И Содон обрадовался: наконец-то он нашел ту, которую искал после случая с мазью и отваром. Не зря он приехал в Париж. Будет о чем доложить его святейшеству, уверявшему, что на севере Франции, а тем более в столице, нет и не может быть ереси.
– Так вы говорите, брат мой во Христе, что эти двое умчались в сторону Бретиньи, где обитает некий отшельник? – обратился он к капеллану.
– Так сказали дети, а они не станут лгать своему духовному отцу.
– И где же, вы полагаете, эта парочка сейчас?
– Все еще там.
– Что вселяет в вас такую уверенность? Быть может, они уже вернулись и отдыхают в замке?
– Я оставил у южных ворот города монахов. Они немедленно предупредили бы меня.
– Но еретичка и рыцарь могут и не показаться там. Зачем им делать крюк, если прямой путь от Бретиньи к замку короче?
– Прямой дороги нет, на их пути встали бы леса, речки, болота. Как тут не заплутать? Вернее всего отправиться обратно тем же путем, которым они пробрались к развалинам, – через Париж.
– Что ж, если так, мы встретим еретичку неподалеку от ворот, а впрочем… ничто не помешает нам схватить ее на дороге близ Бретиньи. Заняться этим вопросом надо прямо сейчас, пока она не проскочила ваши заслоны и не укрылась в замке, откуда сможет улизнуть.
– А ее рыцарь? Он не даст в обиду свою даму.
– Полагаете, у него хватит дерзости оказать сопротивление святой Церкви?
– Подозреваю его в вольнодумстве, ибо очень редко вижу в храме Божьем.
– Выходит, он тоже еретик?
– Догадываюсь. Да и не мудрено: они уже долгое время вместе.
– Церкви он не посмеет дать отпор! – решительным тоном заявил Содон и повернулся к придворным: – Святой престол благодарен своим преданным сыновьям, радеющим о чистоте религии, и сделает все возможное, дабы искоренить ересь, грозящую подорвать основы священной веры христианской. С тем я отпускаю вас, и да пребудет с вами Господь.
Гости, откланявшись, ушли.
– Что же, ваш рыцарь сумеет противостоять двум или трем воинам? – вернулся к беседе Содон.
– Без сомнения. Мы лишимся наших солдат, только и всего.
– Стало быть, надо удвоить количество.
– Но ведь это будут монахи. Он разбросает их, как тряпичные фигурки.
– Они не только монахи, но и воины. Их обучали.
– Этот рыцарь – мастер любого боя, я видел его искусство.
Содон усмехнулся:
– Его и стрела не возьмет?
– Церковь не проливает кровь! – округлил глаза капеллан.
– Поэтому она использует костер, – последовало возражение. – Но чтобы сжечь еретика, его надо сначала взять живым, а потом осудить. Король не посмеет не дать Церкви согласия на расправу с отступником от веры.
– Но это надо еще доказать.
– Вовсе незачем. Я уже говорил: кто защищает еретика, дает приют или помогает ему, сам становится таким же.
– Было бы жаль потерять такого рыцаря: папе нужны воины для похода на неверных.
– Ему ничто не угрожает, если он отречется от еретических заблуждений и тех, кто исповедует ложную веру. Таким образом, он вернется в лоно святой Римской церкви, спася тем самым свою душу.
– А эта женщина?
– Ей тоже простятся прегрешения, если она чистосердечно признается во всем и покается, но ей не избежать костра, ибо мы имеем дело с колдуньей, с ведьмой, прислужницей сатаны. Согласно Блаженному Августину, колдун заключает договор с дьяволом, а это оскорбительно для Бога. Поэтому любой колдун – суть отступник от христианской веры и должен быть наказан как еретик.
– Но она может все отрицать! Она скажет, что стала жертвой ложных обвинений и никогда не летала на метле.
Приговор инквизитора выразился в недвусмысленной фразе:
– Церковный суд всегда ищет истину и стремится к справедливости; дабы достичь этого, он вынужден прибегать к допросу с пристрастием, именуемому пыткой. И покончим на этом, брат Тома, пора браться за дело. Эти двое вот-вот должны вернуться.
Глава 17Первый выпад Содона
Орлиный камень удалось найти лишь на второй день, и то под вечер, когда стало казаться, что и в этот раз поиски не увенчаются успехом. Уставшее солнце уже почти упало за холмом у линии горизонта, когда отшельник, орудуя огромным суком, как рычагом, стронул с места камень, который под силу было поднять разве что Атланту или Полифему. Однако это ничего не дало. Рено озадаченно глядел на этот обломок скалы и, по-видимому, что-то вспоминал. Спутники стояли рядом, наблюдая.
– Какого черта! – безнадежно махнул рукой Гастон. – Сдался нам этот осколок! С какой стати нашему розовощекому младенцу забираться под эту махину?
– Он и не думал. Сама махина погребла его под собой.
– В самом деле? Но откуда это известно?
– Она оказалась здесь недавно. Вот след. – И отшельник указал на глубокую борозду, ведущую наверх. – Она свалилась оттуда; вероятно, под ней подломился собрат или просела земля. А несколько «младенцев» я видел именно здесь, но сейчас их нет. Вывод: их накрыла эта глыба. Надо попытаться еще, но одному мне не справиться.
Кое-как они сдвинули громадину еще на добрых полтора фута. И тут все трое увидели то, что искали. Их было два, небольших, глубоко вдавленных в землю камешка. Во всяком случае, создавалось впечатление, что один из них, треугольной формы, был размером с навершие рукояти меча; очертания другого не позволяли пока что определить его форму. Поработав лопатой, Гастон достал оба камня, очистил их от земли. Они лежали у него на ладони, как братья, и, казалось, только и ждали своего часа. Первый, темно-розовый, почти посередине пересекали наискось, чередуясь, плотно сросшиеся темные и светлые полосы, точно деля его на старшую и младшую половину. Другой, совсем небольшой, после огранки, вероятно, стал бы не больше пуговицы на кофточке Эльзы, то есть размером немного превышая ноготь мужского большого пальца. Наверное, она так и подумала и протянула руку, снедаемая любопытством. Гастон усмехнулся; пальцы сжались в кулак.
– Желаешь стать хозяйкой?
Протянутая рука замерла в воздухе.
– Почему бы и нет? Ведь их два.
Гастон разжал кулак.
– Бери. Маленький – твой. Он полюбит тебя, ведь ты у него первая.
Эльза с трепетом взяла маленький бурый камешек с двумя-тремя прожилками почти с краю. Она смотрела на него и не могла оторвать глаз, словно у нее на ладони лежал слиток золота. Такого интереса не отразилось у нее на лице даже тогда, когда в свете пламени костра у ног ее блестели изумруды. Отшельник был доволен: он помог своим друзьям в их поисках; он сделал им подарок и был счастлив, видя их улыбки. В самом деле, не чувствует ли себя счастливым человек, подаривший радость ближнему, тем более своему другу? И радость эту он делит с ним так, словно это ему самому преподнесли подарок, о котором он долгие годы мечтал.
– Нам пора возвращаться, – молвил Рено.
– Завтра мы отправимся в обратный путь, – кивнул Гастон.
Эльза тронула его за руку. В раскрытой ладони лежал камешек.
– Возьми. Отдашь тот и этот; мне ни к чему. Мы пришли сюда, чтобы помочь другим, а не себе. – Она бросила взгляд на отшельника. – А он не взбунтуется?.. Быть может, оба?..
– Они не успеют к вам привыкнуть, – улыбнулся Рено…
Они простились утром на опушке леса, в тени, отбрасываемой кронами деревьев. Гастон с чувством пожал руку отшельнику:
– Я рад, что нашел себе друга.
– Я тоже, рыцарь. Не забывайте оба затворника Рено де Брезе; случится беда – он к вашим услугам.
Бино заскулил, сидя у ног хозяина. Эльза опустилась на корточки, погладила его.
– Прощай, милый пес. Но не грусти, мы обязательно скоро увидимся вновь.
Пес лизнул ее в щеку. Эльза посмотрела ему в глаза; они выражали печаль. Гастон присел рядом, протянул руку; пес в ответ – лапу. Таким было их прощальное «рукопожатие».
– Ты славный малый, Бино! Прости, я ошибся только что: у меня стало двое друзей вместо одного.
Пес, подняв морду, жалобно завыл…
Тропинка, петляя в траве меж кустов, вывела гостей отшельника на дорогу. В последний раз оба оглянулись и помахали руками. Пес, стоя, неотрывно глядел на них до тех пор, пока они не скрылись за поворотом. И только тогда он повернул голову к хозяину и коротко проскулил. Рено удивился: в глазах верного друга читалась тревога.
– Что с тобой? – недоумевая, спросил он. – Ты, кажется, обеспокоен? Не волнуйся, они доедут и вручат королеве желанный подарок. Должно быть, она хорошая женщина, коли они хотят сделать ей добро. Мы возвращаемся, Бино.
И отшельник сел в седло. Но пес вдруг заметался, бросился к лошади, потом прыжком отскочил. Шерсть у него на загривке вздыбилась, лапы напряглись, хвост поднялся трубой; ощерив пасть и рыча, он неотрывно глядел туда, где скрылись Гастон с Эльзой. Вслед за этим – быстрый взгляд на хозяина. И в глазах пса тот прочел мольбу, призыв… «Скорее же, – говорили эти глаза, – надо торопиться! Беда грозит нашим друзьям!»
Не медля, Рено дал шпоры коню. Бино, сорвавшись с места, стремительно помчался в сторону поворота дороги…
Их было семеро: шесть всадников в кольчугах, шлемах, с мечами; седьмой – монах. Они стояли поодаль от дороги и молча ждали, устремив взоры на конных, приближавшихся к ним: рыцаря и его спутницу. Те остановились. Тронув лошадей, всадники подъехали к ним.
– Во имя святой веры Христовой! – поднял руку с распятием один из них, в сутане. – Священный трибунал намерен взять под арест женщину, именуемую Эльзой, по обвинению в ереси и колдовстве. Вам, рыцарь Ла Ривьер, надлежит вручить нам свое оружие, ибо вас тоже велено заключить под стражу именем Церкви. И не пытайтесь оказать сопротивление.
– А-а, вот где появились подлинные слуги сатаны! – вскричал Гастон. – Не там их увидела Летгарда. Но с нами ее благословение, и оно поможет нам в битве с драконом. – С этими словами он выхватил меч.
– Не желаете подчиняться Церкви добровольно? – возопил монах. – Так вас заставят силой. Еретики! Хватайте этого потомка катаров, по нему давно плачет костер, как и по этой ведьме! Берите ее!