Звонок Гланьки прервал жидкий поток его не слишком-то искрометных мыслей.
– Ледников, ты там как?
В ее голосе слышалась искренняя взволнованность.
– Слоняюсь по садам Кенсингтона, – безмятежно сказал он. – Занятие – то еще! И дышится, и верится, и так легко-легко…
– Ты знаешь, что сейчас передали в новостях?
– Знаю. Следы полония нашли в гостинице, где я проживаю. И теперь меня разыскивает полиция.
– Смешно, – оценила его усилия Гланька. – Но передали совсем другое. Утром полиция пыталась осмотреть подозрительную квартиру неподалеку от Ричмонд-парка. Человек, ее снимавший, стал стрелять, а потом скрылся. Ранен полицейский… Они утверждают, что есть основания считать, что это был русский. Что-то они там нашли в квартире, доказывающее это. Тебе это о чем-нибудь говорит? Это не имеет отношения к нам?
Волновать Гланьку не хотелось, но и держать ее в полном неведении тоже было нельзя. Черт его знает, что эти его соотечественники удумают теперь! Одно дело, если Рафы уже нет в живых. А если они его просто перевезли в другое место? Не похоже, конечно…
– Алло, Ледников, ты что замолчал?
– Думаю.
– О чем?
– Я думаю о тебе, – честно признался он.
– Господи, ты о себе лучше подумай! Это не опасно – то, что случилось?
– Помнишь «Бельведер»? И потом на улице…
– О господи! – простонала Гланька. – Я почему-то так и подумала!
– Глань, давай без истерики. Это может быть тот же человек, но… Точно я не знаю.
– Тебе надо улетать в Москву! Немедленно! Если полиция каким-то образом тебя зацепит, она тебя уже не отпустит. Ты же видишь, в каком они состоянии. Они не будут разбираться, чем отличается бывший следователь прокуратуры от сотрудника КГБ. Для них это сейчас одно и то же!
– Смыться и бросить тебя на произвол этой свихнувшейся на полонии публике! За кого ты меня принимаешь?
– Ледников, я уже в порядке. Седрик говорит, что теперь о сделке не может быть и речи. Так что я им теперь неинтересна. И вообще, тут подключились родственники Седрика, так что…
– А они у нас кто? Лорды и пэры?
– Масоны они! Всего-навсего. Так что Майкл Кентский и все эти пэры просто отдыхают.
– Ясное дело, пэр против масона все равно что столяр супротив плотника, – согласился Ледников.
– Дошутишься, Ледников.
– Ладно, у меня тут осталась пара дел, а потом я…
– Ледников, уезжай, а? – тихо сказала Гланька. – Если ты влипнешь, я себе не прощу.
Масоны – это, конечно, хорошо, подумал Ледников, но что-то в этой истории все-таки по-прежнему сильно смущает. Гланька зря думает, что все закончено. Если полиция сядет на хвост всей этой компании, то они вполне могут потянуть за собой и ее. А там пойди доказывай, что ты не верблюд и на самом деле это тебя специально подставили…
Глава 19A bad beginning makes a bad endingПлохое начало ведет к плохому концу
– Сэр, для вас оставлен конверт!
Служащий гостиницы, лысоватый, рыжеватый приземистый мужичок с красным носом, типичный английский сквайр, любитель виски и портвейна, смотрел на Ледникова сурово, но заметно нервничал. Конверт он положил на стойку и тут же спрятал руки за спину. Ледникову показалось, что он в резиновых перчатках. Ну, ясное дело, боится получить дозу радиации, они теперь все тут уверены, что русские только и делают, что носятся по Лондону с полонием за пазухой.
– Скажите, конверт приносила женщина? – поинтересовался Ледников.
– Нет, это был мужчина.
– Ага…
Ледников задумчиво покрутил в руках конверт с надписью от руки: «For mr. Lednikov».
– Он случайно не был похож на рок-музыканта?
– Простите, сэр? Что это значит?
– Ну, длинные белые волосы, ковбойская шляпа, кожаные джинсы… И все в таком духе.
– Нет, сэр. Ничего подобного. Обычный мужчина лет тридцати. Скорее он походил на агента полиции, – с намеком сообщил сквайр. – Правда, он был очень бледен и, как мне показалось, не очень хорошо себя чувствовал…
Ледникова так и подмывало сказать, что это несомненно симптомы отравления полонием и потому надобно срочно кричать «Караул!», но он благоразумно сдержался. Такие шутки теперь не проходят, и этот любитель портвейна вполне может вызвать полицию – оправдывайся потом, что ты пошутил…
Он вскрыл конверт и обнаружил там лист бумаги, на котором был написан номер телефона. «Тел.» было написано по-русски…
В номере он какое-то время привычно постоял у окна, тупо глядя на улицу. Подумал мимолетно, нет ли смысла позвонить Вудгейту, прекрасно понимая, что звонить пока он не будет. Опять старина Крейг подумает, что от него что-то скрывают… А вот не позвонить ли Валерии? Но что он хочет от нее услышать?
Потом он набрал номер и услышал простое русское «да». Голос был мужской.
– Это Ледников.
– А-а, слава богу, а я уж думал…
– С кем я разговариваю?
– Моя фамилия – Горегляд. Зовут – Леонид. Но вряд ли вам это что-то говорит.
«Ну, допустим, кое-что это мне говорит, – стараясь унять волнение, подумал Ледников. – Даже не кое-что, а гораздо больше». И спокойно ответил:
– Видимо, вы хотите мне что-то сообщить, Леонид? Кстати, фамилия ваша мне говорит о многом.
– Понятно. Меня предупреждали, что вы человек информированный… Я хочу попросить вас о помощи, Валентин Константинович…
– Понятно. А почему я должен вам помогать? Чего ради?
– Ради Аглаи Востросаблиной. Если вы не поможете мне, я попаду в руки полиции, и тогда… У госпожи Востросаблиной могут начаться большие неприятности.
– Вот как. А вы не преувеличиваете свои возможности?
– Нет. Особенно в нынешней ситуации.
Ледников помолчал. Надо было вскрыть карты, не все, конечно, но хотя бы часть.
– Мы с вами встречались? – спросил он.
– Ресторан «Бельведер», помните?
– Еще бы! Рафаэль Муромский – ваша работа?
– Смотря что вы имеете в виду. У меня есть информация по нему… Черт, садится телефон. Давайте договариваться о встрече или…
– Что вы хотите?
– Мне нужны деньги, чтобы убраться сначала из Лондона, а потом из Англии. Давайте встретимся на кладбище. Том самом, где вы были… С могилой Керенского… Подходите к крематорию, я вас окликну. И поймите: полиция не нужна ни мне, ни вам, ни госпоже Востросаблиной.
– Кладбище, крематорий… Нельзя найти местечко повеселее? И потом, я знаю это место. Я там буду выглядеть как ходячая мишень.
– С моей стороны вам ничто не угрожает. Стрелять я не собираюсь. Вы моя последняя надежда. Просто мне трудно передвигаться, Валентин Константинович, я ранен…
Вот так, подумал Ледников. Наверное, Вудгейта это известие обрадовало бы – значит, его коллеги поутру палили не совсем в небеса.
– Я буду часа через полтора.
– Я жду.
Положив трубку, Ледников подумал, что разговор был, конечно, странный. Но, судя по всему, это был Леня. Значит, он в своих умозаключениях был прав, и Вудгейт теперь может по достоинству его оценить. Как он понял из короткой беседы, знают они с Леней друг о друге немало. Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы в какой-то мере представлять ответные реакции друг друга. Но мчаться на кладбище к крематорию, чтобы выручать раненого человека, который, возможно, прикончил собственного отца, отравил несчастного английского журналиста, похитил родного брата, вступил в перестрелку с полицией… Это, конечно, полное безумие.
Тем не менее, придя к такому выводу, Ледников позвонил Модесту, договорился с ним, что тот даст ему денег в долг. По дороге он снял все, что можно, со своей карточки. Модест смотрел озабоченно, все-таки он был русский, и вся эта полониевая истерика и ему действовала на нервы. Уверив его, что все в полном порядке, Ледников поймал такси и приказал ехать к Ричмонд-парку. Когда по дороге мелькнула аптека, он попросил водителя притормозить и купил бинты и йод. Вышел он у супермаркета и до кладбища дошел пешком.
Ледников шел по знакомой уже аллее к крематорию и думал, что совершает чудовищную глупость. Кладбище было совершенно пустынным. Пространство перед крематорием хорошо просматривалось со всех сторон, и любая цель, появившаяся там, стала бы прекрасной мишенью для стрельбы из засады. Не потому ли и встречу ему назначили именно там? Конечно, не очень понятно, зачем Лене Горегляду его убирать, но когда за человеком уже есть несколько трупов, трудно понять, что у него в голове.
Он остановился в паре шагов от карликового деревца перед входом в часовню, быстро осмотрелся. Никого вокруг не было. Надо было ждать. Скорее всего, Леня тоже какое-то время будет выжидать, чтобы установить, нет ли за Ледниковым «хвоста». Все-таки он в прошлом опер. Ну, пусть понаблюдает. Ледников повернулся к часовне спиной. Между тяжелых фиолетовых туч вдруг пробилось и засияло ослепительное солнце, и все вокруг стало нереально четким и ясным, словно на рекламном слайде.
– Валентин Константинович, я здесь!
Русская речь на лондонском кладбище прозвучала неожиданно и как-то неуместно.
Глава 20Death pays all debtsСмерть оплатит все долги
Ледников обернулся. Из-за могучего одинокого дерева справа от часовни кто-то махал ему рукой. Приглядевшись, Ледников увидел молодого человека, ничуть не похожего на беловолосого разбойника с внешностью рок-музыканта. Он был во всем темном, в черной вязаной шапочке, надвинутой на глаза.
– Извините, мне тяжело идти! – прокричал молодой человек, заметив, что Ледников колеблется.
Ледников пожал плечами и двинулся в его сторону, думая о том, что нет никакой уверенности, что перед ним именно Леня Горегляд… Когда до дерева оставалось пара метров, Ледников остановился. От пули, конечно, это не убережет, а вот внезапно на таком расстоянии напасть не удастся. Теперь ему стало заметно, что у молодого человека бледное осунувшееся лицо, а стоит он, стараясь опираться только на одну ногу.
– Ну, будем знакомы, – выдавив из себя какое-то подобие улыбки, сказал он. – Я – Леонид Горегляд.