Кризис 3 лет
Основной, первый манифест сепарации происходит в возрасте 3 лет – пресловутый кризис 3 лет. В этом возрасте дети начинают активно проявляться. Главная задача трехлетки – научиться говорить «нет». В этом заключается первый момент отделения: осознавание своей отдельности, половой принадлежности. Часто в действиях дети руководствуются тем, чтобы сделать назло, вопреки родителям. Это нормально. Для ребенка это провозглашение собственной воли, исследование себя. Важно разрешать ребенку говорить «нет», отказываться, делать самому, даже если он делает долго и плохо. Пусть он 25 минут завязывает шнурок, но сделает это сам. Это победа, это отработка навыка, это провозглашение себя: «Я есть! Я могу!»
Для мамы и папы важно на этом этапе не подавлять волю ребенка, не заставлять делать что-то, что не принципиально для них. Воля и строгость родителей, выставленные границы дозволенного должны быть, они важны для тоддлера. Но когда мы свою волю провозглашаем, а его подавляем, самоутверждаемся в качестве взрослого таким образом – это ненормально, отношения становятся болезненными. Также это возраст проявления инициативы, родителям нужно ее поддерживать. Ребенок обнаруживает свою автономность впервые: «Я отдельно от вас. Я думаю не так, как вы. Вы это едите, а я не буду такое, буду вот это».
Здесь идет прямая связь между трехлетним возрастом и подростковым. В первом случае ребенок изучает мир вещей, предметов, во втором – мир людей, взаимоотношений.
От трехлетки к подростку
Ребенку на пути сепарирования важны поддержка и одобрение родителя. То есть, когда он отходит, овладевая какими-то новыми навыками, ему нужно читать в глазах отца и матери: «Да, можно. Иди! Мы здесь. Ты можешь вернуться в любой момент, дополучить любви, если надо. Можешь вернуться в мои объятия, если тебе плохо, ты расстроен. Я тебя принимаю обратно». Тогда у ребенка возникает спокойствие, ведь мама, папа и отчий дом воспринимаются как база. А не так, что пути назад нет.
Чего точно нельзя говорить ребенку: «Будешь плохо себя вести, мы отдадим тебя в детский дом/кому-то. Будешь плохо себя вести – мама/папа уйдет». Для ребенка самое страшное – утрата родителя. Если мы будем этим манипулировать, то у тоддлера вместо желания прислушаться или послушаться на фоне уважения и любви возникает послушание на фоне страха потери. И тогда этот ребенок будет постоянно хвататься за маму, боясь ее потерять. В этот период могут быть сны о смерти родителей, о том, что он потерялся; могут проявляться различные страхи (потери, чудовища).
Также нельзя говорить ребенку следующих фраз: «Из-за тебя вся жизнь пошла под откос. В могилу меня сведешь! Лучше б я тебя не рожала. Будете со мной так обращаться, я заболею и умру, вот тогда будете знать!»
Из-за таких фраз сепарация на корню обрубается, дети таких родителей не могут уйти, держатся за них, ведь иначе мама/папа умрет. Эти слова являются олицетворением детской (подростковой) позиции родителя. Через страх потери очень удобно манипулировать ребенком, и делать это можно довольно долго, даже всю жизнь. Если тебе говорили такие фразы – важно возвращать ответственность родителям за них: «Мама, ты взрослый человек, я твой ребенок вне зависимости от возраста. Веди себя, пожалуйста, по-взрослому и пойми, что эти твои слова – детская позиция».
Она может разозлиться на тебя, обидеться, но сепарация предполагает, что конфликты будут. Сделать это можно в психотерапии или медитативно-трансовых практиках и, конечно, в «Добаюкивании». В практиках восстановления доверия миру ты можешь сказать все, что важно человеку, который сегодня является твоими мамой или папой, ты можешь донести свои чувства, задать важные вопросы, прожить злость и проявить свое несогласие – все, что по разным причинам невозможно сделать с твоими реальными мамой или папой.
Дети с неустойчивой привязанностью и страхом потерять родителей не доверяют им, не доверяют себе, не доверяют миру. Такие дети вырастают с ложной автономностью, с рано при-обретенной самостоятельностью, как будто им никто не нужен. Это защитный механизм, который позволяет избегать близости. Во взрослой жизни они не могут создавать близкие отношения, не могут показывать свою уязвимость, не могут открываться. Им дико страшно при приближении другого человека, поэтому они создают непроницаемую стену вокруг себя.
Если же такой человек все-таки подпустил кого-то через эту «китайскую стену» к себе, то, вероятнее всего, создаст созависимые отношения. Потому что внутри – огромный страх потерять человека, одного-единственного в мире, кому получилось открыться.
Реальная автономность формируется у ребенка с 3 лет и до подросткового возраста. Она связана с тем, чтобы безусловно сказать себе, своей жизни и обстоятельствам «да». То есть принять себя и свою историю такими, какие они есть. Настоящую автономность необходимо формировать, создавать изо дня в день, поддерживать ее, развивать. Это наше взросление – как перманентный процесс, который происходит все глубже и глубже, меняя качество жизни в лучшую сторону.
Подросток
Этот период во многом связан с трехлетним возрастом, как мы уже говорили выше. По сути, это то же самое, только в проявлении человека, который обладает более высокими физическими возможностями: может себя обслужить, обиходить, взять ответственность за свою жизнь, сохранность, даже с точки зрения государства имеет права и обязанности, может нести наказание за действия, то есть становится полноправным членом общества. Тем не менее у этого человека внутри очень много волнений и эмоций. Во-первых, гормональный фон во время пубертата очень нестабилен, во-вторых, еще непонятен статус. Здесь важно поговорить про инициацию, потому что подростковый период как отдельная часть жизни возник совсем недавно.
Фактически Достоевский своим произведением «Подросток» выделил и обозначил этот возраст. Раньше было детство, момент инициации (некий ритуал перехода), взрослость. А сейчас подростковый возраст растягивается во времени, потому что нет четкой границы, обозначающей переход из детства во взрослость.
К инициации в современном мире можно отнести школьный выпускной. Но по большому счету психологической инициации не происходит. Мамочки, у которых нет собственного смысла жизни, держатся за своих детей, бесконечно растягивая подростковый период. И ребенок, ведомый страхом расстроить и потерять маму, может застрять в этом возрасте на долгие годы.
Гордон Ньюфелд в своей книге «Не упустите своих детей» говорит о чрезвычайной важности укрепления привязанности в подростковом возрасте, чтобы избежать такого феномена, как следование за себе подобными. С одной стороны, в подростковом возрасте чрезвычайно важна социальная группа, важно быть среди своих, постигать законы общества, научиться взаимодействовать с людьми и коллективом, найти свое место в нем, обозначить свой статус, быть таким, как все, и постигать свою идентичность.
Задача подростка – понять, кто он. Он ищет себя и делает это разными путями. Подростковый мир очень жесткий: сначала надо стать частью общей массы, слиться с ней, быть своим, а потом уже постигать свое отличие, свои особенности. Это своеобразная школа жизни, которую проходит подрастающий человек, чтобы потом войти во взрослые отношения уже закаленным.
С другой стороны, важно, чтобы связь с родителями сохранялась. Поэтому взрослым, которые переживают отделение детей, важно осознавать следующие моменты:
• Обесценивание родителей подростком – это нормально.
Раньше он смотрел на маму/папу как на божество, идеализировал. Сейчас важно сбросить их с пьедестала, говоря: «Пффф, вы не очень-то и классные, и вообще, глупые. Стиль одежды ужасный, музыка кошмарная, фильмы дурацкие». Он таким образом отходит от родителей. Обесценивание – это та сила, на которой происходит сепарация. Этого может не быть, но это нормально.
• Злость ребенка – это нормально.
Важно научить его это делать правильно: можно злиться, раздражаться, кричать, но нельзя обзываться, оскорблять другого человека, драться. То есть в пределах своих границ можешь проявляться, как угодно, нарушать чужие границы – нельзя. Злость – это одна из сил, которая регулирует дистанцию.
Когда родитель спокойно реагирует на такие проявления, понимая, что это издержки и задачи возраста, то может дать поддержку и опору в этом месте, говоря: «Ты можешь злиться на меня, но я все равно тебя люблю. Я могу злиться на тебя, но тоже все равно люблю». Ведь ребенок отделяется, это движение, важное для вас обоих, и это прекрасно.
ОБЕСЦЕНИВАНИЕ И ЗЛОСТЬ НЕ ОЗНАЧАЮТ, ЧТО РЕБЕНОК ПЕРЕСТАЛ ЛЮБИТЬ И НУЖДАТЬСЯ В РОДИТЕЛЕ. ЭТО ЛИШЬ ЭНЕРГИЯ, ПОЗВОЛЯЮЩАЯ ВАМ ОТОЙТИ ДРУГ ОТ ДРУГА.
Подростка невозможно понять логикой. С одной стороны, он говорит: «Отойди, не мешай, физически не прикасайся ко мне!» А с другой стороны, ощущается потребность: «Мама, обними, побудь со мной, заметь меня!» Такой возраст труден не только для родителя, но и для самого ребенка.
Важно, чтобы в этот период связь оставалась глубокой, а привязанность надежной. Важно, чтобы родитель был рядом, чтобы у ребенка был доступ к вам. Помни, что этот момент пройдет, а после этих штормовых, кризисных ситуаций наступает самое важное – этап стабилизации отношений двух автономных личностей, связанных любовью, общей историей. Если и родитель, и ребенок – два взрослых автономных человека, то здесь можно построить очень гармоничные отношения, поддерживающие, уважительные, с четкими границами.
НЕСМОТРЯ НА ПУБЕРТАТНЫЕ ПРОЯВЛЕНИЯ, У РЕБЕНКА ЕСТЬ КОЛОССАЛЬНАЯ ПОТРЕБНОСТЬ БЫТЬ ПРИНЯТЫМ, ЛЮБИМЫМ И ВИДИМЫМ РОДИТЕЛЯМИ.
Можно ли какие-то из стадий сепарации пройти во взрослом возрасте? Да, конечно, так и бывает. Например, если в подростковом возрасте ты был(-а) хорошим(-ей) мальчиком/девочкой, то этот период нагоняет в возрасте 25–30 лет. И взрослым людям правда становится страшно, потому что непонятно, что происходит, ведь все было нормально.