Он тебя видел?
— Думал, что видел, — поправил ее Люк. — Предположил, что это была галлюцинация от потери крови, — Люк коротко вздохнул. — Может, так оно и было. Но твой муж помог ему в это уверовать.
— Гай?! Он знал? — воскликнула Мэдди. — Гай? — она села прямо, и ее глаза сверкнули яростью. — Он никогда мне не говорил. Ни один из них ничего мне не говорил.
— Питер клянет себя за это.
У Мэдди чуть не вырвалось: «А как может быть иначе!» — но она вовремя остановила себя. Ей вспомнилось, как вернувшийся калекой Питер горевал, какой мукой было искажено его ужасно бледное лицо, когда она донимала его вопросами о смерти Люка. «Не заставляй меня рассказывать, что я видел».
— Он был абсолютно уверен, что тебя убили, — сказала она.
— Я его не виню, — ответил Люк. — То, как он выглядел, когда взорвался тот проклятый снаряд… — глаза Люка потемнели. — Ты не представляешь, — он покачал головой. — И я бы не хотел, чтобы ты представляла.
Но Мэдди неотрывно смотрела ему в лицо, пытаясь представить.
— И все же ему надо было мне сказать, — произнесла она. — Гай должен был мне сказать.
— Гай видел больше смертей, чем любой из нас, — грустно заметил Люк. — Жизнь там казалась чем-то невозможным.
— Ты его защищаешь?
— Я не хочу, — ответил он в безуспешной попытке усмехнуться, — поверь. Но вряд ли в том, что он утаил это от тебя, был какой-то злой умысел.
— А что же Диана? — спросила Мэдди.
Люк удивленно поднял брови.
— Нам на самом деле нужно говорить о ней?
— Мне хотелось бы знать, почему она не написала мне, когда увидела тебя в госпитале! — сердито сказала Мэдди, осознавая, как сильно она разозлилась на бывшую жену Эрнеста. — Я бы приехала, несмотря на подводные лодки.
— Ну, я рад, что ты этого не сделала.
— Серьезно, Люк, — Мэдди поднялась на колени и посмотрела ему прямо в лицо. — Она вечно распускала слухи, так почему же вдруг умолчала об этом?
Люк пожал плечами с удивительной небрежностью.
— Не знаю.
— Неужели ты не злишься на нее? Я злюсь…
— Я вижу.
— На самом деле я собираюсь поговорить с ней.
— Не надо, — возразил Люк. — Пожалуйста, не стоит. Что тебе даст этот разговор?
— Может, на душе станет легче…
— После разговора с Дианой? — спросил он, заставив ее улыбнуться против своей воли, — Оставь все это, — попросил Люк, потянувшись к ней, — пожалуйста.
— И все-таки после всех этих лет, — произнесла Мэдди, и ей на глаза снова навернулись слезы, сквозь грустную улыбку — улыбку настолько печальную, что это была и не улыбка вовсе. — Мне кажется это таким… бессмысленным.
— Но свершившим, — сказал Люк. — Все это уже свершилось.
— Как ты можешь так философски рассуждать?
— Я не всегда так рассуждал, — ответил он. — Сегодня днем, когда я увидел тебя в саду, я так не рассуждал.
— Значит…
— У меня было время, — объяснил Люк, — несколько недель, чтобы примириться с реальностью. — Их взгляды пересеклись. — Сначала я был вне себя, а потом вспомнил…
— Вспомнил?
— Для чего приехал, — сказал Люк. — Впереди еще долгие годы, — они соприкоснулись лбами, — но значение имеет только то, что происходит сейчас.
— Мы знаем, что происходит, — улыбнулась Мэдди. — Мы начинаем снова. Ты, я и Айрис.
— Всё не так просто.
— Почему? — воскликнула она, отпрянув. — Почему нет?
— Потому что ты замужем.
— За тобой, — ответила Мэдди. — Я замужем за тобой.
— Нет, — сказал он, — за Гаем.
— Я вышла замуж за тебя раньше, — запротестовала Мэдди и вспомнила, как у ворот виллы Гая Люк сказал ей: «Что же ты натворила! Мне страшно». И ее саму охватил страх. — Люк, мы ведь женаты!
— Я умер.
— Нет, — воспротивилась Мэдди, — ты не умер.
— Да, юридически это так. Я встречался перед отъездом с адвокатом, — Люк смотрел на Мэдди. — Твой муж — Гай, а не я.
— Нет, — затрясла головой Мэдди, — нет. Не может быть.
Боль, отразившаяся в его глазах, говорила об обратном.
— О боже мой, — воскликнула она и схватилась за голову, пытаясь разобраться. Ей стало дурно от ужаса и отчаяния, потому что выхода она не видела. Развод растянется на годы. Необходимо прожить в браке по меньшей мере три года. Но даже тогда Гай подаст на нее иск за измену, и ей не разрешат развестись с ним, если только он не совершит преступления. Их затаскают по судам, бедная Айрис…
— Это не обязательно должен быть развод, — сказал Люк, беря ее за руку. — Мы можем подать заявление, чтобы брак признали недействительным.
— Недействительным? — переспросила Мэдди. — Так будет лучше?
— Быстрее, — ответил Люк. — И, вероятно, без особой огласки. Но Гай должен дать свое согласие.
— Тогда я попрошу его, — она представила, что ей предстоит, и почувствовала себя еще хуже.
— Ты уверена? — спросил Люк.
— Конечно, уверена, — несмотря на страх, Мэдди понимала, что никогда не чувствовала большей уверенности, чем сейчас. Она повернула голову и посмотрела на море, на горизонт, за который тысячи раз мечтала уплыть.
— Я хочу уехать с тобой домой, — сказала она. — Я столько раз представляла себе твой дом в Ричмонде!
— Твой дом. Ты наследница.
— Тогда наш.
— Я слышал, ты отказалась его продать.
— Я выжидала, когда цены станут выше, — ответила Мэдди и против воли улыбнулась. Люк наклонился к ней и снова поцеловал, на несколько коротких мгновений развеяв все тревоги.
Мэдди прижалась к нему спиной и обернула его руки вокруг себя. Так они сидели некоторое время, дыша плотным ночным воздухом и молча глядя на морскую рябь. Теперь Мэдди вынуждена была думать о Гае и о том, какое потрясение он испытает, если она разобьет только что созданную его усилиями семью. Айрис тоже очень расстроится — в этом Мэдди почти не сомневалась. Но это придется сделать. Всё это должно произойти…
— Питер сказал мне, что перед свадьбой ты была сама не своя, словно не в себе, — прервал Люк ее тревожные мысли, давая понять, о чем он думал. — Я хотел сказать раньше, еще на дороге… Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через такое.
— Мне тоже жаль, — ответила Мэдди.
— Питер сказал то же самое.
— Все были в городе, — попыталась объяснить Мэдди. — Вице-король должен был присутствовать. Я не знаю, что стало бы с моим отцом. А Гай… — она резко умолкла, представив себе, как он был бы удручен, и расстроилась еще больше, понимая, что сейчас ему будет не лучше.
— Ваша брачная ночь была в «Тадже», — сказал Люк.
— Не надо, — взмолилась Мэдди.
— Мне ненавистна даже мысль об этом.
— Тогда не думай, — сказала она. — Просто не думай, пожалуйста.
— Когда ты с ним поговоришь?
— Скоро. Это будет совсем скоро, — ответила она, а потом, осмелев, задала вопрос, который рвался с ее губ всю ночь: — Сколько ты здесь можешь пробыть?
— Столько, сколько понадобится тебе, чтобы уйти, — ответил Люк и наклонил голову, не сводя с нее глаз. — Но, пожалуйста, постарайся с этим не затягивать.
Горизонт неизбежно начал светлеть, постепенно становясь из бледно-желтого золотым от поднимающегося солнца. Нехотя, медленно Люк дошел с Мэдди обратно до ворот виллы. Больше она никуда пойти не могла. Но и расстаться было невозможно. Мэдди целовала его долгими поцелуями, держала его за руки и обещала вечером прийти к нему в квартиру.
— Ты скажешь об этом Гаю?
— Не знаю, — ответила она.
— Не буду ходить вокруг да около, Мэдди. Мне претит скрываться.
— Мне это тоже не нравится, — согласилась она. — Но я боюсь ранить его…
— Если ждать, легче не будет.
Она понимающе вздохнула.
— Посмотрю, как он поведет себя этим утром, — неуверенно произнесла она. — Но да, сказать ему было бы правильнее.
Мэдди именно так и собиралась поступить. Ее решимость крепла с каждым шагом, когда она шла по тихой, залитой утренним солнцем дорожке. «Если ждать, легче не будет». Она вошла в затененный холл, собираясь с силами, чтобы подняться прямо в спальню Гая и сообщить ему по меньшей мере, что она виделась с Люком.
Но на столике в прихожей ее дожидалась написанная рукой Гая записка. Хмурясь, она нагнулась, уронив распушенные волосы на лицо, и взяла ее.
Золотце мое, Мэдди!
У тебя в комнате было очень тихо, и я не захотел будить тебя. Айрис тоже еще спит и, надеюсь, видит сны о мороженом. Мне пришлось уехать на работу, но я послал сообщить твоим родителям и Делле, чтобы они днем приходили к нам в «Тадж». Твой отец может оповестить Питера. Увидимся там все вместе. Я надеюсь, что Айрис дотерпит и что ты хорошо спала.
Я люблю тебя, моя дорогая.
Мэдди перечитала записку еще раз, и радуясь в глубине души отсрочке, и испытывая тревогу. «У тебя в комнате было очень тихо». Неужели он не заглянул?
На его месте она бы заглянула.
Или он предпочел не знать, что ее не было? Она представила, как он задумчиво остановился у соединяющей их спальни двери, пытаясь уловить звук ее дыхания, скрип матраса, надеясь… Мэдди закрыла опухшие от недостатка сна глаза, ее воображение нарисовало убитое горем лицо Гая, не услышавшего ровно ничего, и она ощутила его горькую обиду, страдание из-за свершившегося предательства.
Не потому ли он уехал в больницу так рано? Может, не хотел присутствовать при ее возвращении?
Решив, что это скорее всего так, Мэдди смяла записку, вспоминая, каким счастливым он выглядел на протяжении прошедших двух месяцев его улыбку, игры с Айрис, восторг от того, что она согласилась выйти за него замуж. А потом Мэдди подумала, сколько времени до этого он был один, и на сердце стало еще тяжелее.
«Я не отрекусь он нас», — сказал он. Теперь она вспомнила и эти слова.
Конечно, он не отступится ни от нее, ни от Айрис. Всё не так просто. Гай, конечно, хороший и добрый, но еще он умный и очень решительный. И приносить себя в жертву на алтарь чужой любви наверняка не станет.
С ее стороны было глупо и наивно предполагать, что попросить его признать их брак недействительным станет единственной проблемой. И какой бы мучительно тяжелой ни казалась Мэдди предстоящая задача, особенно потому, что Гай, не давая ей объясниться, ускользал от разговора, она поняла, что скоро ей будет куда тяжелее.