– Это подарок от моего поклонника, – осторожно начинает он.
– Картофель? И откуда у тебя вообще поклонники… ладно, дурацкий вопрос.
– Я имею в виду литературного поклонника. Ему нравится то, как я пишу. Книги. Книгу. Ты поняла.
– Я? Поняла? – Маргарет фыркает. – Ты меня переоцениваешь, родной, я ничего не поняла. И особенно я не поняла, почему какой-то мужик, задаривающий тебя продуктами, читает то, что ты пишешь, а я – нет? Это потому, что я не могу купить тебе овощей? Так я могу. Не в таких количествах, но я могу.
– Маргарет. – Адам кладет ей руку на плечо – жест, призванный успокоить, хотя он сам до конца не понимает, кого из них. – Маргарет. Я понимаю. Я дам тебе почитать свою книгу, обещаю.
Видимо, Адаму нужно прекращать относиться к своему творчеству как к древнему проклятию, которому нельзя дать выбраться на свободу, потому что Маргарет недоверчиво спрашивает:
– Серьезно?
И даже не замечает, как цепочка сосисок медленно сползает с полки, словно змея, и падает гирляндой на пол.
Адам выдыхает и улыбается.
– Серьезно.
Адам не уверен, применимо ли здесь человеческое понимание концепции заботы, но, кажется, Разрушитель пытается о нем заботиться.
Он чувствует себя Микеланджело, которого спонсирует папа римский, забивая его холодильник продуктами и оставляя маленькие стопки денег в труднодоступных местах. Доставая палочками для суши железные йены, забившиеся в отсек под стиральный порошок, Адам думает, что надо провести Разрушителю лекцию по финансовой грамотности – нельзя же в прямом смысле разбрасываться деньгами – или хотя бы объяснить ему, что такое разные валюты.
В свободное время Адам творит.
Он все еще выходит на смены в книжный, все еще нянчится с Джесси, но теперь с некоторой легкостью в теле, будто бы таксует для души.
Девочки-волшебницы пишутся. Адам даже меняет рабочее название на «Волшебные чирлидерши: как я стала королевой колеса и колдовства». Он пока что не уверен, что это финальный вариант – понятно ли, что речь идет о гимнастическом колесе, а не об автомобильном? – но он все равно хорошо смотрится как название книги. В рукописи тем временем набирается почти четыреста тысяч знаков.
Он приводит в порядок первую четверть и даже показывает ее Маргарет.
Вместо того чтобы сказать: «Серьезно? История про четырнадцатилетних девочек, которые управляют погодой?» – Маргарет говорит: «Это пушка, все школьницы описаются от восторга, когда прочтут эту книжку!»
И спрашивает, не списал ли он Хлою с нее.
– Немного… вдохновлялся.
Адам смущенно теребит серьгу в ухе, стараясь не смотреть на Маргарет, ноутбук перед Маргарет, чашку из-под чая, которую она успела пять раз опустошить, пока читала, а Адам все носил и носил ей чай.
Маргарет ударяет его кулаком в плечо:
– Не переживай, я не буду с тобой судиться. Ты большой молодец, знаешь?
Раньше Адам подозревал это, а теперь даже начинает верить.
Маргарет задает кучу вопросов. Слушай, а мне показалось или папа Хлои спит с мамой Лоры? А Лора начнет встречаться с квотербеком Райаном? Райан окажется злодеем, да? А когда Хлоя научится контролировать свои силы? Остальные девочки уже вовсю управляют грозой!
Иметь такую читательницу, как Маргарет, приятно.
Иметь такого читателя, как Разрушитель, тревожно.
Разрушитель периодически появляется посреди писательских сессий – в моменты, когда Адам только садится за ноутбук; в моменты, когда Адам ловит волну; в моменты, когда Адам все еще на волне, но у него уже слишком болит спина, чтобы продолжать; в моменты, когда он сохраняет файл и хлопает крышкой.
Каждый раз он оборачивается на звуки скольжения влажной чешуи – и видит Разрушителя, буравящего его единственным глазом.
«Сложный день?» – спрашивает Адам.
Или: «Ну как тебе поворот с тем, что Райан – это папа Хлои из прошлого?»
Или: «Хватит подбрасывать нам сметану, мы не успеваем ее есть».
– Разрушитель удивлен, что человечество еще не вымерло, учитывая концепцию срока годности на продуктах.
– Для ровесника Вселенной Разрушитель слишком часто удивляется, – парирует Адам.
– Разрушитель использовал слово «удивление» как наиболее понятное для Адама. На самом деле Разрушитель, конечно, не удивлен. Совершенно.
– Ага, как скажешь. – Адам разворачивается к столу.
Так Разрушитель становится вторым другом в жизни Адама.
И вторым стажером – тоже, хотя можно ли называть его стажером, если ему никто не платит деньги? А должны платить. Расставляет новые поставки он явно лучше Джесси, а кассу сводит даже лучше Адама. Возможно, он и клиентов смог бы обслуживать хорошо – даже лучше их двоих, вместе взятых, – но с этим есть… проблемка.
– Что это такое?
Адам шустро падает перед Джесси на колени, проверяя место, где, как ему кажется, должен быть пульс. В подсобке темно, горящий лиловым глаз Разрушителя служит единственной лампочкой.
– Разрушитель ждал Адама, но в комнату зашла землянка Джесси. Разрушителю пришлось ее усыпить. Разрушителю показалось, что Адам не готов представить Разрушителя землянке Джесси.
Проблемка с обслуживанием клиентов состоит в том, что Разрушитель – инопланетное существо с именем, наводящим на размышления. Да оно даже на бейдж полностью не влезет. Разве что в два ряда.
Несокрушимый Разрушитель Галактик.
– Если бы я хотел тебя кому-то представить, я бы представил тебя Маргарет.
Адам расслабляется: пульс у Джесси есть – спокойный и уверенный.
– Разрушитель готов быть представленным Маргарет.
Адам хочет сказать ему, что его социальная неловкость не главная проблема потенциальной встречи, но вместо этого подхватывает Джесси и перекладывает ее на диванчик в торговом зале.
Разрушитель наблюдает за этим из подсобки. Доставая аптечку, Адам думает: «Господи, мы действительно друзья».
Это досадное стечение обстоятельств приводит к тому, что в один день Адам теряет бдительность и спрашивает в лоб:
– Я понимаю: природный ход вещей и все такое, но тебе правда обязательно уничтожать эту Галактику?
– Адам полагает, что понимает, но его ограниченный физиологическими рамками гуманоидный мозг пользуется извращенной концепцией понимания. – Разрушитель шевелит щупальцами. – Адам ничего не понимает.
– Я понимаю, что ты смог отсрочить конец света из-за своей прихоти. Вот мне и интересно… нельзя ли это дело подольше отложить? Чисто в знак нашей дружбы или что у нас.
Разрушитель замирает, а следом в голове Адама раздается:
– НЕ ПЫТАЕШЬСЯ ЛИ ТЫ НАРУШИТЬ ДАННОЕ РАЗРУШИТЕЛЮ ОБЕЩАНИЕ, СМЕРТНЫЙ?
Адам морщится. Разрушитель слишком давно не разговаривал с ним капслоком – Адам уже забыл это ощущение, когда в голове кто-то бьет по гонгу. Да и что это вообще за обращение – смертный? Видимо, пока Адам страдал муками творчества, Разрушитель припал к кино про драконов-людоедов.
– Нет, – серьезно говорит Адам. – Разумеется, нет. Никогда. За кого ты меня держишь? Даже в мыслях не было… а что бы было, если бы я вдруг посмел бы – чего я, разумеется, не делаю – нарушить обещание?
– ТЕБЯ ЖДАЛА БЫ МУЧИТЕЛЬНАЯ СМЕРТЬ, СМЕРТНЫЙ, КОТОРАЯ БЫ ПОСЛЕДОВАЛА СРАЗУ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ТЕБЕ ПРИШЛОСЬ БЫ НАБЛЮДАТЬ СМЕРТЬ РОДНОЙ ПЛАНЕТЫ.
– Справедливо.
– РАЗРУШИТЕЛЬ НЕ СТОИТ ВЫШЕ ВСЕЛЕНСКОГО ПОРЯДКА, СМЕРТНЫЙ, А ТВОИ ДЕВОЧКИ-ВОЛШЕБНИЦЫ НЕ СТОЯТ ВЫШЕ РАЗРУШИТЕЛЯ.
Спустя два часа Адам приходит в себя в своей постели.
– Это Фил Нейман, – шепотом кричит Джесси.
В руках у нее «Европейские духи», новое специздание, стилизованное под сказки братьев Бримм. На обложке так и написано: «Фил Нейман»; и Адам не совсем понимает, какие сложности могли возникнуть у Джесси, но все равно кивает: да, он самый. Новое специздание.
– Ты абсолютно права, – тянет он, вытряхивая ручки из упаковки и составляя их в стакан с наклеенным ценником в три бакса.
– Нет! – Она хлопает пухлой ладонью по прилавку. – Это моя, я хочу, чтобы он мне ее подписал.
– Кто?
– Фил Нейман! Он в отделе детской литературы!
Адам вдыхает – да так и не выдыхает, – а следом мчится туда. Разумеется, делать свою работу.
– Возьмите эту. Плотная бумага, хорошая печать. Можно рисовать фломастерами, – Адам показывает на раскраску с одержимым ребенком. – Прошу прощения. В смысле: чем я могу вам помочь?
Это точно Фил Нейман. Чуть старше, чем на фотке в «Википедии», но, бесспорно, он.
Фил Нейман здоровается кивком – отстраненным, но достаточно глубоким, чтобы его ухоженная борода, большая, как подушка безопасности, спряталась в воротнике модного свитера. Он крутит в руках раскраску, пролистывает, щупает бумагу, устанавливает зрительный контакт с ребенком, ведет плечами и ставит ее обратно на полку.
Адам усиленно подбирает слова. Что делать? Спросить совет? Попросить автограф? Показать их переписку в твиттере?
– Вот здесь! – провозглашает Джесси, вырисовываясь в начале торгового ряда.
Она хлопает ручкой по раскрытому форзацу.
Фил Нейман расписывается в книжке. Он доброжелательно улыбается, желает ей что-то личное и от самого сердца – Джесси приходит в восторг, – и они даже перебрасываются парочкой слов. Адам скрепя сердце признает: «Кажется, Фил Нейман – хороший парень».
– Прям советуете? – кивает он на раскраску, когда Джесси уходит. – От этого ребенка мне не по себе.
Кажется, это шутка, и Адам говорит себе посмеяться, смеется, а следом открывает рот:
– Прошу прощения, я… – Скажи, что ты большой фанат. Давай. Сделай это. – Писал вам в твиттере, но вы не отвечали на мои сообщения. Хотя я вроде видел, что вы отвечаете на чужие сообщения.
Фил Нейман задвигает очки на нос:
– Зачем вы писали мне в твиттере?
– Я – начинающий писатель, и… ну, в общем. Да. У меня были большие сложности в процессе, но… Кажется, у меня снова сложности.