— Конечно, — ответил он, и Мэдди почувствовала, что ему стало легче на душе, оттого что она так быстро извинилась.
— Я никудышняя хозяйка, — оправдывалась она.
— Ты научишься, — успокоил он ее с доброй улыбкой, но и отрицать этот факт не стал, потому что ему все-таки хотелось настоять на своем. Он взглянул на гостей и сказал: — Тебе лучше вернуться за стол. Все смотрят, — он снова поцеловал ее. На этот раз она ему позволила. — Не жди меня сегодня. Если закончу поздно, заночую в больнице.
— Хорошо, — согласилась Мэдди, ощутив облегчение, а потом привычный укол вины.
Когда она вернулась за стол, ее, разумеется, засыпали вопросами, все ли в порядке. Она заверила всех, что всё хорошо, просто курица вызвала небольшую дурноту. С тем, что эта курица способна еще и не на такое, никто из присутствовавших спорить не стал.
Однако Мэдди стало ясно: ни от кого не укрылось, что дело не только в скверной еде. Отец, который, по счастью, на время поверил, что семейная жизнь дочери протекает благополучно, снова начал озабоченно на нее поглядывать. Питер, то и дело подливавший себе вина, выглядел до странности безучастным. Мэдди пришло в голову, не вспоминает ли он, как уговаривал ее накануне свадьбы не поддаваться страху. («Да, — признался он позже, — такие мысли меня посещали».) Даже мать и Делла казались взволнованными.
— Может, возвращение в школу — это слишком большая нагрузка? — предположила мать. — Ты похудела.
— Да, правда, — подтвердила Делла. — И ты какая-то вялая. А перед свадьбой выглядела такой счастливой.
«То была кукла», — вертелось на языке у Мэдди, но она сдержалась.
— Может, это от разрядки нервного напряжения? — предположила Делла. — Я слышала, такое случается.
— Возможно, — Мэдди ухватилась за это предположение, как за соломинку, — скорее всего.
Вспомнив, что рядом смирно сидит и терпеливо слушает Айрис, Мэдди спросила, кто готов отважиться на десерт.
— Нет, спасибо! — грянули все хором, подняв руки вверх, чем, вопреки всему, рассмешили Мэдди.
Опасаясь, как бы не ухудшить положение, остаток дня она, стараясь выглядеть счастливой, постоянно смеялась и болтала на разные темы, испытывая признательность к заметно успокоившимся гостям. Когда Люси с Айрис убежали играть, Мэдди даже предложила совместно отпраздновать день рождения Айрис — всего через пару недель, в середине месяца, девочке должно было исполниться шесть лет.
— Можно устроить ей сюрприз, — сказала Мэдди, — и устроить праздник на нашей вилле, — она посмотрела на родителей. — Если вы не возражаете.
— Отличная идея, — сказал отец.
— С радостью, — поддержала его Элис.
— Только давайте не будем приглашать Диану и ее нового мужа, — попросил Питер.
— Диана вернулась? — удивилась Мэдди.
— Только что, — проворчал Питер. — С Альфредом, или Альфом, как мы его называем, — он состроил гримасу. — В пятницу он заходил в офис, — Питер отпил из своего бокала. — Альф ужасен.
— Альф вызывает во мне тоску по Эрнесту, — со вздохом произнес Ричард. — Бедняга Эрнест.
— А ты виделась с Дианой? — поинтересовалась Мэдди у матери.
— Еще нет, — ответила Элис, как-то особенно поджав губы. — Я с этим не тороплюсь.
— Напомните мне еще раз, почему я должен взять на работу ее мужа? — спросил Ричард.
— Просто казалось правильным помочь, — так же натянуто сказала Элис.
— Но в любом случае решено: никакой Дианы и Альфа на празднике, — вставила Делла. — Айрис поблагодарит нас, когда подрастет.
— Хорошо, — обрадовалась Мэдди, — отметим в тесном кругу. Я приведу детей из школы. Ей это понравится.
Это понравилось бы и самой Мэдди, если бы ей позволили устроить все, как было задумано.
Но уже под утро приехавший из больницы Гай заявил, что день рождения дочери Мэдди — это замечательно, и к тому же отличный повод, чтобы пригласить наконец его сослуживцев. У многих тоже семьи, сказал он, и Айрис сможет завести себе друзей, как бы получше выразиться… похожих на нее.
— Ты имеешь в виду британцев? — уточнила Мэдди.
— Да, моя прелесть, — подтвердил Гай, устало улыбаясь. — В этом нет ничего предосудительного.
Ничего хорошего в этом тоже не было. Но поскольку Гай падал от изнеможения, а Мэдди по-прежнему чувствовала себя отвратительно из-за того, что отвернулась от его поцелуя, она уступила, постаравшись ничем не выдать своего смятения при виде списка имен длиною с ее руку от плеча до кончиков пальцев.
— Ну что же, если мы приглашаем их всех, — объявила мать Мэдди, — надо позвать и всех сотрудников отцовского офиса. Мы не можем никого обидеть.
— Да это будет событие не меньше свадьбы, — пожаловалась Мэдди Делле.
— А что мы можем поделать?
Мэдди и сама знала, что ничего. Она начала жалеть, что предложила устроить этот праздник.
Еще больше она пожалела об этом в день торжества, но на то была другая причина.
Пока же, пребывая в счастливом неведении относительно того, чем все это обернется, две следующие недели в свободное от школы время Мэдди посещала родительскую виллу с частотой, в какой на самом деле не было нужды для того, чтобы подготовить детский праздник. Просто она отчаянно скучала по знакомому поскрипыванию досок, запаху цитронеллы и полироли, залитым солнцем комнатам. Она и не подозревала, что можно так тосковать по дому, когда наблюдала за тачкой, увозившей их с Айрис вещи. Всякий раз, выходя на веранду, Мэдди вздыхала, перегибаясь через балюстраду, и смотрела в сад, так полюбившийся ей за долгие годы. Время от времени она тихонько заходила в свою комнату, садилась на кровать и, держа в руках спички и подаренный Люком золотой шелк, смотрела через окно на солнечный свет и чувствовала, что на душе словно кошки скребут.
А как замечательно было снова увидеться с поваром и Ахмедом! Оба они вдоволь посмеялись, когда Мэдди рассказала им о катастрофе с жареной курицей. «Не нужно вам было уезжать от нас», — сказали они, и Мэдди тихо с ними согласилась. Она сделала всем чаю, и они вместе попивали его, попутно изучая книги рецептов и готовясь к нашествию гостей. Айрис ни о чем не подозревала. Она была увлечена чтением сказок с бабушкой в своей прежней детской, игрой с Суйей и подобными развлечениями.
С приближением дня рождения Айрис все меньше хотелось уходить с виллы дедушки с бабушкой и отправляться спать. Она плакала и упрашивала Мэдди позволить ей посидеть еще чуть-чуть, хоть несколько минуточек. В конце концов Мэдди уносила ее без лишних наставлений, просто крепко прижав к себе. Ведь она понимала, что, хоть Айрис и нравилось у Гая, по дому дочка тоже скучала. На вилле Гая всегда было тихо, и по широким мрачным коридорам бесшумно сновала многочисленная прислуга, не особенно привечавшая Мэдди и Айрис. А его самого вечно не было, поскольку болел еще кто-то из хирургов. Гай практически жил в больнице.
Каким бы утомительным ни казалось порой Мэдди его присутствие, без него часы после заката солнца тянулись нескончаемо долго. Уставшая за день Айрис к семи уже спала, и ее тихое посапывание было единственным звуком в безмолвном доме. Приглашать к себе родителей и снова тревожить их, как случилось на том обеде, Мэдди не хотелось. Деллу она не беспокоила по той же причине; к тому же подруге хватало и своих хлопот — одной несносной Эмили было вполне достаточно. Питер дал ей понять, что она может приходить в любое время, и часто подолгу держал ее в объятиях после того жуткого воскресенья. Но если бы Мэдди попросила его приехать, он наверняка завел бы разговор о том, чего не имело смысла обсуждать…
Мэдди оставалось только самой о себе позаботиться. И она, попросив айю присмотреть за Айрис, стала отправляться на одинокие прогулки.
Снова к старой квартире Люка.
Мэдди чувствовала себя очень виноватой, когда, крадучись, выходила с виллы и садилась в свое серебристое авто. Она знала, что Гай — тот, кто купил ей эту машину, тот, кто сутками напролет стоит над операционным столом, спасая чужие жизни, — будет просто раздавлен, если узнает о ее предательстве. Останавливаясь каждый раз возле погруженного в вечный сон, безмолвного жилища Люка, она смотрела через дорогу на деревянную дверь и представляла, как ее собственная тень забегает внутрь, и говорила себе, что это в последний раз.
Но она приезжала вновь и вновь. Вечер за вечером она выскальзывала из машины, шла к дому и водила пальцами по карнизам. Она сидела на ступенях, по которым ходил Люк, и сжимала в руке его бриллиантовое колечко. Упираясь головой в дверь, она закрывала глаза и отдавалась воспоминаниям. Иногда часами.
Мэдди поступала так вплоть до дня рождения Айрис. Праздника, изменившего все.
Глава 27
В назначенную субботу торжество было в полном разгаре. Сослуживцы Ричарда и Гая в белых костюмах и тропических шлемах толпились в партерном саду перед виллой. Они курили и выпивали, а их раскрасневшиеся жены топтались рядом, смеясь, обмахивая розовые лица веерами и впиваясь каблучками в газон. Повсюду бегали мокрые от пота дети. Они стремглав бросались от жонглеров к фокуснику, а потом через лужайку к лошадкам, которых раздобыл Ричард, по дороге хватали со столов тающие на жаре причудливые пирожные, сэндвичи и неизменные слойки с карри. Народу было сверх всякой меры — Элис пришлось признать, что Мэделин оказалась права на этот счет. Гостей собралось больше сотни, и Айрис, с самого начала тенью ходившая за Мэделин, была явно подавлена присутствием такого количества незнакомцев и ни капли не радовалась сюрпризу. Блиставший в очередной бумажной шапочке Ричард пытался уговорить внучку пойти к лошадкам, но девочка все равно липла к Мэделин, до безобразия исхудавшей, усталой, с темными кругами вокруг глаз.
Элис тяжело вздохнула. Она не ожидала, что Мэделин придется так тяжко в новой жизни. Прежде ей и в голову не приходило, что дочь будет о чем-то тужить. Правда, Ричард высказывал свои опасения, и на свадьбе Элис внимательно наблюдала за Мэделин, желая удостовериться, что не толкнула свою девочку на нечто такое, о чем потом придется пожалеть. Но Мэделин выгл