У этого каменного пояса, еще немного проехав, и остановились путешественники. Эльза соскочила с седла.
– Лошадь дальше не пойдет: кругом развалины. Поведем коней в поводу. Впереди, левее, есть овражек с засохшим деревом; оно и послужит коновязью. Перед ним обломок скалы, прямо-таки настоящая стена; за ней лошадей не видно будет из долины.
– Кому придет на ум тащиться сюда? – спешившись, огляделся вокруг Гастон. – Паломник и тот, кажется, постарается обойти эти руины.
Вскоре они и в самом деле оказались в ложбине, где стояло, едва не прижимаясь к каменной плите, невысокое дерево. Эльза вытянула руку:
– Вон с той площадки начинается крутой подъем. Нам туда.
Через некоторое время они вышли на небольшой, свободный от камней участок. Гастон глядел под ноги. Где-то здесь начало невидимой глазу тропы, по которой отшельник взбирается на гору в свое жилище; и об этой тропе, кроме него самого и двух женщин, не ведала ни одна живая душа.
Они начали подъем. Гастону вспомнился рассказ кормилицы.
– Жаль, что сегодня не первая пятница июля. – Отвечая на недоуменный взгляд спутницы, он пояснил: – Довелось бы побеседовать с душами влюбленных, во всяком случае, хотя бы посмотреть на них.
– Посмотри лучше туда. – И Эльза, остановившись, указала в сторону вершины.
Спутник поднял голову и застыл в изумлении. На одном из обломков скалы, точно куском угля очерченном на лазоревом фоне, недвижно стоял огромный черный зверь и, подняв уши, выжидающе глядел на пришельцев. До них было не больше сорока туазов[55].
– Волк! – произнес Гастон; рука непроизвольно потянулась к рукояти меча.
Спутница посмотрела на него с укором:
– Где ты видел таких волков, да еще и черных? Правда, с подпалинами. Нет, это всего лишь Бино.
– Тот самый пес? Тогда идем, нам нечего бояться.
Эльза удержала его за полу кафтана.
– Напротив, мы останемся стоять. Он ждет, когда мы сделаем следующий шаг.
– И что же? Уж не бросится ли он на нас тогда?
Эльза указала рукой себе под ноги:
– Мы стоим у последней черты. Дальше хода нет. Одно движение – и пес громко зарычит, предупреждая пришельца, что тому, пока не поздно, следует убраться восвояси. Этим самым он еще и дает знать хозяину о непрошеном госте.
– И если мы сделаем этот шаг?..
– Не получив команды, пес бросится вниз и вцепится в горло сначала одному, потом другому.
Гастон невольно сделал шаг назад. Собака присела на задние лапы, не сводя с него выжидающего взгляда. Гастон снова шагнул вперед. Пес тотчас поднялся. Гастон поднял ногу, сделав вид, будто собирается продолжать подъем. Пес угрожающе зарычал. Гость поставил ногу на место. Пес умолк.
– Радушное гостеприимство, – ухмыльнулся Гастон. – Такого стража приставить бы к Прометею, глядишь, у орла пропала бы охота лакомиться его печенью. Однако, черт возьми, как же быть? Этот цербер не позволит нам заглянуть в гости к твоему приятелю. Быть может, его нет в пещере?
– Он там. Будь иначе, мы бы не увидели Бино.
– Но ты говорила, что вы с собакой знакомы. Вот так знакомство! Выходит, кобель тебя не узнал?
– Значит, забыл. Но он, не особенно доверяя в таких делах глазам и ушам, всегда узнает по запаху. Он вспомнит, ведь он меня обнюхивал.
– Но как же ты подойдешь к нему? Этому зверю, похоже, ничего не стоит перегрызть кольца кольчуги; что ему твоя нежная шейка – травинка, не больше.
– Будем ждать.
– Хозяина? Думается мне, он не испытывает особенного желания вылезать из своего логова, где над костром готовит себе жаркое на ужин. Слышишь, потянуло дымком? Ей-богу, он жарит мясо! Запах как будто идет от зайца… может, даже двух.
– По-моему, он еще варит кашу.
– Великолепный гарнир к зайчатине! Черт побери, сдается мне, отшельник вовсе не намерен разделять с нами трапезу. Удивительное душевное нерасположение. Ведь пес рычал. Отчего тогда этот варвар не вышел?
– Может быть, он спит.
– Спит?! В то время как над очагом у него подрумянивается на вертеле, пожалуй, не заяц, а целая коза!
И Гастон потянул носом воздух.
– И ты прав, незнакомец, – послышался голос сверху.
Оба подняли головы. Рядом с собакой вырисовывался на фоне неба силуэт человека высокого роста, в тунике из серого цвета буре[56]. Он стоял и, сложив руки на груди, молча смотрел на незваных гостей. Пес сошел со своего места и присел у ног отшельника, все так же глядя вниз.
– Эльза, почему ты пришла не одна? – спросил человек. – Зачем привела варяга?[57]
– Это мой друг, Рено. Я хочу, чтобы ты знал об этом. Но коли ты не пожелаешь принять его дружбу, то мы уйдем, и я никогда больше не приду сюда.
– Твой друг – мой друг, Эльза: у дочери старой Урсулы не может быть плохих друзей. Я жду вас обоих, тебя и рыцаря.
– А собака? Она меня не узнала.
– Она забыла твой запах. Подойди. – Рено де Брезе положил руку псу на загривок: – Это друзья, Бино, сейчас ты вспомнишь, а заодно познакомишься с другим.
Пес не почуял в голосе хозяина ни опасения, ни гнева, а потому только слегка повел головой, словно соглашаясь.
Гости поднялись.
– Я рад видеть тебя, девочка, – без тени улыбки произнес затворник. – Но, признаться, совсем не рад твоему другу. Ты ведь знаешь, мне чужды люди, я далек от мира.
– Прости меня, Рено, но я не могла иначе. Гастон де Ла Ривьер мой охранник; не будь его, я могла бы и не дойти…
– Понимаю.
Отшельник помедлил, вперив в гостя пытливый взгляд. Тот, в свою очередь, смотрел на него. Перед ним стоял человек со скуластым лицом, умными светло-карими глазами и квадратным подбородком, выдававшим большую силу воли. Его русые волосы падали на плечи, а на руках буграми вздувались мышцы. Гастон увидел шрамы на этих руках, на лице, на шее. Должно быть, эти следы оставили на теле великана когти зверей. Не пощадили они и ног.
Пес тем временем шагнул вперед, обнюхал Эльзу, заглянул в глаза и, заскулив, потерся мордой об ее ногу; затем вильнул хвостом. Это означало, что он вспомнил.
– Вижу, Бино, ты узнал меня, – улыбнулась Эльза. – И кажется, ты рад.
Пес снова вильнул хвостом, потом вперил взгляд на ее спутника. На этот раз реакция оказалась прямо противоположной: он покосился на меч, на кинжал за поясом и неожиданно зарычал. Рено де Брезе погладил его:
– Не шуми. Этот человек пришел с миром, имеем ли мы право прогонять его? Это было бы неучтиво с нашей стороны, как считаешь?
Пес, услышав спокойный голос хозяина, замолчал и отвернулся.
– Вот так, я думаю, будет лучше.
– Бино не тронет рыцаря? – спросила Эльза.
– Мой голос не внушает ему тревогу; он не слышит команды к нападению.
– Когда-то я гладила его. Позволит ли он сейчас?
– Он потерся о твою ногу, этого достаточно.
Эльза присела. Пес подошел к ней. Со стороны казалось, низкорослая лошадь стоит рядом с ребенком. Эльза погладила его. Пес, вытянув морду, смотрел на нее умными, преданными глазами.
Отшельник жестом руки указал на темный свод, в глубине которого горел огонь.
– Прошу в мое жилище. Согреетесь у костра: солнце село, уже свежо.
Упрашивать гостей не пришлось: оба устали, были голодны, к тому же и в самом деле от Сены потянуло прохладой.
Прежде чем войти, Гастон оглянулся. Внизу как на ладони – лес, слева луг, справа, вдали, поле. За лесом, не так уж и далеко, несет свои воды Сена. Отсюда, с высоты можно увидеть любого, кто идет или едет мимо; оттуда тебя не увидит никто.
Едва гости, а вслед за ними и хозяин скрылись в глубине свода, пес лег на прежнее место и, вытянув лапы, устремил взор вдаль.
Войдя, Гастон огляделся. Кругом камни, малые и большие. Одни из них служили табуретами, на других стояли кувшины, чашки, словом, незатейливая посуда. Поодаль на плоских камнях лежали книги, пергамент, перья, лук, стрелы. На стене слева висел меч в ножнах, рядом – копье и небольшой щит с гербом, с каким именно, не разглядеть. Здесь же, немного в стороне – звериные шкуры, кожаная куртка, еще одна, но уже на меху; внизу – башмаки, сапоги зимние и летние. У входа – бочка с деревянной крышкой; по-видимому, здесь вода для питья. В отдалении, на полу – настил из бревен, что под ним – неизвестно, скорее всего, запасы еды. Справа, сложенное из камней, сооружение около двух футов в высоту, длиной в рост человека; с одной стороны – изголовье. Нетрудно догадаться: застеленное шкурами зверей ложе. Посреди жилища – очаг, в нем пылают дрова; с обеих сторон – рогатины с вертелом, рядом два котла разных размеров. Очаг сложен аккуратно, дым уходит к потолку и исчезает где-то в его недрах. Настоящая пещера доисторического человека, если воображением добавить сюда каменные ножи, топоры, скребки и разбросанные повсюду кости. Ничего этого, однако, нет и в помине: камень вытеснило железо, орудия труда стали иными.
– Скамья, – кивнул хозяин в сторону неширокой, обструганной топором доски, лежавшей на двух камнях близ костра.
Гости уселись: Гастон – с удивлением, Эльза – невозмутимо, словно пришла к себе домой и, как обычно, села на стул. Рено де Брезе поставил перед ними котел, туда бросил снятые с вертела куски мяса, ребра. Пояснил, отходя:
– Молодая лань. Вчерашняя добыча.
Эльза поднялась:
– Умоемся с дороги. Идем, Гастон, у входа есть лужа.
Отшельник, сидя почти напротив гостей, поел совсем немного, потом, чтобы не смущать их, сел сбоку и молча уставился в огонь. Гастон изредка бросал в его сторону любопытные взгляды, думая о том, что человек этот, должно быть, привык сидеть вот так, сложив руки на груди и бездумно созерцая пламя костра. Впрочем, нетрудно понять: в такие минуты в голове у него проносились картины прошлого.
Когда с едой было покончено, гигант собрал кости и вместе с кусками мяса отнес их к выходу из пещеры; на обратном пути зачерпнул кувшином воды из бочки и принес гостям. Сам сел напротив. И только тогда начался разговор.