— Разве я ошиблась, выйдя за тебя? — спросила она Ричарда.
— Это было самое мудрое твое решение, — ответил он. — Но Мэдди не ты.
— Она будет счастлива с Гаем, — настаивала Элис. — Он в ней души не чает.
Ричард промолчал.
Она снова перевела взгляд за окно. Влюбленные почти подошли к дому. Спрятавшись за ставнями, Элис разглядывала Люка, поскольку у нее не получилось сделать это днем, когда она пыталась рассмотреть его из спальни. Он был значительно моложе Гая, лет тридцати. Несомненно, красив. В любой компании его лицо сразу привлекало к себе внимание. Но не это обеспокоило Элис. Гай тоже был красив, хоть и в более очевидной, светской манере. Ее взволновала пылкость этого незнакомца, покоряющая живость. Как он смотрел на Мэдди, как она смотрела на него…
Элис снова пронзило страхом.
— Я не могу потерять ее снова, — сказала она Ричарду.
И тот не стал говорить жене, что беспокоиться об этом преждевременно. Не стал уверять, что Элис тоже сможет поехать в Англию, если дело дойдет до свадьбы. В конце концов, он видел, что с ней происходило в то жуткое лето, когда он увез Мэделин.
— Тогда перестань отталкивать ее от себя, — только и посоветовал он. Они оба повернулись, услышав приближающиеся шаги на крыльце, затем в выложенном кафелем коридоре. Ричард сжал плечи Элис.
— Пригласи Люка на ужин, — попросил он. — Постарайся.
Элис медленно кивнула, стараясь успокоиться. Как странно робеть перед собственной дочерью. Но она собиралась поступить так, как просил Ричард. Хотя в глубине души надеялась, что влюбленность дочери закончится так же быстро (и по возможности безболезненно), как и началась, она понимала, что ей необходимо быть любезной с Люком. Тем вечером в саду, когда она разрисовала камешек, улыбка Мэделин рассказала Элис… обо всем. С тех пор она часто украдкой заглядывала в ее комнату, только чтобы проверить, лежит ли еще этот камешек у ее кровати. У них только начало что-то получаться. Но она разрушила хрупкий мостик своей выдуманной головной болью. Больше она на такое не пойдет.
Ей надо попробовать. Она должна.
«Все будет хорошо».
Элис повернулась к двери и посмотрела в разрумянившееся, светящееся от радости лицо Мэделин. Она намеревалась сказать: «Похоже, у тебя был замечательный день».
Но, непонятно почему, у нее с языка слетело:
— Похоже, ты потеряла шляпку!
— Она рассердилась? — спросила Делла на следующее утро.
Мэдди обещала подруге навестить ее и приехала к ней в дом брата. Питер жил на маленькой вилле между Малабарским холмом и центром города. Девушки завтракали мягкими булочками с медом, расположившись в садике, какие можно увидеть на почтовых марках. Окружавшие со всех сторон деревья милостиво укрывали их от палящего солнца, но не от шума улиц и звона трамваев.
— Из-за шляпы? — уточнила Мэдди.
— Из-за всего, — ответила Делла.
— Скорее огорчилась, — уточнила Мэдди, проглатывая булочку.
— О нет. Это всегда хуже.
— Ты так думаешь? — расстроилась Мэдди. Вчера она так обрадовалась, что мать ждала ее в гостиной и даже согласилась принять Люка. — Но ты бы слышала, каким образом она предложила ему остаться на ужин, — сообщила она Делле. — В той же манере она могла бы предложить вырвать ей зубы.
— Так он не остался?
— Нет. Ему нужно было в военный городок к девяти. Но сегодня он должен приехать.
— Ужинать с твоими родителями?
— Нет. Они с папой собирались обсуждать что-то по работе. А потом он куда-то повезет меня. Не знаю, куда именно.
«Разве это так важно?» — ответил он Мэдди, когда они прощались на подъездной дорожке.
«Нет, — отозвалась она. Он взял ее за руку и притянул поближе, заставив отбросить прочь навязанные Элис мысли об учтивых манерах. — Не думаю».
— Ты улыбаешься, — заметила Делла, — прямо как помешанная. И между прочим, у тебя лицо обгорело.
— Я знаю, — Мэдди осторожно дотронулась до саднящих скул. — Остается надеяться, что они побледнеют прежде, чем меня увидит Диана Элдис.
— Господи, да, а то потом сплетен не оберешься, — поддержала Делла.
— Будем надеяться, у нас не выступят веснушки, — они хором передразнили Диану и расхохотались.
— Она из кожи вон будет лезть, чтобы тебя увидеть, — заметила Делла, потянувшись за чайником. — Она просто засыпала нас вопросами о том, как вы с Люком познакомились, когда ты исчезла из-за стола. Я, конечно, ничего не сказала.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответила она. — Расстраивать Диану может стать моей новой забавой. Ты же понимаешь, что она начнет болтать направо и налево, стоит ей только пронюхать, что ты была без сопровождения.
Мэдди пожала плечами.
— Если не об этом, так о чем-нибудь еще.
— Неужели твоя матушка так спокойно на это смотрит?
— Едва ли. Забавно, что она не сказала и слова против, когда я ездила куда-нибудь с Гаем, и, вероятно, сама она разгуливала с моим отцом тоже без сопровождения, — это Ричард выложил за ужином, после того как Элис попыталась сделать трагедию из того, что ее дочь так поступает. И у Мэдди это никак в голове не укладывалось. — Я бы в жизни не подумала, что моя мать способна поступать не так, как принято в обществе.
— А мне даже нравится, — ухмыльнулась Делла. — Элис — бунтарка.
Мэдди приподняла бровь.
— В итоге я попросила ее довериться мне. И пообещала, что мы вернемся до полуночи.
— Волшебный час из сказок, — сострила Делла.
Мэдди не засмеялась. Делла тоже. Она вдруг посмотрела на подругу с некоторой тревогой, отчего Мэдди тоже порядком забеспокоилась.
Она спросила ее, что случилось.
— Да просто, — начала Делла. — Ладно, Питер сказал… — она вздохнула. — Люк говорил тебе, что уезжает?
— О, — безжизненно откликнулась Мэдди (так вот в чем дело), — да, — он говорил ей об этом по дороге домой, когда они возвращались с пляжа. — И уже скоро, да?
— Совсем скоро, — сказала Делла.
Между бровей Мэдди обозначилась морщинка.
— Не хочу думать об этом.
— Здесь можно только пожелать удачи, — посочувствовала Делла. — А о Гае ты тоже не думаешь?
— Даже не спрашивай, — выдохнула Мэдди.
Она все утро старательно избегала мыслей о Гае. И нарочно не вспоминала ту странную фразу об их якобы помолвке, которую Люк услышал из уст Фразера Китона. (Это была еще одна новость, которую Люк сообщил ей, пока они шли к дому. «Что?!» — изумилась она и остановилась как вкопанная.) И уж конечно, Мэдди не хотелось размышлять о том, знал ли Гай об этих слухах, предпринял ли он что-нибудь, чтобы их опровергнуть, и обиделся ли он на то, что она не удосужилась поздороваться с ним в «Джимхане». (И опять все эти бутылки с кипяченой водой.)
Делла помешала ложечкой чай.
— Думаю, Гай будет рвать и метать, когда узнает о том, что вы плавали с Люком.
— Не знаю, будет ли он рвать и метать, — сказала Мэдди, пытаясь представить себе всегда такого спокойного Гая сердитым. От этих расспросов ей внезапно стало еще хуже, потому что он и в самом деле был очень, очень добр к ней. — Может, поговорим о чем-нибудь другом?
— Хорошо, — легко согласилась подруга. — Раз ты просишь.
И Делла принялась строить предположения, куда Люк поведет Мэдди этим вечером. («В ресторан? Или, может, на другой пляж? Нет, это уже чересчур для вечернего выхода, твоя репутация будет уничтожена».) Мэдди снова расслабилась и с готовностью увлеклась волнующей мыслью, что ее репутация будет уничтожена Люком, и в ответ повторила то, что сказала ему вчерашним вечером.
Ей все равно, куда они пойдут.
Мэдди это в самом деле никоим образом не волновало.
В тот вечер не было пляжа или лодки — они поехали вдвоем на автомобиле, который Люк взял напрокат, в старинную португальскую часть города и припарковались в маленьком, вымощенном булыжником переулке, застроенном красивыми европейскими домиками с решетчатыми ставнями и балконами по обеим сторонам фасада. Пригнувшись, они вошли в низкую дверь многоквартирного дома. Люк взял Мэдди за руку и повел по узкой каменной лестнице на запах листьев карри и вареного риса. Он посмеивался через плечо над озадаченной улыбкой Мэдди, а потом отворил еще одну дверь, за которой оказался прекрасный ресторанчик на крыше. Повсюду горели фонари, курился фимиам, дымили глиняные печи. Индийцы были одеты в свои лучшие шелковые одежды, женщины увешаны браслетами.
— Тебе здесь нравится? — спросил он.
— Нравится? — Мэдди искренне не понимала, как он мог в этом усомниться. — Да я просто влюблена в это место.
Они сели за низенький столик, на котором одиноко мерцала фитилем низкая, похожая на блюдце свеча. Вокруг говорили на урду. Хозяин — дородный мужчина средних лет в льняной тунике и брюках — принес им мягкие лепешки наан, большие блюда со сдобренными специями овощами, которые им нужно было съесть, но Мэдди совсем об этом не думала. Позже, уже дома в спальне, она не помнила, прикоснулась ли к чему-либо вообще. Она перебирала в памяти каждую секунду этого вечера (улыбаясь, как помешанная). Но больше всего ей запомнилось, каково было держать Люка за руку, поднимаясь по лестнице, а еще тот момент, когда он перехватил ее взгляд и спросил, как ей понравится, если он телеграфирует в Генеральный штаб и попросит разрешения задержаться в Бомбее подольше.
— А ты можешь так сделать? — спросила она, боясь поверить в то, что он и впрямь может.
— Не вижу причин, почему нет, — ответил Люк. Глаза его блестели от счастья и, наверное, от того, что Мэдди тоже была счастлива. Похоже, по-другому и быть не могло. — Все-таки здесь еще довольно много работы.
— О господи!
Люк просиял.
— Твой ответ можно считать согласием на то, чтобы я не уезжал?
— Конечно, — ответила Мэдди, заливаясь счастливым смехом. Он может остаться! Какая радость, какое облегчение! — А ты не хочешь вернуться на свою реку в Ричмонде?
— Очень хочу, — признался Люк. — Но она ведь никуда не денется.
— А что, если они не разрешат тебе остаться?