так нравится, довольный каждый разговор, а крайние созвоны спешил все куда-то. Друзья у него там понимаешь ли. Теннис настольный, скандинавская хотьба с особой прытью…
Вспоминаю картинку из аллеи. И мне становится вновь обидно! Почему он молчал? Почему скрывал?
— Не психуй зай, — Светка протягивает мне руку через стол, поддерживая, — Он просто… боится тебе об этом сказать.
— Почему? — едва не плача от обиды.
— Потому что ты для него все та же малышка, с косичками и в гольфах. Потому что у вас по всей квартире фотографии с мамой. Потому что… он просто опасается, что ты от него отвернешься и не примешь. — сложив брови домиком продолжает, — А он взрослый мужик Ляль, у него столько лет еще впереди и он все свои молодые годы отдал тебе одной.
— Я знаю, — всхлипываю, — и чувствую свою вину перед ним, я мешала ему жить получается. — Выдыхаю свой большой страх вслух.
— Ты вроде взрослая, Ляль, у тебя мужик есть, охренеть какой. Но ты дурочка. Офигеть какая большая. Как ты могла в своей голове такое сложить? — Светка включает психолога. В другой момент меня бы это разозлило и выбесило, но не сейчас.
— Я … не знаю, — тру глаза салфеткой, — зачем он скрытничает? Я только рада за него буду. И эта вина… я сегодня поеду к нему на квартиру и сниму мамины фотографии со стен. Уберу их в альбом. Может быть… им пора туда? А папе нужно жить дальше и он обязан стать счастливым.
— Ляль, — аккуратно начинает подруга, — А может быть тебе предложить отцу продать квартиру?
— Зачем? — вскидываю на нее глаза с непониманием.
— Затем, ты… фотографии забери, а дядь Валере можно в пригород перебраться. В дом частный. Он на пенсии…
— Да… — растерянно шепчу, — он отказался идти штаны протирать в кабинетах. На пенсии, да. И… я подумаю… — не успеваю договорить, потому что нас прерывает мужик. Большой, нет, огромный мужик. Возникший у нашего стола.
— Привет. Я от Ильи, Клим, — и тут до меня доходит. Клим… вот это имя я слышала не раз. И он сразу понял кто ему нужен.
— Привет, — нестройным хором отвечаем.
Светка отодвигает салат и не моргая, как завороженная, смотрит на этого здоровяка.
— Света…
— Оля, —вторю подруге.
— Очень приятно, девочки. Вы уже все? — уточняет амбал. — У меня в машине друг сидит и мы… спешим. Пойдемте, — кладет без разговоров купюру в папку.
Мы как по команде поднимаемся из-за стола и следуем за Климом.
На улице возле моей машинки припаркован огромный черный пикап, рядом крутится еще один амбал и увидев нас, растягивает губы в улыбке, являя на свет белые зубы.
— Привет девчонки! — весело здоровается, задерживая чуть дольше внимание на Свете. — Я…
— Шмель, давай грузить мотик и погнали, я спешу пи… очень сильно, — Клим открывает кузов и они вместе, как будто мотороллер весит всего десять килограмм, забрасывают его туда.
— Свет, — толкаю подругу, — Спасибо хоть скажи,— шепчу.
— А? — Переводит на меня растерянные глаза, — Ляль, а откуда у твоего гинеколога такие друзья? Ты знала? Почему мне не сказала, что у него есть такие… — шипит змеей претензии.
— Да не знала я их, — шиплю в ответ.
— Чей мопед? Куда везти?
— Мой, — Светка, словно пионерка выпрямляется и улыбается своей обворожительной улыбкой.
— Тогда поехали, девчат. — Шмель открывает нам заднюю дверь.
— Нет ребят, я на своей, — указываю на машину. — Спасибо вам за помощь.
— Пока Ляль, — шумит довольна Светка, из пикапа.
Прощаемся и джип, газанув, резко стартует с парковки.
Неспеша плетусь домой. Илья еще на работе, у меня сегодня отсыпной, и мы с ним не виделись сутки. Как же он психует, когда мои редкие ночные дежурства выпадают не в его смену. Соскучилась уже, жуть. По дороге заезжаю в магазин и набираю целую тележку продуктов. Сготовлю вкусный ужин. Откроем вино… мечтаю в голове, растянув губы в улыбке. Подпеваю незамысловатой песне по радио…
Я так его люблю…сильно. Да, не говорила ему об этом, давно… призналась Илье месяц назад в чувствах, а он промолчал. Ничего мне не сказал! Ни слова! Даже не поцеловал. Обиделась жутко. Всю ночь обижалась пока он рядом сопел. А утром обида ушла или просто я ее выгнала из своего сердца. Как можно на него обижаться? Он сухарь, конечно. И циник и молчун. Сердцу не прикажешь. Оно просто любит. Слепо и сильно.
Паркуюсь возле дома и, открыв багажник, тянусь за пакетами и резко дергаюсь от внезапных прикосновений, бьюсь головой и кузов…
— Блять… — гремит до боли родной голос за спиной, — Ляль… Ляль… сильно? — разворачивает к себе лицом и осматривает лоб. — Шишка будет… Прости… — сожалеюще.
Не самом деле я стукнулась не сильно. Но Илье Валентиновичу полезно попереживать. Мстительная и злая Лялька посмеивается внутри меня. Поэтому я со всем своим мастерством изображаю, что мне больно. Тру лоб и морщу нос.
— Ляль, надо холодное приложить, — и увидев пакеты из супермаркеа лезет в них, достает кусок мяса, — Вот, так не должно сильно распухнуть, — прикладывает пакет к моему лбу. — Держи, а я пакеты заберу.