— Тогда я возьму отпуск, — заключил Люк, смеясь еще больше, будто стараясь тем самым добавить словам веса. — Не так-то просто взять и оставить вас, мисс Брайт.
Брать отпуск Люку не пришлось. Представитель Генерального штаба в ответной телеграмме сообщил, что они будут рады, если он останется в Бомбее. На следующий день, выкроив время между совещаниями, он заехал сообщить об этом Мэдди. Приезд Люка стал для нее приятной неожиданностью. Она сидела на веранде в мучительном ожидании новостей, попивая чай с матерью (которая тоже удивила дочь тем, что сначала собственноручно принесла поднос, а потом расспросила ее, хотя и весьма холодно, о вечерней трапезе в ресторане. «Звучит довольно… экзотично. Не опасно ли есть такую пищу?»).
От радости Мэдди потеряла дар речи, а Элис, воспользовавшись ее молчанием, поинтересовалась у Люка, надолго ли ему разрешили остаться.
— Не знаю, — ответил тот, не сводя глаз с Мэдди. На нем был очередной темный костюм и белая накрахмаленная сорочка. На губах играла улыбка. — Я думаю, всё зависит от того, как будут развиваться события. Но еще на месяц наверняка.
— На месяц? — переспросила Элис.
«На месяц, — про себя повторила Мэдди, и сердце ее забилось, как бешеное. — Еще целый месяц».
Люк сказал, что это может обернуться и более долгим сроком, а Элис уточнила, означает ли это, что его пребывание может оказаться бессрочным.
— Нет, — ответил Люк. — К лету я точно уеду домой. Боюсь, я не смогу постоянно жить в Радже.
Элис взглянула на него пристально, словно не понимая, как кто-то может добровольно отказаться покидать Индию.
Но Мэдди отлично понимала Люка. Несмотря на то что жизнь в Бомбее начала приносить ей удовольствие — последние пару дней особенно, — все же остаться здесь на всю жизнь она бы тоже не смогла.
Ненавидя себя за то, что бежит впереди паровоза (опять вернулось предубеждение), Мэдди уже рисовала в воображении мягкую лужайку под раскидистой ивой и качающуюся в водах летней Темзы лодку.
Но между тем он остается, безо всяких сомнений остается. Ради нее. Нее одной.
— На месяц, — подхватила она, вновь обретя способность говорить. Ей хотелось встать, броситься ему на шею и поцеловать так, как она целовала его в море.
Люк на противоположном конце комнаты сверкнул глазами. Он стоял смирно, будто тоже едва сдерживая порыв.
— По меньшей мере месяц, — уточнил он.
Мэдди просияла, засмеялась и смотрела то на Люка, то на мать, которая вовсе не радовалась.
— Это же безумие какое-то? — пролепетала она.
— Возможно, — смеясь, сказал Люк.
Элис вздохнула.
— Приходите-ка вечером на ужин, — смилостивилась она.
И он принял приглашение.
Ужин прошел хорошо. Конечно, это время нельзя было сравнить с безмятежными часами, проведенными только вдвоем, но все же оно прошло вполне неплохо. Несмотря на очевидное нежелание Элис допустить хотя бы мысль, что Люк мог ей понравиться, она взяла на себя немалый труд съездить на кухню в «Тадж» за устрицами достаточно свежими, чтобы их можно было пустить на первое блюдо, а потом еще и собственноручно украсила стол. Когда он приехал, Элис была с ним вежлива, поблагодарила за принесенный букет и предложила выпить. («Ты даже успел заехать за цветами», — тихо поблагодарила Мэдди. «Я подумал, что выйдет неловко, если я явлюсь с пустыми руками», — ответил Люк.) Весь вечер Элис была немногословна. Несколько раз Люк пытался вовлечь ее в общий разговор, задавая вопросы обо всем, начиная с ее детства в Англии и заканчивая местами, где ей довелось побывать в Индии. Но она на всё давала крайне скупой, односложный ответ. Элис сообщила, что выросла в Оксфорде (о чем прекрасно знала Мэдди и успела посвятить в это Люка) и что она много где побывала в Индии, но не может сказать, есть ли у нее любимое место. Разве что ее радует безмятежность и спокойствие холмов.
— Вы с Мэдди любили кататься на санках, — напомнил Ричард. — Часами могли кататься.
— Я помню, — сказала Элис.
— Мэдди, — повернулся он к дочери, — а ты помнишь?
— Она была еще совсем маленькая, — вставила Элис.
— Мне кажется, я помню, — кивнула Мэдди. Она сказала это не ради любезности. По крайней мере, не только ради нее. Мэдди напрягла память и вспомнила, как с трудом взбиралась на холм, путалась в длинных шерстяных юбках и слышала запыхавшийся голос: «Еще один, последний разочек». Или это была Эди? Мэдди провела с ней гораздо больше зим в Оксфорде, поэтому уже было и не разобрать.
— А сейчас вы приезжаете туда? — спросил Люк у Элис, прервав ее размышления.
— Я там не была с тех пор, как Мэделин уехала в Англию, — ответила она. — Ну что, все поужинали?
— Это она не из-за тебя такая, — оправдывалась Мэдди, когда они с Люком шли к его машине после окончания ужина. На улице по-прежнему стояла удушливая жара, несмотря на то что времени было почти одиннадцать. Вечернее платье Мэдди прилипло к влажному телу. Ночи становились все жарче; воздух был напоен ароматом нагретой дневным солнцем земли и благоуханием клумб. — Просто такая уж она есть.
— Да? — Люк вполоборота посмотрел на дом, который в тот момент, видимо, занимал его мысли. Его мужественное лицо выражало глубокую задумчивость. — Ты замечала, как она смотрит на тебя?
— На меня?
— Будто не может поверить, что ты рядом.
— Нет, — не поверила Мэдди.
— А вот и да, — настаивал Люк. — Она постоянно смотрит на тебя. Она тебя обожает.
Мэдди рассмеялась, потому что эта мысль показалась ей неожиданной и одновременно приятной.
— Она не приезжала ко мне, пока я была в Оксфорде, — напомнила она Люку. — Всего только один раз.
— А ты когда-нибудь интересовались у нее почему?
— Я спрашивала у папы, у Эди…
— Но не у нее?
— Я… — начала было Мэдди, но умолкла. — Она бы не сказала, даже если бы я и спросила.
— Может, тебе все-таки стоит попробовать, — посоветовал Люк.
— Возможно, — отрешенно сказала Мэдди безо всякого намерения следовать совету.
Люк притворно сердито на нее посмотрел и, повернувшись к машине, потянул на себя дверцу.
— Завтра я заеду за тобой в семь, — пообещал он.
Мэдди улыбнулась.
— Куда мы поедем?
Люк улыбнулся в ответ. Опять глянув украдкой на дом, он пощекотал ее по щеке, от чего у нее по телу побежали мурашки.
— Это так уж важно? — спросил он.
— Нет, — ответила Мэдди, подступив к нему для поцелуя. — Не думаю.
Он привез ее в тускло освещенный индийский ресторанчик на окраине города, расположенный в настолько темном переулке, что глаза почти ничего не различали. Когда они вошли внутрь, местная многочисленная публика воззрилась на них. Но вскоре гости перестали обращать на неожиданных посетителей внимание и вернулись к своим громким и непонятным разговорам, смеху и пище, которую ели руками. Вечернее платье волочилось по земляному полу, пока Мэдди шла за Люком в направлении свободных столиков. («Кажется, ты испортила подол», — заметила Элис, не ложившаяся спать до возвращения дочери.) Мэдди вдыхала запах вареного риса, специй и керосина, служившего топливом для кухонных плиток, а еще кислый запах человеческих тел и вездесущих коров, поджидавших, когда можно будет полакомиться очередной порцией пальмовых листьев. Эти листья использовали в заведении вместо тарелок.
Они заказали дал, лепешки роти и чай в чашках несколько сомнительной чистоты. Люк рассказывал ей, как прошел его день, над чем он работал. («Я пришел к выводу, что ты все-таки не шпионка», — сообщил он. «Это прекрасно, — подыграла Мэдди. — Значит, я хорошо справляюсь со своей работой».) Люк признался, как непросто выявить весь запас военно-служащих в такой большой стране, оценить уровень подготовки военных, количество дополнительного железнодорожного и морского транспорта, который понадобится в случае внезапной мобилизации, и составить требования к боевой подготовке в Индии и в Англии.
— Это бесконечно, — подытожил Люк.
— И будем надеяться, никому не нужно, — добавила Мэдди.
— Будем надеяться, — отозвался Люк, и она выразила желание, чтобы в его голосе звучало побольше уверенности.
— Мне самому хотелось бы того же, — согласился он.
Следующим вечером они решили пойти на уступку Элис, которая по-прежнему была далеко не в восторге от того, что Мэдди с Люком постоянно бывают где-то одни, и отправились в ресторан при отеле «Уотсоне», что недалеко от поля для крикета, пригласив с собой Деллу и Питера. В тот раз там было много британцев, но в основном заезжих туристов, с которыми никто из них не был знаком. Они сидели в углу шумного зала и проводили время, беседуя, смеясь и вкушая разные блюда. Мэдди даже начала опасаться, что у нее вот-вот лопнет шнуровка корсета. («Мне кажется, моя уже лопнула», — захихикала Делла.) Люк в ответ на расспросы Мэдди рассказал больше о своей семье, о том, что его отец работал адвокатом, а мама — врачом.
— О, врачом, — уважительно произнесла Мэдди. — Теперь я чувствую себя еще никчемнее из-за того, что я никто.
— Ты не никто, — воспротивился Люк.
Потом, попрощавшись с Деллой и Питером, они оставили машину у подножия Малабарского холма и, держась за руки, медленно пошли вверх, просто чтобы еще немного побыть наедине. Мэдди рассказывала об Оксфорде и призналась, что, пока она жила в деревне с Эди и Фитцем, ее грела мысль, что там выросла ее мама.
— Наверное, это помогало мне чувствовать себя ближе к ней.
— А ее родители до сих пор живут там?
— Нет, — ответила Мэдди. — Они умерли, когда я была еще маленькой. Я едва знала их. Эди знала. Она рассказывала, что они всегда были очень строги с мамой.
— Эди с Элис дружили?
— Тесно дружили когда-то. Эди говорила, что они отдалились друг от друга после школы. Я уверена, что не просто так.
— Об этом ты тоже не спрашивала у мамы?
— Неужели ты сам не понимаешь?
Люк улыбнулся.
— А твой отец тогда уже знал маму?
— Нет, он работал здесь. Эди говорила, что он приехал в отпуск домой, когда ей и маме было по восемнадцать, и по уши влюбился, но мама и слышать ничего не желала об этом. И только через три года, когда он снова приехал, она согласилась выйти за него замуж.