– Черт бы их побрал, да это рыцари!
– А-а, из тех, кого не добили при Пуатье?
– Уходим, Баллед[22], нам здесь не светит.
И, видя, что один из ночных путников уже взмахнул над ним мечом, грабитель пустился наутек. Но третий, с повязкой на глазу, остался, рыча и скаля зубы. Он ловко увертывался, не желая признавать поражение и даже надеясь самому атаковать, но получил сильный удар плашмя по голове и присел, выронив нож.
– Будь я проклят! Моя голова не подводила меня, даже когда по ней били железной перчаткой или щитом, недаром меня зовут Бычья Голова; но нынче она подвела.
В грудь ему уперлось острие клинка.
– Сдавайся, негодяй, или прощайся с жизнью!
Грабитель поднял на рыцаря взгляд, в котором сквозило сожаление:
– Прошу пощады, мессир, ты оказался сильнее. Но кто знал, что у вас двоих мечи? Баллед никогда не пошел бы на такое тухлое дело, чтоб ему подавиться кишками папы.
Лезвие убралось, застыло на полпути к ножнам.
– Однако ты даришь мне жизнь, рыцарь; выходит, я у тебя в долгу. Платить буду без лишних слов, не думай, что Арно Ковель намерен откладывать это дело в долгий ящик.
– Что это значит? Не собираешься ли ты вновь вступить в схватку? Желаешь, чтобы теперь я ударил острием?
– Упаси меня Господь, мессир: Богу с небес видно, как дорожу я своей головой и единственным глазом. Но тебе не избежать стычки, коли ты и дальше пойдешь со своими спутниками по улицам моего квартала.
– Твоего квартала? Ты что же, хозяин здешних мест?
– Эй, фонарщик, подойди ближе – ни черта не видно, клянусь своими пятками, – позвал разбойник и продолжал: – Здесь все подчиняется мне: люди, дома; после тушения огней Арно Ковель Бычья Голова становится хозяином этих улиц и подворотен, и нет никого, кто посмел бы оспаривать у него звание капитана квартала Святого Мартина. Меня даже стража боится, и в подчинении у меня все ночные бродяги от заставы до логова шлюх, что в начале Стекольной улицы, и от улицы Святого Мартина до монастыря Белых Плащей. Именно в ту сторону ты, кажется, и направляешься со своими спутниками? Так вот, без меня тебе не пройти: повсюду, на каждом углу мои молодчики подстерегают добычу. И там их целые своры.
– Черт побери! – пробормотал рыцарь.
– Понимаешь теперь, о чем я толкую? Да о том, что отсюда пойдем вместе, со мной на тебя и твоих людей ни одна собака не посмеет гавкнуть. Таким образом, мы будем квиты: ты подарил жизнь мне, я в ответ – тебе… – Внезапно Баллед отшатнулся, и его единственный глаз раскрылся шире. – Эге, постой-ка, да я как будто знаю тебя… А ну, фонарщик, еще ближе! Еще!.. Так и есть, клянусь копытом дьявола! Рыцарь Гастон де Ла Ривьер, дружок дофина, чтоб мне сгореть в аду!
Гастон поглядел по сторонам.
– Тише, приятель, сам понимаешь, мы здесь не на прогулке, и нам очень не хотелось бы, чтобы нас узнали.
Арно Ковель хмыкнул, криво усмехнувшись:
– Не снести мне головы, если кто-нибудь, пусть даже и узнает тебя и твоих друзей, посмеет подать голос. Своим лбом я разобью башку каждому, кто вздумает заикнуться, что видел тебя здесь сегодня. До смертного часа мне не забыть, как ты вырвал из лап убийц моего сына Ришара, когда во время восстания Жаков Этьен Марсель хозяйничал в Париже. Нас разделила толпа, и я увидел, как один солдат замахнулся на Ришара дубиной, собираясь размозжить ему голову, когда узнал, что он за дофина. Я крикнул, бросился… но было поздно. И тут на солдата налетел всадник и сшиб его конем. Я спросил, и мне сказали его имя. Это был ты, сир Ла Ривьер! До последнего моего крепкого словца я буду молить Бога, чтобы Он сохранил тебе жизнь.
Он умолк на мгновение, потом пробурчал, покачивая головой:
– Я становлюсь стар. Мне осталось жить воспоминаниями… Но ты, однако, куда-то спешил, рыцарь? Идем же со мной, я проведу тебя и твоих людей хоть к самому Вельзевулу на прием, чтоб моим пяткам сгореть у него в костре!
Едва тронулись с места, Гастон спросил:
– Ты был при Пуатье?
– Я все видел своими глазами. Рыцари падали грудами железа и не могли встать, а их добивали дубинами и косами. Король сражался до конца вместе с сыном. Глупец! Войско полегло, а он стоит и махает мечом. Ты предложил ему уносить ноги, я видел, но он оказался упрямым бараном. Зато тебе удалось спасти дофина.
– Было бы два пленника вместо одного, и выкуп увеличился бы вдвое… Так ты, выходит, был в войске короля?
– Я сражался за него, потом за Карла Наваррского, и снова меня нанял король, а за ним опять Карл… Словом, я проливал кровь за того, кто больше платит. Но война кончилась, наемники сбились в отряды, рыскают по дорогам в поисках добычи, а я вернулся в Париж с друзьями, такими же, как сам. Куда мне было идти от родного города?
– Остальные превратились в грабителей и убийц. Таков же и ты.
– С той разницей, что мне отдают добровольно содержимое кошельков, а мои бывшие подельники, грабя, убивают.
– Ты тоже не остановишься перед убийством.
– Случается, приходится нападать, но на вельмож, а не на бедняков.
– Мы вполне могли оказаться на их месте.
– Бедняки не станут бродить по ночам.
– Но ведь ты обираешь парижан, своих земляков.
– Надо чем-то жить. Но мои жертвы исчисляются единицами, а их – десятками. Потом я отпускаю беднягу, и он не плачет, радуясь, что цел его дом и он сам остался в живых. А после тех – разоренные жилища, слезы, кровь. Так кто из нас милосерднее?
– Всему виной война, – вздохнул Гастон.
– А виновника ищи в королевских покоях.
Едва прозвучали сказанные вполголоса последние слова бывшего рутьера, как у следующего же перекрестка с улицей Жоффруа л’Анжевена их остановила группа из пяти человек, вооруженных дубинами и ножами.
– Клянусь туфлей папы, здесь будет недурной улов! – воскликнул один, преграждая дорогу. – Эй, а ну еще трое ко мне! Как раз два к одному, фонарщик не в счет. Баллед будет доволен, чтоб мне мчаться с ведьмой на одной метле!
– И попадешь на шабаш, а оттуда прямиком в костер епископа, если сей же миг не исчезнешь отсюда! – послышалось в ответ, и Арно Ковель, взяв светильник из рук фонарщика, вышел вперед.
– Будь я проклят, если это не он сам! – вскричал бродяга, отступая на шаг. – Баллед, я не мог знать…
– А ну, по местам! Чтобы духу вашего здесь не было! – Арно кивнул на спутников. – Эти люди под моей защитой. Ты, Лувар, останься, пойдешь с нами; твоя ручища поможет нам справиться с полудюжиной стражников, вздумай они повстречаться нам на пути.
Одетые кто во что горазд, днем нищие и калеки, а по ночам грабители (жители квартала Сен-Мартен называли их «призраками ночи»), люди атамана немедленно исчезли, растворились в темноте, словно только что тут никого и не было. Лувар подошел ближе.
– Приказывай, Баллед! Охранять так охранять. Все едино: что биться при Пуатье с лучниками, что – на улицах родного города против стражи или бандитов почище нас.
Арно Ковель вытянул руку в сторону:
– Впереди, шагах в ста, Вдовья часовня. Куда дальше прикажешь вести тебя, рыцарь? Вправо, за ней – улица Сент-Авуа; слева, шагов через полтораста, – стена.
– Никуда, Баллед, потому что мы пришли. Вот дом, который нам нужен. Только я прошу тебя…
Рутьер посмотрел туда, куда указал кивком Гастон.
– Э-э, да это же логово сапожника! Вот так гостей принимает у себя по ночам Бофис!.. Ну да это не наше дело. Клянусь рогом сатаны, я ничего не видел!
– Чтоб болтаться мне на Монфоконе, если этой ночью я появлялся тут, – прибавил подельник.
Баллед продолжал:
– Каждый занимается тем, что ему назначено Богом, и нечего совать нос туда, куда не просят. Простимся же с тобой, рыцарь, и да сопутствует тебе удача. Однако я не вернул-таки долг, ибо это была всего лишь небольшая прогулка. Он за мной, и ты всегда можешь рассчитывать на меня. Случится нужда – приходи к перекрестку у Бретонского креста, там увидишь бродяг, они помогут тебе разыскать меня. Я горло перегрызу самому папе за того, кто не дал моему мальчику умереть.
Тут он почувствовал, как в руку ему вкладывают кошелек. Усмехнувшись, он с видом знатока взвесил его, подбросив на руке.
– Не лишняя вещица. – Он слегка поклонился, приложив ладонь к груди. – Благодарю, сеньора.
Гастон выразил удивление:
– Черт возьми, как ты догадался?
– Пустяки, – рассмеялся Баллед. – Женщина – не рыцарь, шагает, как уточка ступает. Однако я не заслужил этих денег, благородная госпожа, хоть и помог вам добраться до места. Это я должен благодарить вашего спутника, которому дважды обязан. Но раз уж вы так легко расстались со своим кошельком, благодаря меня при этом от чистого сердца… ведь так?
– Безусловно, – ответила дама, не понимая, куда клонит бывший наемник.
– Так вот, отныне его хозяином будете не вы и не я, а вот этот добрый малый, к тому же, сдается мне, вовсе не трус. – С этими словами он отдал деньги фонарщику. – Это тебе за труды, приятель. Я не знаю, заплачено тебе уже или еще нет, зато уверен в одном: ты помог мне найти человека, для которого я впервые в жизни стану не хозяином, а рабом. Завтра имя этого рыцаря будет на устах всех нищих Парижа.
Фонарщик низко склонил голову. Когда вновь поглядел – ни Балледа, ни его соратника на месте уже не было. Тишина царила вокруг; только сверчок монотонно тянул свою еженощную песню, скрываясь в одной из подворотен.
Гастон тронул фонарщика за руку.
– Ступай! И помни, твой рот на замке. Забудешь – лучше не попадайся тогда на глаза людям Бычьей Головы. Ты понял?
– Я буду благодарить небо за то, что оно уготовило мне встречу с вами и сеньорой, – растроганно промолвил фонарщик, низко поклонился и ушел.
Глава 6Проект опальной вдовы
Все трое подошли к двери небольшого двухэтажного дома с вывеской в виде сапога со шпорой и длинным носком. Гастон постучал. Тотчас растворилось окошко: их ждали; разговор почти у порога также не мог быть не услышан.