До встречи в книжном — страница 22 из 26

– Какая? – И тут Аня поняла, о чем он. – А, ты про «Обломова»?

Он кивнул.

– А ты не читал его в школе?

– Нет. Мы в это время с друзьями сигаретами дымили за гаражами. С уроков убегали. Не до учебы было, понимаешь ли, да и кто на поле помогал, кто коров пас. Может, и зря, конечно. – Папа ностальгически улыбнулся.

– Да я только начала читать. Ну, главный герой в книге Илья, а вот фамилия у него – Обломов, от этого и название такое. Он все время лежит на диване в полусонном состоянии, все вокруг него грязно, пыльно. В общем, как ты бы сказал, папа, он «негодный лентяй»! – Увидев кивок и легкую улыбку, Аня продолжила: – Пока он лежит, к нему поочередно приходят разные люди, которые пытаются его куда-то вытащить. Или ему напоминают о делах.

– Хм… – поднял брови папа. – А он чего?

– Ну а он просто лентяй. Лежит – и все тут, с места не сдвинешь. Это книга про лентяйство, про обломовщину!

– Про лентяя, говоришь? Ну ладно, ладно… Читай, доча, может, полезно будет. Говорят же умные люди, что книга в жизни помогает. Я вон уроки пропускал. – И папа вновь улыбнулся.

Он поднялся, зажимая окурок в одной руке, а другую бережно подал дочери, чтобы помочь ей спуститься. Затем бычок полетел в специально предназначенную для этого жестянку, висевшую на железном крючке. Папа еще некоторое время походил по улице, проветривая сигаретный дым, который так не любила его жена. Но привычка – что вторая кожа. Привыкнешь курить со школы – и тяжело перестать. А когда запах ушел, папа прокашлялся и вернулся в дом следом за дочерью, чтобы рано поутру снова отправиться на своей любимой «копейке» на склад около города, где он и работал. Аня же почитала еще несколько страниц «Обломова», пока не поняла, что слишком устала, и уснула, закрыв книжку.

* * *

Тик-так. На работе было тихо. Аня глядела на круглые настенные часы. Она переложила вправо подписанный договор с пятого участка, где заведовал мастер Жирков, затем нахмурилась, увидев, что стол вычищен, документы лежат ровной, как обрез книги, стопкой, цветы на подоконнике политы, монитор погашен, а пыль протерта.

Облокотившись о стол, девушка ждала ровно девятнадцати часов – уходить раньше не приветствовалось. Ждали и все прочие. Кто-то еще неторопливо работал, кто-то тихо беседовал или почитывал выписанные организацией журналы по ведению отчетности. Тик-так. Все смотрели на часы в ожидании, когда можно будет отправиться домой. В распахнутые окна влетел вечерний ветер, и одна из работниц перестала усердно обмахиваться тетрадкой.

– Людмила Васильевна еще не ушла? – спросила Аня, с надеждой вслушиваясь, чтобы услышать в коридоре цокот каблучков.

– Нет, не ушла! – насмешливо отозвалась возрастная дама с тетрадкой. – Вон, цветы полей, если делать нечего! А наша Людмила Васильевна, между прочим, еще работает!

– Цветы политы. Да я все закончила, мне бы домой…

– Работы всегда хватает. Тогда журналы перепроверь. Что тебе дома делать? Жениха же нет? – Когда Аня покачала головой, дама снова взялась за тетрадку, обмахнулась и язвительно заметила: – Ну и хорошо, что нет, успеешь еще нервы себе помотать!

Укрывшись за монитором, как за щитом, Аня вздохнула и принялась мечтать: о большом городе, который был совсем рядом, о путешествиях по его широким гранитным улицам, об изящной архитектуре, созданной талантливыми зодчими, о больших кинотеатрах. Аня сидела и глядела в окно, как сумерки начали медленно затягивать внутренний двор организации, где она работала, поползли в их офис, пока кто-то не щелкнул свет. Аня все мечтала. Она воображала, как уже разъезжает за границей, зная все языки мира, как непринужденно беседует с вежливыми иностранцами. Ей чудилось, будто долгие годы она работает и покоряет великие вершины, достигающие высотой Эльбруса, однако что это за вершины – ей было неизвестно.

Все у нее зиждилось на этой маленькой работке, куда ее пристроили благодаря кумовству мамы.

Ну почему знакомства мамы заканчивались местечковой организацией, досадовала Аня. Почему они никого не знают за пределами этого поселения? Что ей делать в большом городе? Она же не Ленка, у которой бабушка живет в Санкт-Петербурге. Если есть где жить, то можно устраиваться хоть безденежным дизайнером. Иди, куда душа ляжет, все равно будешь знать, что на улице не окажешься. А если нет крыши над головой? А если нет богатых родителей, как у Даниила, которые все оплатят и будут содержать своего дитятю как барина, высылая ему деньги и благоустраивая его жизнь? Приходится довольствоваться тем, что есть, – а именно скромной тихой жизнью в поселке, на работе, которая досталась благодаря усилиям матери.

Совсем расстроившись от своих мечтаний, Аня вспомнила, что взяла с собой «Обломова».

Достав из сумки зеленую книжку с мужчиной в халате, она, спрятанная от всех, раскрыла ее и принялась читать. Монитор надежно укрывал от чужих взглядов. Тик-так. Время все текло, а стука каблуков Людмилы Васильевны до сих пор не было, поэтому Аня невольно погрузилась в книгу. Повествование текло вяло, событий происходило чрезвычайно мало, что вполне соответствовало названию книги – «Обломов». Все здесь было таким же неспешным, как и главный герой истории. Аня лениво скользила глазами по строчкам, воспринимая все как бы отстраненно, не думая над прочитанным – на нее накатила усталость.

А когда события развернулись вокруг Штольца, сюжет вдруг обрел силу. Со страниц хлынули деловитость, энергичность и подвижность, отчего Аня даже встрепенулась. За окном уже сгустился темный вечер, было все так же тихо – а она все читала и читала жизнеописание Андрея Штольца, находя в этом странное отличие от обломовской жизни.

И только все в ней вскипело от интереса, только поднялось волной, как тут же открылась дверь офиса. Аня вздрогнула, пропустив стук каблуков. Людмила Васильевна, худощавая женщина с умными глазами, с порога увидела и быстро спрятанную книгу, и то, как подпрыгнула в кресле ее самая молодая сотрудница, но промолчала.

– Девочки, ну что там у вас? – спросила она, заходя внутрь.

– Мне бы посовещаться с тобой, Люда, – протянула дама с тетрадочкой. – У нас снова изменения в требованиях к отчетности… – И она показала на свежий номер журнала.

– Ну-ка.

Они еще некоторое время разговаривали, отчего Людмила Васильевна склонилась к столу, пока все терпеливо ждали.

Пока коллеги совещались, Аня раскрыла книгу уже под столом и, щурясь из-за близорукости, попробовала прочесть про Штольца хотя бы пару строчек. Однако вот Людмила Васильевна поднялась от стола, расправила бежевый костюм, и после ее одобрительно-мягкого приглашения весь кабинет разом встал и отправился по домам. Пошла домой и Аня, которая покинула помещение одной из последних, как и полагается, и увидела на себе то ли заинтересованный, то ли неодобрительный взгляд начальницы. Конечно, Анне показалось, что ее осудили за одну только попытку читать на рабочем месте, поэтому, чувствуя, что ей в спину продолжают смотреть, она пунцовой дошла до конца коридора и заторопилась домой в густой летней темноте.

* * *

Штольц был бойким и деятельным мужчиной, лишенным всякого намека на лень. Эта деятельность веяла со страниц книги на Аню, и она лежала, очарованная ею, будто на нее дохнули самой жизнью. Ей казалось, что она разгадала основную идею книги, где так яростно противопоставлялись лень и трудолюбие. Ей казалось, что Обломов в книге – неудачник, антигерой и писатель высмеивает его со всех сторон – и вполне заслуженно. Действительно, не злая ли это сатира на лентяев? Не Штольц ли здесь самый хороший герой? Не удар ли это по русской лени, высмеивание лежащего на печи Ивана?

Аня никогда не была искушена в книжных делах, поэтому не умела вдумчиво анализировать произведение, докапываясь до самой сути. Ее выводы нередко были поверхностны, эмоциональны и не подкреплены житейским опытом, которого у нее в силу лет не имелось. Она жила как бы по наитию – не умела соединять концы нитей рассуждения. Но несмотря на все это, ее мучило странное ощущение, что автор, даже выставляя несчастного Илью Обломова в неприглядном свете, испытывал странную жалость к этому полному, неуклюжему человеку, странную любовь, которой быть не должно.

«Вот он… ленивый человек – и деятельный. Все дело в лени… Нужно трудиться!» – размышляла Аня.

Но она продолжала читать дальше. Аня совсем забыла про сон, про остывший чай с зефиром, который привез папа маме, чтобы позаботиться о ней. Ее не смущал даже сильнейший зной, от которого в крохотную форточку в такой же крохотной комнатке не залетало ни единого порыва ветра – только комары пытались пробиться сквозь сетку. Ее не смущало даже то, что с утра придется идти на работу, поэтому следует выспаться.

А ведь ни разу за долгие полтора года работы она не засыпала позже полуночи! Да и что возбудило ее чувства? Классика?! Скучнейшая русская классика, над ней на уроках все ее одноклассники и одноклассницы посмеивались, а затем читали в коротком пересказе, чтобы забыть об этом, как о скучном сне, который исчезает сразу же после пробуждения. А когда события в книге дошли до пылкой страсти неуклюжего Ильи к Ольге, тут Аня совсем потеряла покой. На ее глазах ленивый человек неожиданно скинул свой халат и встревоженно рискнул выйти в новый для него мир, от которого так настойчиво прятался. Пока Обломов поднимал сиреневую ветвь, Ане казалось, что она стоит около него. Когда Ольга читала письмо, Аня читала вместе с ней, и все внутри нее переворачивалось. Да от чего переворачивалось? От букв?!

Буквы… Сколько их сидит в договорах, которыми она занимается с утра до ночи? До чего скучные это буквы, унылые, будто глядящие с какой-то тоской, как уставшая работница из окна почты. Но до чего же эти буквы становятся живы здесь, в книге, обретая характер и жизнь, рассказывая не скучнейшие условия работы участка, а самую настоящую историю! Однако же… От волнения Аня вспомнила о несъеденном розовом зефире и невыпитом холодном чае. С трудом отодвинув книгу, положив ее раскрытыми страницами на кровать и как бы обещая ей вскоре вернуться, Аня вышла в кухню, где спали ее братья. Она разглядела во тьме очертания зефирки, быстро закинула ее в рот, запила чаем и уже собиралась было вернуться к чтению, когда взгляд упал на электронные квадратные часы. Шел третий час ночи… А ведь ей завтра на работу.