Ведь Гай с большой вероятностью может не согласиться аннулировать их брак.
И Люка, смотревшего в спину шагающей к дому Мэдди, тоже терзали сомнения: Гай ни за что не даст своего согласия! Было неправильно, совершенно неправильно смотреть, как его любовь уходит туда, куда он не мог пойти за ней. Ах, как ему хотелось ее окликнуть, вернуть! Если бы только было возможно, он остался бы с ней на том пляже навечно.
Люк задержался еще на секунду, оживляя в памяти тот миг, когда понял, что это она сидит в тележке рикши. Ему хотелось закричать, замахать руками от облегчения и бурной радости. Ведь, что бы там ни говорил Питер, это означало… всё… Означало, что она не милуется с Гаем в их доме, а бегает по темным улицам, разыскивая его, Люка, и пребывая в таком же отчаянии, как он сам.
Он облизнул обветренные губы. На них еще чувствовался вкус ее поцелуев. Он еще ощущал ее запах. Она осталась такой же, как прежде: голос, улыбка, смех, жесты… Ради возвращения к ней стоило бороться с проклятой памятью каждый миг на протяжении всех этих лет. Стоило бы сделать больше, гораздо больше.
Если бы пришлось, он приложил бы еще больше усилий.
Не в силах больше смотреть на виллу Гая, на ее темные окна, на увившие ее ползучие растения и пустые балконы, Люк повернулся к дороге. Думать, что Мэдди сейчас там, было выше его сил. Машины Гая на подъездной дорожке не было. Этим Люк и утешился. По крайней мере, можно не изводить себя тем, что в эту минуту Гай грустно пеняет жене за ночную отлучку или смешит Айрис, а девочка отвечает ему своим звонким голоском, который он, ее отец, слышал только в своем воображении.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться и взять себя в руки, Люк неторопливо зашагал по дороге, но не вниз, в долину, а наверх, к дому родителей Мэдди, хоть он и не спал с тех пор, как проснулся предыдущим утром на корабле, и потому отчаянно хотел пойти прямиком в свою прежнюю квартиру, броситься на мягкий матрас и подремать, пока солнечные лучи безмолвно льются сквозь ставни, а с моря долетает соленый ветерок. Но перед тем как отдохнуть, он хотел увидеть мать Мэдди и сказать ей, что знает (в этом он не осмелился признаться Мэдди) о письме, которое Диана написала Элис еще в 1916 году, — о короткой записке, повествующей, что, навещая мужа в Пятом королевском госпитале, Диана видела там человека, очень похожего на Люка.
«Я бы снова приехала лично, абсолютно точно приехала, если бы Элис не была так уверена в том, что Люк не мог выжить, — написала Диана Арнольду, когда прислала снимки. — Она заставила меня поклясться, что я не дам ее дочери и его жене Мэдди ложной надежды. Что тут можно поделать? Я полагаю, за это винить Элис нельзя».
Люк так не считал.
Сначала.
Он был до предела зол на Элис. Бесконечное количество дней, месяцев и лет он, пока родители оплакивали его, пока Мэдди горевала, сидел в одиночестве и ждал возвращения памяти. Но им всем не пришлось бы проходить через эти муки, если бы только Элис что-нибудь предприняла сама или рассказала бы Мэдди.
Но в конечном итоге доктор Арнольд переубедил Люка.
— Вы знаете, сколько писем мы тут получаем от родственников? — поинтересовался он. — Сотни. Да больше, чем сотни. Родные умоляют сообщить им, нет ли здесь их сыновей или мужей, — глаза доктора за стеклами очков сосредоточенно смотрели на Люка. — Их надежда, — он махнул рукой в сторону письма Дианы, — эта ложная надежда, которой опасалась Элис, — пытка для них.
— Но это была не просто надежда, — попытался отстоять свое мнение Люк. — Я же был здесь.
— Элис решила, что это невозможно, — ответил Арнольд. — Вы не считались пропавшим без вести. В извещении не писали слова «предположительно». Никто не догадался, что тело того несчастного парнишки было не вашим. Они похоронили вас. Вы были мертвы, и Мэдди получила телеграмму. Возможно, ей отправили все ваши личные вещи, письмо вашего командира…
— Но Диана…
— Предположим, она видела кого-то похожего на вас. Не более того, — Арнольд вздохнул. — Вы рассказывали мне, как Элис любит Мэдди. Подумайте только, как тяжко ей было видеть ее страдания, — он сделал паузу, давая Люку время представить. — Поступая так, — продолжил он, — она просто оберегала дочь.
— От меня?
— От еще большего горя, — покачал головой доктор, — которое обрушилось бы на Мэдди в том случае, если бы она проделала весь путь сюда и обнаружила, что Диана ошиблась.
— Она не ошиблась…
— Элис этого не знала, — Арнольд выделил голосом последнее слово. — И хоть я не склонен к азартным играм, я бы поставил на то, что она думала об этом каждый день и терзалась сомнениями, правильно ли поступила.
Теперь-то Элис, конечно, знала, как сильно она заблуждалась. Люк видел ее в саду накануне. Она стояла рядом с Мэдди. Когда Элис его увидела, на ее лице отразилось смятение, затем страх.
Вот почему ему следовало поговорить с ней.
Люк свернул в ворота виллы родителей Мэдди, щурясь от быстро набирающего силу солнца и чувствуя, как под рубашкой начинает выступать пот, и направился к дому.
Он шел с намерением, о котором уже говорил Мэдди. Ворошить прошлое и обмусоливать все «может быть» смысла нет. Но им дарован второй шанс, которого у других просто не было; это подарок, привилегия.
Теперь важно лишь, как они смогут им распорядиться.
Глава 31
Элис изучала Люка через окно гостиной, вспоминая, как наблюдала за ним и Мэделин, когда они шли по дорожке к дому еще в период ухаживания. Только на этот раз она даже не пыталась убедить себя в том, что всё будет хорошо.
Не будет, сомнений нет.
Элис намеревалась поехать в церковь и даже оделась, но никак не могла собраться с силами и выйти. Ночью она не спала, и сейчас чувствовала себя совершенно разбитой от усталости и потрясения. А еще от чувства вины. Огромной вины и страха перед грядущей расплатой.
Ричард с ней почти не разговаривал. Конечно, она рассказала ему о письме Дианы еще на празднике, как только они зашли в дом.
— И тебе ни разу не пришло в голову хоть обмолвиться об этом раньше? — спросил Ричард напряженным голосом, еле сдерживая себя, чтобы не перейти на крик.
— Я не знала, что это имеет какой-то смысл, — ответила Элис.
— И лучше ничего не говорить мне? Ее отцу?
— Я так сожалею…
— О чем же? — прошипел он, закипая от злости. Она никогда не видела его настолько разгневанным.
— Обо всем, — сказала Элис. Мысли с бешеной скоростью проносились в голове, заставляя ее узреть страшный урон, который она невольно причинила не только Мэделин, Айрис и Люку, но также его родителям (это было просто невыносимо), Питеру, другим друзьям Люка, его тетям и дядям, — так быстро осознать величину катастрофы у нее не получалось. Она пыталась не давать волю слезам, понимая, что не имеет на них права, и ужасно жалела о том, как все вышло.
— Я бы заставил тебя сказать ей! — рявкнул Ричард. — Или, — он пристально посмотрел на жену, — именно потому ты и молчала? Потому что знала, что заставлю, а ты не хотела, чтобы она куда-то уехала…
— Нет, — выдохнула Элис, охваченная паникой от того, что он мог такое подумать. — Нет!
— Что ж, ты получила то, к чему всегда стремилась, Элис! Она вышла за Гая. И смотри, как это ее осчастливило.
— Ричард…
Он развернулся и ушел. Точно так же она уходила от него много раз за годы их супружества. Она бы никогда так не поступила, если бы имела хоть малейшее представление о том, насколько это больно.
Ей было жизненно необходимо добиться прощения от Ричарда — чтобы он поговорил с ней, понял, как ей страшно от того, что она натворила, и от того, как возненавидит ее за это Мэделин… И самое кошмарное, что дочь выберет Люка, уедет из Индии и заберет с собой Айрис. Элис сцепила холодные пальцы, чувствуя, как ужас проникает в ее кости, мышцы, переполняет ее.
Она не представляла, что же ей делать.
А Люк почти подошел к дому. Элис не могла отвести от него глаз. Днем ранее она испытала такое потрясение, что толком не разглядела его. зато хорошо видела сейчас. Теперь ей открылось, насколько по-настоящему ярким и живым человеком он был: красивое лицо исполнено невероятной энергии (она думала, что это лицо давно погребено где-то во Фландрии), теплый оттенок коричневых кудрей… Его грудь мерно вздымалась, когда он, преодолев последний отрезок дорожки, взбежал на крыльцо. Рассматривая его, Элис почувствовала, как что-то у нее внутри растаяло, несмотря ни на что. В конце концов, она полюбила мужа Мэделин. По-своему. С трудом, поскольку она всячески противилась этому, Люку удалось расположить ее к себе душевной теплотой, юмором и способностью сделать безмерно счастливой ее дочь. Элис вспомнилось, как та рыдала, отправляя ему телеграмму о рождении Айрис. Ее душила печаль, когда она представляла, что ему приходилось выносить на фронте и как много он из-за этого потерял.
«Твоя семья ждет тебя», — написала она тогда, желая ему лишь благополучного возвращения.
Она радовалась, что он жив. Действительно радовалась.
Но все изменилось. Жизнь Мэделин и Айрис пошла дальше.
Так ли уж неправильно было с ее стороны надеяться, что он никогда не вернется?
Люк постучал в дверь.
Элис повернулась, но не двинулась с места, чтобы открыть.
Она знала, зачем он пришел, и ждала этого. Неужели Диана не объяснила, что указала его доктору на всё то, о чем умолчала Элис?
Элис понимала желание Люка встретиться с ней лицом к лицу. И не находила равных по силе аргументов, которые можно противопоставить тому, что он сейчас скажет.
Стыд не позволял ей посмотреть Люку в глаза.
Когда Ахмед впустил его, она продолжала стоять в стороне, как стоял Люк днем раньше. По теплому дружественному тону, с которым Ахмед поприветствовал Люка на урду, и доброжелательному ответу (как мучительно было снова слышать этот низкий бархатистый голос), Элис поняла, на чьей стороне была симпатия Ахмеда, и почувствовала знакомый укол жалости по отношению к несчастному Гаю. Он действительно не заслуживал постоянно быть на втором месте.