– Нет.
– Тогда это жена или дочь какого-нибудь землепашца, рыбака или охотника?
– Тоже нет.
– Кто же тогда эта добрая фея? Уж не колдунья ли? О знатных дамах я не упоминаю.
– И напрасно: эта дама дворянского происхождения, у нее свой замок, слуги, она вдова.
Супруга схватила мужа за руку; в глазах ее плясали искры жгучего интереса.
– Скажи же, Карл, не томи меня больше! Назови ее имя, и мы тотчас отправимся к ней в гости. Я обещаю этой даме свое покровительство и буду считать ее в числе своих лучших друзей.
Карл еще немного помедлил, держа в памяти напутствия Гастона.
– Если так, Жанна, поклянись в том, что сказала!
– Ни на мгновение не задумываясь, клянусь в этом, Карл!
– Хорошо! В таком случае вовсе незачем куда-то отправляться; тебе стоит только приказать, и эту даму приведут сюда.
– Так она здесь, во дворце? Бог мой, да кто же это? Говори же скорее, Карл, ей-богу, еще минута, и я сойду с ума!
– Не забудь же свою клятву, королева!
– Не забуду.
– Эта женщина – графиня Анна де Монгарден.
– Ах! – вскрикнула Жанна и упала в кресло, не сводя с мужа широко раскрытых глаз. – Ты это всерьез?.. – пролепетала она.
– Я не стал бы шутить такими вещами, зная о ваших отношениях.
Супруга приоткрыла рот, собираясь явить взрыв возмущения, но слова не шли с языка. Губы сомкнулись, раскрылись снова, но и в этот раз она не нашлась, что сказать, настолько потрясла ее такая внезапная новость. Все что угодно готова она была услышать, только не это… Наконец дар речи вернулся к ней.
– Но ведь она… ведь вы оба, тогда еще… – Она никак не могла подобрать нужные слова. – Мы же с ней… надо ли дальше говорить?
– Хочешь сказать, враги? Теперь уже нет; я слышал твою клятву. Или ты не клялась?
– Клялась, конечно, но… я никак не думала…
– Разве враг пожелал бы видеть тебя счастливой, даровал бы здоровье твоему ребенку, мечтал бы увидеть твое сияющее улыбкой лицо? Это присуще лишь человеку с благородной душой, и я, право, удивился бы, если с этого дня вы не стали бы хорошими подругами. Больше того, это огорчило бы меня.
Жанна опустила взгляд, лицо ее потемнело.
– Она разлучница. И она вновь мечтает забраться к тебе в постель. Разве я не вижу? Смерть свекра расчистила ей путь. Как могу я в таких условиях предложить ей руку дружбы?
– Начнем с того, что она сделала это первой. Стала бы она так поступать, ненавидя тебя?
Жанна молчала, с трудом подавляя в себе желание дать выход охватившему ее чувству протеста. Она никак не могла прийти в себя, все еще ошеломленная неожиданным сообщением. А Карл продолжал, встав на колени и обнимая ноги жены:
– Она не искала никакого пути, и как любовница она мне не нужна, потому что у меня уже есть одна; в эту минуту я стою перед ней на коленях и целую ей руки. Любовница эта – моя супруга Жанна Бурбонская, спустя несколько дней милостью Божьей королева Франции, и я не желаю иной королевы, потому что люблю одну, дарованную мне самим небом! Прекрасней этой женщины для меня отныне не может быть никого, и ей одной с этого дня я вверяю свою душу и саму жизнь, как рыцарь вверяет ее даме своего сердца! Никакая буря с этих пор уже не сможет сломить нашу любовь, и я клянусь, что буду верен до конца женщине, которую безумно люблю как жену, как мать моего ребенка и других детей, тех, что она мне еще подарит.
Жанна расплакалась. Таких слов в свой адрес она никогда не слышала. Сердце ее дрогнуло. Она обняла голову супруга, прильнула к ней щекой и замерла. Так и застыли оба, обнявшись, словно молодожены, ни слова не говоря. Вмиг отмелось, забылось все: размолвки, измены мужа, его всегдашняя холодность в общении; и не было ни разлучницы, ни кончины свекра, ни войны – ничего! Были только они оба и их любовь, которая, стало казаться Жанне, лишь на время покинула их затем, чтобы они поняли, как нужны друг другу, а потом вернуться, засияв ослепительнее прежнего.
А слезы все катились по щекам. Столько всего сразу – какое сердце выдержит?..
Наконец она успокоилась. Минута упоения прошла. Она глубоко вздохнула, не в силах ее удержать и чувствуя, как улеглась нараставшая было в душе буря. Ныне самое время навсегда усмирить ее, лишив возможности властвовать.
– Значит, – произнесла она, поневоле возвращаясь к прерванному разговору, – графиня желает мне добра, а я, в отличие от этого, продолжаю считать ее своим врагом?
Карл поднял голову.
– Я рад, что ты это поняла, Жанна.
– Почему же она сама не сказала мне обо всем?
– Потому что с тех пор как она появилась при дворе, вы не перемолвились с нею и парой слов.
– Но как тебе самому удалось узнать? Выходит, вы с ней встречались?..
– Твой бдительный глаз устранял всякую возможность нашей беседы. Об истинном положении вещей мне сообщил Гастон.
– Ла Ривьер?
– Это настоящий чертенок, клянусь кишками папы! Он знаком с некой знахаркой, которая и пришла на помощь тебе и нашему ребенку; все остальное устроила графиня де Монгарден. Это может подтвердить моя сестра, получившая из ее рук целебные средства.
– Карл! С ее стороны это было равносильно отказу от любых притязаний на особу будущего короля Франции!
– Возврат к прежним временам уже невозможен. Прошлогодний календарь стал достоянием хронистов. Мы оба прекрасно это понимаем; единственное желание графини сейчас – подружиться с тобой, забыв то, что некогда посеяло между вами вражду.
– Что же ею руководит? Ведь неспроста она пришла к такому решению.
– Этого я не знаю, но думаю, она просто не желает оказаться в положении выброшенной за борт за ненадобностью вещи. Она еще не стара, может выйти замуж. Где же ей найти подходящую партию, если не при дворе, и кто поможет ей в этом, если не мы с тобой? Я не говорю уже о том, любовь моя, что тебе просто необходимо подружиться с графиней. Знахарка – я говорил о ней – воистину кудесница! Представь, она хорошо разбирается в травах, – а ведь среди них есть ядовитые, – умеет изгонять любую хворь, может изготовить именно такой настой, какой нужен. Она даже предсказывает погоду, а церковники считают ее ведьмой, которую следует сжечь на костре. Так говорил Гастон. Она умна, начитанна, воспитывает детей графини, и та ни за что не желает расставаться с ней…
– Сейчас не об этом, Карл… – подняла руку Жанна и замолчала, задумавшись.
В душе у нее происходила борьба, и это отражалось на ее лице. Она глядела в раскрытое окно на золотившиеся в лучах заходящего солнца крыши высоких башен Лувра и старалась постичь глубину того, что произошло и что произойдет дальше. Карл не мешал ей. Он знал: Жанне есть над чем подумать. Важнее всего – переломить себя. Трудная задача. Человек, так или иначе, живет по законам, выдуманным им самим. Это его внутренний мир, он к нему привык и не мыслит поступать по-иному. Нарушить эту душевную гармонию – значит разладить тонкие струны души, которые нелегко потом будет вернуть на место. Может быть, за этим последует поток слез или нервный срыв, последствия чего долго придется лечить. Но как знать, не станет ли это утешением, не даст ли умиротворение душе – мятущейся, исстрадавшейся, жаждущей покоя? Человек сам должен решить, стоит ли ему трогать эти струны, и если да, то какую именно и сколь велико должно быть воздействие на эту струну? Задача не решается в одночасье простым смертным, что уж говорить о том, кто облечен царской властью? Ведь всего один шаг до того, чтобы уронить свое достоинство, и шаг этот в дальнейшем уже ни исправить, ни выбросить из памяти. Но есть еще и такое понятие, как долг, и оно порою ломает то, чего не хотелось бы трогать, – свои убеждения, образ жизни, отношение к тому или иному человеку или событию.
И Жанна поборола себя. Так надо. Не сделав этого, она сама себя перестанет уважать. Она должна!.. И она твердо объявила:
– Я обязана выразить признательность той, в ком всегда видела лишь соперницу; она подарила нам такое счастье, как любовь… Ведь я совсем уже отчаялась… Я замечала, как ты всегда отворачиваешься, едва взглянув на мое лицо с этими отвратительными бородавками. Мне и самой они были противны. Чего я только не делала – ничто не помогало, а тут… Кто бы мог подумать! Та, кого я всегда ненавидела, терпеть не могла… И она вернула к жизни нашего мальчика, Карл! Он ведь чуть было не умер, наш третий ребенок!..
И Жанна снова заплакала. Причиной тому – ее малыш, которого она безумно любила; на втором месте – одна из струн, зазвучавшая не в унисон с остальными.
Карл подождал, пока она утрет платком слезы.
– Ты можешь послать за ней, ее тотчас приведут.
– Нет! – Жанна решительно поднялась. – Я пойду сама. Мне необходимо переступить через это.
– Хочешь, мы пойдем вместе?
Она невесело улыбнулась, качнув головой:
– Не следует никому быть свидетелем нашей беседы. Даже тебе, Карл.
И, одарив супруга на прощанье теплой улыбкой, ушла.
Глава 7Жанна и Анна
Анна де Монгарден не могла поверить своим глазам. Вместе с придворными дамами она обсуждала во всех подробностях детали нового туалета, и вдруг… как молния ударила у ног! Она поняла, что супруга регента пришла к ней: взгляд был направлен на нее. Дамам почудился назревающий скандал, и они поспешили отвлечь Жанну:
– Ах, мадам, пока вас не было, нам пришла в голову неплохая мысль; дело касается изменений в моде, и мы не позволим Италии с Испанией диктовать нам условия. В проймы для рук у лифа следует, как нам кажется, вшивать рукава, а кофточку нужно снабдить упругой пластинкой у груди.
– А еще пояс! – подхватила другая дама. – Одежда стала у́же, и его можно опустить ниже, чуть ли не до бедра. Хотелось бы узнать ваше мнение.
– Мы решили, мадам, удвоить количество пуговиц, и пусть они будут овальной формы. Как вы полагаете?
– Быть может, следует глубже вырезать лиф? – подала идею одна из фрейлин с мощным бюстом. – Зачем таить свои прелести от мужских взглядов?