майорскими планками на рукавах, вещмешке и винтовке со штыком, на которых болтались теперь бирки с его именем.
Последнее, что ожидал увидеть Люк, перешагнув порог своей квартиры, — это наспех набросанную Мэдди записку, гласившую, что отец увез ее в госпиталь, где работал Гай Боуэн. Люк и представить себе не мог, что они проведут остаток дня, сидя друг возле друга на неудобных деревянных стульях в оживленном больничном коридоре, с тревогой ожидая, придет ли в себя Элис. Они старались сохранять спокойствие, хотя и представления не имели, все ли будет хорошо с ее матерью. Мир перевернулся с ног на голову, и всё стало зыбко и непонятно. Взявшись за руки, Люк и Мэдди глядели на дверь палаты, а стрелки часов безжалостно бежали вперед. Каждый из них хотел бы провести это время как угодно иначе, только бы не так, под гнетом тишины, рожденной страхом грядущего расставания, ко выпора у них не было.
Пришел Гай. И Люк в полной мере оценил его выдержку — майор вел себя безупречно: спокойно сказал Мэдди, что беспокоиться не нужно, операция прошла как нельзя более удачно. Причем говорил тем твердым, полным самообладания тоном, каким на медицинские темы обычно рассуждала мать Люка. (Мысли Люка обратились к маме. Нынешняя война, должно быть, до смерти ее напугала — в этом он не сомневался. Ей, тогда юной медсестре, пришлось испытать на себе весь ужас ратных полей во время первой англо-бурской войны. Встреча с матерью была единственным лучиком света, связанным с его срочным отъездом.) Гай продолжил свою речь, выразив сожаление, что этим вечером Люку нужно уезжать, и, по-видимому, был искренен. Майор мог бы даже понравиться Люку, если бы не уверенность в том, что тот влюблен в его жену.
— Я и сам скоро уезжаю, — заметил Гай, — но задержусь здесь немного дольше и смогу позаботиться обо всех вас, Мэдди.
— Прекрасно, — заметил Люк.
— Сколько мама пробудет в больнице? — спросила Мэдди.
— Посмотрим, — ответил Гай. — Главное, не допустить развития инфекции, — он оглянулся на дверь палаты. — Не хотелось бы повторения… — он осекся, по-видимому, вовремя спохватившись.
Но почему?
Мэдди нахмурилась и, вероятно, тоже насторожилась.
— Повторения чего? — спросила она.
— Ничего, — ответил Гай. — Прошу извинить меня, я всю ночь на ногах. Сам не понимаю, что говорю.
— Вы можете сказать что-нибудь еще? — спросил Люк.
— По сути — нет. Мне пора… — Гай повернулся, собираясь уходить.
— Подождите, — с очевидным нетерпением потребовал Люк.
— Гай, — почти в такой же манере произнесла Мэдди, — пожалуйста.
— Простите, — повторил майор Боуэн. — Позовите меня, если она очнется.
И с этими словами ушел.
Мэдди посмотрела ему вслед, издав всхлип, выражавший не то смирение, не то разочарование.
— Хочешь, я пойду за ним и заставлю сказать? — предложил Люк.
— Заманчиво, — ответила Мэдди. Она перевела взгляд покрасневших глаз на палату Элис, где Ричард отбывал свою вахту у кровати жены. — Но я лучше еще раз спрошу у папы, когда она проснется.
К моменту, когда опустились сумерки, Элис все еще находилась в беспамятстве. Люк с безжалостной отчетливостью понимал, что в порту его ждет корабль и тянуть с возвращением в военный городок он больше не может, если, конечно, не собирается попасть под расстрел за дезертирство. (Не лучший вариант.) К тому же теперь он был в ответе за людей — за сотни людей, которые так же, как и он, покидали дома и семьи. Возможно, он — не лучший командир, но солдаты не должны от этого страдать. Ведь в том нет их вины. Они будут его ждать.
— И пытаться понять Питера с его ужасным урду, — пошутила Мэдди и снова мучительно попыталась улыбнуться. По темнеющим коридорам госпиталя они вместе направились в сторону выхода самым медленным шагом.
— Что ты собираешься делать? — спросил Люк. — Я так понимаю, ты пока никуда не плывешь.
— Скорее всего, — Мэдди обернулась на палату Элис. — Поеду, как только смогу.
Люк медленно вздохнул, намеренно не повторяя предупреждения насчет пассажирских судов. Он не мог требовать от Мэдди оставить мать. И не хотел. А потому сказал, что сделает все возможное, чтобы встретить ее в порту, когда она прибудет в Англию. Даже если не получится приехать самому, он постарается, чтобы приехали его родители.
— Они покажут тебе дом. Я не сомневаюсь, что они будут рады, если ты останешься у них, если сама захочешь…
— Лучше бы ты сам был там, — перебила Мэдди.
— Если смогу, то буду.
Они дошли до дверей больницы. Люк широко распахнул одну створку, не веря, что передвигает ноги, хотя прекрасно осознавал, что это высшая степень безумия — куда-то сейчас уходить. Но все же он придержал дверь, пропуская жену.
Дождь все лил. С неба обрушивались потоки воды, размывавшие грунтовую дорогу, покрывавшие грязными брызгами кафель и ноги. Высокие пальмы неясно прорисовывались на фоне темных туч, их овальные листья обвисли, наполнившись водой. Люк, прищурившись, посмотрел на них, и вдруг у него мелькнуло зловещее предчувствие: ему подумалось, что, уехав сейчас, он уже никогда не увидит эти деревья снова.
— Люк, — позвала Мэдди, будто уловив его внезапный страх. — Люк… — она дотронулась до его шеи, пытаясь привлечь к себе внимание. Его взгляд смягчился, как только он взглянул в глаза жены. Она смотрела на него, не мигая и не отводя взгляда. Им обоим не хотелось отпускать друг друга. Волосы Мэдди, спутанные из-за того, что она все время проводила по ним руками, топорщились от влажности. Ее кожа пылала от жары и волнения — или душевных терзаний? А Люк хотел, чтобы его Мэдди снова выглядела счастливой, хотел сделать ее такой. А еще ему хотелось проснуться завтра рядом с ней. Быть рядом с ней каждый день; разговаривать, смотреть на нее и не знать, каково это — так вот прощаться.
Но коль скоро это невозможно, он поцеловал ее и сказал, что любит, повторив свои слова еще и еще раз.
Мэдди тоже поцеловала его.
— Я тоже люблю тебя и буду любить вечно. Скоро я увижу тебя снова.
— Скоро, — эхом повторил Люк. — Совсем скоро.
Они прижались друг к другу лбами. Люк нежно коснулся скул Мэдди обеими руками, вспоминая момент, когда впервые увидел ее — прекрасную незнакомку на темной дорожке в Бомбее. Он видел себя под сводами вокзала: как присел на мозаичный пол, упаковывая ее спички и свой путеводитель. Их счастье было тогда впереди. Он перебрал в памяти каждый взгляд, каждое сказанное слово, а потом оттолкнул от себя эти воспоминания, потому что это напоминало пробегающую перед глазами жизнь, и пообещал себе, что впереди у них будет еще много-много всего. Гораздо больше, чем было.
— Увидимся в Англии. Увидимся дома.
— Дома, — повторила Мэдди, и на этот раз по-настоящему улыбнулась. — Да.
Люк тоже улыбнулся. Он был благодарен ей сверх меры за эту улыбку, за то, что увидел ее еще раз.
Ему хотелось бы еще столько всего сказать ей. Но времени не было. Он понимал, что оно истекло, и оставалось сказать лишь одно слово.
Люк все бы отдал, лишь бы его «до свидания» не обернулось ужасным «прощай».
Глава 15
Мэдди не могла собраться с силами и отменить поездку в Англию. Она боялась возвращаться в квартиру Люка за своим чемоданом. Мысль о том, чтобы войти в пустые комнаты, увидеть кровать, в которой они спали, чашки, из которых пили, тот самый подоконник, на котором они просидели без дела столько времени, причиняла ей невыносимую боль. Делла все поняла без слов и организовала доставку чемодана в дом родителей Мэдди.
— Остальное я тоже собрала, — сообщила она Мэдди, войдя в больничную палату утром следующего дня, после того как Люк и Питер уехали в Карачи. — Ключ занесла соседям. Надеюсь, это было правильно.
— Да, — ответила Мэдди, хотя ничего правильного во всем происходящем не было. — Спасибо тебе.
Делла посмотрела на Элис, которая снова пребывала во власти беспокойного сна.
— Неужели они больше ничего не могут ей дать? — поинтересовалась она с тревогой.
— Говорят, что нет, — ответила Мэдди. Она тоже задавала врачам этот вопрос, ужаснувшись болезненным красным пятнам, которые проявились на коже матери, ее сухим, беззвучно двигавшимся губам и подергивающимся векам. — Ей уже введи весь морфий, какой только можно. Плохо, что лихорадка.
Жар у Элис начался в первые часы после полуночи: пошла инфекция, которую не смог предотвратить даже Гай. Часом ранее он сказал, что им теперь остается только ждать и надеяться, что ее организм справится.
— Надеяться? — переспросила Мэдди. В ее глазах стояли слезы от изнеможения и закипающей злости, потому что это было уже слишком, все это было выше ее сил.
— Надеяться, — беспомощно повторил Гай.
«Я думала, ты о нас позаботишься». Мэдди была готова прокричать это ему в лицо, но вовремя справилась с ужасным порывом. В том не было его вины. Никого нельзя винить за то, что произошло. Гай и так сделал все, чтобы помочь.
Теперь Мэдди знала, что он делал это уже не в первый раз.
Она спросила у отца, что имел в виду Гай в том разговоре с ней и Люком («Не хотелось бы повторения…»), хотя не сразу вспомнила, что собиралась поговорить с ним об этом. Ричард нашел ее на больничном крыльце как раз после того, как Люк ушел по мокрой дороге. Отец крепко обнял ее, не давая броситься вслед за мужем («не нужно, не стоит»), и Мэдди разрыдалась, дав волю отчаянию. Думать о чем-то другом она не могла. Но позже, выплакавшись, она сидела с Ричардом возле кровати Элис, следя за дыханием матери. Тогда она снова вспомнила о странных словах Гая.
Мэдди показалось, что отца ее вопрос не удивил. Он просто продолжал смотреть на Элис, вздохнув, будто и сам думал о том, что было тогда.
Сказал Ричард немного. Но все же больше, чем до этого. Ее поразило, что, оказывается, матери по возвращении в Индию после того единственного визита к Мэдди в Англию пришлось перенести операцию.
— Это было… просто ужасно, — сказал отец с отсутствующим взглядом. В его памяти оживали события тех давних дней. — После того как мы вернулись, она долго пробыла в больнице. В этой самой. Гай тогда был еще совсем молодым врачом, но он сумел ей помочь.