Мать замерла в каменной неподвижности. Я застыла, пораженная: отец… извинялся? Не в силах поверить ощущениям, которые нашептывал мне дар, я чуть приспустила щиты.
Да. Отец действительно просил прощения. И… сожалел?..
Потрясение от открытие было столь сильно, что я решила не испытывать дальше свой разум на прочность. С воображаемым треском подняла щиты, и заложила воображаемые ворота воображаемым засовом.
Это мой отец, он непогрешим, он всегда знает, как правильно и действует так, как лучше для рода. Кыш, кыш сомнения! Прочь, противные!
А отец, не знающий, в какое смятение меня вверг, продолжил:
— Милая, никто не позволил бы ему обижать тебя или ваших детей.
— Но и любить бы не заставил, — тихо ответила я. — Папа, пойми: я тебя люблю. Но родовой замок до сих пор стоит только потому, что мой дар не развивали. Нельзя, невозможно жить всю жизнь настолько поперек своих желаний, когда у тебя есть силы этому воспротивиться.
Отец взглянул на меня пристально, и я смешалась:
— Нет, возможно, другие маги и могут! Но дар эмпатов слишком завязан на чувствование. Чем больше эмоций эмпат проживает — тем полнее становится его дар, чем сильнее дар — тем полнее эмпат проживает эмоции. Мне ты дал безопасность. И это стало моим якорем, заложило основу моей преданности роду. Но, если бы все удалось и мои дети унаследовали бы мой драконий дар в человеческом объеме, обложить их ватой, как меня, у тебя бы просто не получилось: ведь их дар требовалось бы растить, а не сдерживать, как мой. И что стало бы их якорем, папа? Родной отец их бы ненавидел — он уже выбрал один раз объектом ненависти самого слабого, так почему бы ему и еще раз не повторить? Вы с мамой, конечно, любили бы внуков, но… Твоя любовь слишком сдержана и проявляется требовательностью, чтобы маленькие дети со спящим даром вообще смогли понять, что их — любят. А мама больше всего встревожена тем, чтобы мы не разочаровали тебя. Соответствовали. Оправдывали ожидания… А дети, они ведь постоянно безобразничают, не дотягивают и разочаровывают. К тому же, другие внуки у вас уже есть, а было бы еще больше. И что бы осталось моим детям? Кто бы их любил? Кем бы они выросли — эмпаты огромной силы, не наученные любить?
Мы с отцом глядели друг на друга, и я пыталась без слов, взглядом, донести до отца, что я не пытаюсь оспорить его главенство. То, что он старше, умнее и сильней, я просто хочу донести то, что чувствую, что поняла не так давно сама. Отец смотрел странно, словно пытался разглядеть что-то, чего не замечал раньше. Я — кусала губы. И, наконец, осмелилась выдохнуть страх, в котором никогда раньше не признавалась не то что вслух, но даже перед самой собой:
— А если бы они не оказались эмпатами? Если бы эксперимент не удался, и мои дети не оправдали бы возложенных надежд? Кому бы они были нужны? Кто бы их любил? Что бы ждало моих детей тогда? Если бы у них была я — я бы не дала их в обиду. Но у моих детей не было бы меня, и не было бы вообще никого, кто стал бы защищать их интересы. Для вас они были бы лишь одними из многих внуков, не самыми удачными, а их отец… Что о нем говорить. — Я вдохнула-выдохнула, успокаиваясь. — Папа, ты сам учил меня ответственности перед родом. Перед прошлыми и будущими поколениями. И я не хочу привести детей в этот мир и оставить их без своей защиты. Это будет безответственно перед ними.
Отец… молчал. И еще молчал. Потом потер лицо, и когда он заговорил, голос его был непривычно скрипучим:
— Ты не говорила мне об этом.
Я махнула рукой:
— Пап, чтобы сказать что-то кому-то — нужно сперва понять это самой. А мне банально не хватало жизненного опыта, чтобы хотя бы себе объяснить, почему мне не нравится эта ситуация. Я просто интуитивно не хотела туда, и всё.
— Не будем об этом, — предложил отец, и я не ошибусь, если предположу, что в его голосе звучало сожаление. — В любом случае, сейчас о замужестве и материнстве говорить уже поздно. И раз так, раз то, от чего ты сбежала, тебе больше не грозит — может быть, ты вернешься домой?
— Нет-нет-нет! — Я тут же вскинулась, с радостью стряхивая с себя напряжение тяжелого разговора. — Я остаюсь! Я хочу быть тут!
— Но, Милдрит… — вмешалась мама.
— Да, я знаю! — Жизнерадостно улыбнулась я. — Если я здесь останусь — я здесь и умру. Ну и что? Это будут уже не мои проблемы, пусть драконы сами с моим тру… телом как-нибудь разбираются!
— Милдрит! — Простонала Астра Рейон дю Солей.
Кажется, она все еще не теряла надежд вернуть меня к нормам приличий. Но я не пошла у нее на поводу, решив, что лучше я, пока не поздно, позабочусь о будущем:
— А можно, меня похоронят где-нибудь в красивом месте? Наподобие столичного кладбища!
…до визита туда нашей компании.
— Склеп Рейон дю Солей! — Отрезал отец, слегка приподняв брови.
Его явно удивило, что я вообще подняла этот вопрос и рассматривала другие варианты усыпальниц.
— Ой, нет, не хочу, там мрачно и холодно! — закапризничала я.
Родители смотрели на меня с лицами "а тебе нужно, чтобы было жарко и весело?!".
Я подскочила на стуле, распираемая приливом энергии:
— Придумала! Я завещаю тело академии на опыты! Здорово, правда? Попрошу ректора, чтобы меня положили рядом с эльфом… Только представьте, адепты первого витка по ночам будут вламываться в мертвецкую, а дежурный будет анимировать меня чтобы их напугать… Ой…. а чего это с вами? Ну, хорошо, ладно, не хотите — не представляйте!..
-
— Что пила? — нависла надо мной наставница Маргрит, ухватив меня за подбородок и вглядываясь мне в глаза.
Я искренне думала, что с отъездом родителей для меня все останется, как было.
Наивная, наивная я.
После напряженного разговора о моем несостоявшемся браке, они сменили тему, переключившись на расспросы о жизни в академии — и я честно рассказала.
Судя по лицам родителей, на которых привычная невозмутимость трещала по швам, всё вернее и вернее уступая место некоторому (весьма обширному!) изумлению, хвала Свету что рассказывала я хоть и очень честно, но не совсем подробно.
Самые увлекательные моменты я опускала, отчаянно жалея, что не приехал кто-то из братьев — вот кому можно было бы рассказать побольше, и насладиться завистью от души!
Отец же завидовать не спешил. Он вообще не спешил что-то говорить.
К маме дар речи вернулся быстрее:
— Милдрит! Как ты можешь! Это же… это же совершенно неподобающе! Задумайся хоть на минуту, что теперь думают о тебе адептки из темных родов?!
Удержать улыбку было выше моих сил.
Подумают, что и поделом им аквариум на головы надели!
Отец при виде моей улыбки спешно закашлялся и остановил нотации матушки:
— Хватит, Астра. А ты, Милдрит, подумай вот о чем: до сих пор ты пребывала в академии Семи ветров как адептка Релей, и на подобное поведение можно было закрыть глаза. Теперь же, когда ты снова — Милдрит Рейон дю Солей, такое поведение более неприемлемо. Найди себе более подобающие развлечения, дорогая. И привлеки к ним своих друзей — выделенного тебе содержания на это хватит.
— А может, я тогда доучусь под именем “Релей”?.. — со слабой надеждой уточнила я. — Чтобы не опозорить род Рейон дю Солей?
— И речи быть не может, — отрезал отец, и его голос похолодел до температуры льда. — Моя дочь не будет жить под чужой фамилией, словно изгой от которого все отказались.
Я прикусила язык и потупилось: действительно, хватило же ума такое сболтнуть… совсем я расслабилась.
Мы еще немного поговорили, а затем родители отбыли. Отец напоследок уведомил меня о размерах содержания, заставив меня опешить: выделенной суммы с избытком хватало, чтобы провести жалкий огрызок моей жизни в безудержном мотовстве — и то не удалось бы её ощутимо уменьшить.
Но кто сказал, что нельзя попытаться?
Ух, и устроим мы с Тэвой, Илькой и Беатрис налет на лавки!
Так что в раскрытии моей тайны неожиданно обнаружились не только минусы, но и плюсы, и, возвращаясь к себе в комнату, я была полна оптимизма… До тех пор, пока меня не перехватили в коридоре и не отконвоировали в крыло целителей, где меня ожидали целители. И в числе прочих — наш, семейный, целитель Агнус.
И вот теперь надо мной нависала целительница Маргрит с вопросом, который в моем состоянии был в некоторой мере даже оскорбительным.
— Ничего! — отрезала я. — Мне нельзя, я на стимуляторах!
Целительница Маргрит запнулась, разглядывая меня, как невиданную диковинку, потом закатила глаза, и ласково-ласково сказала:
— Бестолочь. Я стимуляторы и имею в виду!
— Все сведения о принимаемых молодой госпожой лекарствах имеются в отчете, который я предоставил вам по приказу господина Рейон дю Солей, — чопорно вмешался целитель Агнус, задетый таким обращением с дочерью сюзерена. — Молодая госпожа пьет экстракт Вейлера Солера, в авторской модификации моего господина, Конрада Рейон дю Солей, адаптированного под особенности состояния молодой госпожи. Точная рецептура состава включена мной в отчет.
Маргрит цыкнула на него зубом, и, умудренная годами преподавания и опытом общения с адептами, уставилась на меня в упор:
— Итак, Милдрит, что ты пила?
— Экстракт Солера, — нехотя подтвердила я, чуя, что начинает пахнуть жареным.
— Сколько?
— Три капли…
Целитель кивнул, демонстрируя удовлетворения — он, дескать, так и знал! А я продолжила:
— …на момент побега из дома. Потом в пути — по три капли каждые восемь часов, чтобы не спать…
Лицо целителя стало вытягиваться.
— …потом в академии приходилось несколько раз повышать дозу…
— Точную схему приема со всеми увеличениями дозы, причинами и симптомами р-р-расписать! — Скомандовала целительница, и пробившийся в речи рык намекал, что лучше бы мне не капризничать, даже если бы я в принципе собиралась. — Сколько пьешь сейчас?
Я помялась. И созналась:
— Глоток…
На целителя Агнуса я старалась не смотреть. Опасалась — убьет.
— Это всё? — Подозрительно уточнила наставница Маргрит. — Точно всё?