Но едва она начала, как драпировка сдвинулась, и в спальню вошла графиня.
– Мама! Мама! – бросились к ней дети. – А мы слушаем нашу гувернантку и кормилицу, они рассказывают нам о страшных правителях и еще о любви.
– О чем? – рассмеялась мать, обнимая детей. – О любви? Не рано ли вам слушать такие сказки?
– А это вовсе не сказки, мамочка, – тотчас запротестовала дочь. – И ты не думай, что мы еще маленькие, мне уже восемь, и мы все понимаем, правда, Готье?
– Конечно! – немедленно согласился старший брат. – И ничего тут такого нет, просто она утопила их всех, вот и все. А сейчас тоже утопит? – посмотрел он на Эльзу.
– Нет, сейчас будет по-другому. Но я не стану рассказывать, ведь ваша мать пришла, наверное, либо поболтать с вами, либо по важному делу.
– Дело может подождать, – махнула рукой Анна, – а вот любопытного рассказа мне, пожалуй, нигде не услышать. Начинай, Эльза, я полагаюсь на твое благоразумие и тоже с удовольствием послушаю. В детстве, да и в юности мне не выпадало таких приятных минут. Заодно я крепче обниму своих малюток.
Она уселась между ними, обняв обоих, и все четверо, включая сюда и кормилицу, приготовились слушать.
– Ну, коли так, – молвила Эльза, – то вот еще одна история о любви. Скажу прямо, невеселый рассказ. Помню, прочитав, я даже всплакнула. Так вот, происходило это давно и в какой-то южной стране, кажется, в Испании. Правил там городом один очень нехороший человек, прямо-таки тиран, и было у него четыре сына. Когда они выросли, то стали не меньшими негодяями, чем их папочка, – так он их воспитал. Все отличались злобой, коварством и жестокостью. Один, правда, выпадал из ряда: природа одарила его добрым сердцем. Имя я не помню; назовем его Полем.
Их отец – знать, пришло время – стал хворать и опасался, что, когда умрет, сыновья перегрызут друг другу горло в борьбе за власть. По закону ему наследовал старший сын, но тот был до того некрасив как душой, так и телом и лицом, что о свадьбе не приходилось даже и мечтать. И вправду: горбатый, косоротый, глаза навыкате, а ростом карлик – кто за такого пойдет? Урод, да и только.
И вот этот урод – я назову его… Какое же имя придумать этому недоноску?.. Придумала: Гвидо! Этот Гвидо решил-таки жениться. А у правителя соседнего княжества как раз дочь на выданье. Но как женить на ней такую козью морду? И эта морда придумала: вместо него поедет Поль и женится по доверенности, а потом привезет девицу сюда, где ей объяснят, что к чему. Куда ей тогда деваться? Папочка план одобрил, но несколько изменил: Поль выдаст себя за Гвидо. А Поль, надо сказать, был красавец, да к тому же еще женат. Именно поэтому его и выбрал старший брат – дескать, невеста столь пригожа, что посланец, чего доброго, и сам захочет взять ее в жены. И еще нашелся довод: туда, где жила девушка, доходили слухи о том, как уродлив Гвидо; теперь кто подумает этак, глядя на его красавца брата, которого примут за него? Сказано – сделано. Поль отправился в дорогу, приехал в этот город, увидел девушку и… тотчас влюбился без памяти.
– А его жена? – перебила Агнесса. – Он что же, выходит, не любил ее?
– Как раз наоборот, в этом отношении у них с женой все обстояло благополучно, но при виде этакой красоты, какую он увидел, у него помутился разум. Надо сказать, и девица тоже не сводила с него глаз. Словом, так они понравились друг другу, что и не описать. Ну, долгое ли дело – сыграли свадьбу. И так счастлива была девушка – ее звали Луиза, – что немедленно покинула отчий дом и отправилась с тем, кого считала своим избранником, в чужие края. А когда вскрылась правда, бедняжка Луиза, увидев настоящего супруга, упала без чувств. Но что с того? Ничего тут уж не поделаешь. И стала она не женой, а просто-таки вещью своего мужа. Он грубо завладел ею в первую же ночь, потом обозлился на нее, однако повсюду таскал за собой, ни на миг не оставляя без присмотра, – боялся, что в нее влюбится один из братьев.
И стала Луиза несчастной рабой, а бедняга Поль места себе не находил: ведь он, выходит, предал их любовь! Но время шло, а они оба – Поль и Луиза – все так же терзались своей любовью. Однако девушка не поднимала глаз на Поля – боялась, что супруг или убьет ее за это, или нещадно исколотит. Возлюбленный тоже не смел взглянуть на нее: во-первых, он испытывал чувство стыда, а во-вторых, опасался, что старший брат всадит нож ему в спину.
Но вот настал день, когда Гвидо отправился на войну, а жену с собой не взял: она ждала от него ребенка. Узнав об этом, Поль едва не удавил старшего брата! И когда тот исчез, Поль решил, что пробил его час. Они с Луизой все чаще стали уединяться, поглощенные своей любовью. Правда, тут еще и жена Поля… но она вскоре уехала к умирающей матери. И случилось то, что и должно было случиться: влюбленные остались вдвоем и провели не одну дивную ночь. Но один из братьев выследил их и отправил гонца к Гвидо. Тот вернулся поздно вечером и застал влюбленных в беседке: Поль читал Луизе стихи, стоя перед ней на коленях. Разъяренный Гвидо недолго думая выхватил меч и перерезал горло своему брату, а бедняжке Луизе вонзил клинок… прямо в сердце.
– Ах, боже ж ты мой!.. – воскликнула кормилица и расплакалась. Не удержалась и Эльза. Утерев глаза платком, она успокоилась и закончила трагическую повесть:
– Так отлетели на небо души этих двух несчастных, а кровь их слилась в один ручей и ушла в землю.
– И в самом деле, грустная история, – покачала головой Анна, смахнув слезу. – Таких немало, к примеру, о Брунгильде и Фредегонде, двух франкских королевах. Кто не слышал об этом? Каждая из них мечтала погубить соперницу из желания то ли завладеть землями, то ли отомстить… Но тут уже не о любви речь, а о взаимной ненависти женщин. Вот еще пример: королева Бертрада и падчерица Констанция с детьми; те всю жизнь только и делали, что пытались отравить мачеху, а она – их. То давние распри, тому уж более двух веков. Но есть примеры страстной любви, причем сколько угодно. Взять хотя бы Филиппа, сына Анны Русской. Влюбился в жену некоего графа, увез ее с собой и сделал королевой. И он тоже пришелся ей по сердцу. А муж ее, граф, тем еще слыл злодеем. Так что рада была, надо полагать, графиня, когда король увел ее из-под самого носа у супруга. И так они потом любили друг друга! При этом оба нажили, следует признаться, немало врагов. Но ничто не сломило их. Так и умерли в любви: сначала Филипп, а за ним и Бертрада – в монастыре, куда она бежала от гнева пасынка Людовика.
– Надеемся, мамочка, ты расскажешь нам еще… и не только об этом? – выразила надежду дочь.
– Непременно, но не сейчас: время позднее, дети мои, и вам пора спать. – Графиня поднялась. – Мы еще успеем наговориться завтра; а теперь я увожу от вас двух ваших наставниц, им тоже пора на отдых: скоро колокол ударит к повечерию.
Пожелав детям спокойной ночи, женщины вышли из спальни. Кормилица отправилась к себе, а Анна повела Эльзу к своим покоям. Та немедленно поинтересовалась, что стало с проклятым инквизитором.
– О, не беспокойся, дьявол забрал к себе его душу. Надо полагать, он давно уже дожидался этого момента. Поэтому, Эльза, я тебе очень признательна… точнее, благодарны жители этого города. Есть у меня к тебе еще одна просьба, однако совсем иного свойства.
И графиня поведала о том, что заставило ее вернуться в замок; на этот раз, понятно, действующие лица были не вымышленными.
– Бородавки? – рассмеялась Эльза. – Только и всего-то? Да ведь это очень просто, мадам, вам стоит лишь обратиться к придворным врачам.
– Врачи! О чем ты, милая? Они только и умеют, что пускать кровь и рекомендуют чаще молиться в церкви. Один из них, к слову сказать, посоветовал прижечь «божий дар» каленым железом, но Жанна, услышав об этом, пришла в такой ужас, что приказала выпороть нерадивого лекаря. Другие, видя такую участь коллеги, не осмелились и рта раскрыть.
– Боже мой, какое невежество! – покачала головой Эльза. – Каленым железом… Богу молиться… И как это они не посоветовали еще мазать лицо собачьим дерьмом!
Графиня только вздохнула в ответ и развела руками:
– Увы, Эльза, таковы медики. Они не знают даже, как уберечь от болезни наследника престола…
– Что вы говорите, мадам! Регент болен? Ему грозит беда?
Анна поняла, что проговорилась. Она имела в виду Жана – сына того, кого уже видела королем.
– Я ошиблась: в голове столько мыслей… Конечно же, речь идет о наследнике регента Карла; малыш, ему всего пять лет.
– А что с ним случилось? Чем он болен?
– Не знаю, но он тяжело дышит и у него бледное лицо. Он долго кашляет, иногда с кровью, к тому же у него нередко болит голова.
– О бог мой! – всплеснула руками Эльза. – Да ведь это же… Ему надо пить настой, делать ванны из травяных отваров! Давно это у него?
– На моей памяти уже третий раз.
– Что же предпринимают врачи?
– Отворяют больному кровь.
– Пускают кровь пятилетнему ребенку! Они с ума сошли! Да ведь они убьют его! Этого ни в коем случае делать нельзя: у него и так нет сил! Свежий воздух, покой, обильное питье из трав и ягод, хороший сон – вот что нужно ребенку!
– У него жар, правда, временами. Медики заворачивают его в холодную, мокрую ткань и говорят, ему долго не жить; впрочем, их мнения нередко расходятся.
– Боже мой, бедный ребенок! Какие еще номера выкидывают эти коновалы, которых вы называете врачами?
– Послали в монастырь за священником и монахами. Те привезли мощи святого Дионисия и святого Лазаря и положили мальчику на грудь; по мнению отцов церкви, это должно принести исцеление. Кроме того, монахи постоянно молятся, а священник бродит по спальне, изгоняя злых духов.
Эльза схватилась за голову. Анна молча смотрела на нее и услышала, как гостья шепчет что-то, как ей подумалось, противное Богу:
– Ах, матушка, как ты оказалась права! Какое невежество царит среди церковников, какая тупость в умах и холод в сердцах тех, кто заставляет верить в чудеса, якобы исходящие от Бога!.. Что за гнилость в жизни человека порождает глупая, никому не нужная вера!..