– Чем вы сможете это доказать?
Содон сразу же подумал об Эльзе. Если он поймает ее и устроит допрос с пристрастием, она признается в колдовстве, в сговоре с дьяволом. Он сумеет выбить из нее показания.
– Следует изловить и допросить колдунью, живущую в замке. Она еретичка, а значит, состоит на службе у сатаны.
– Откуда вам это стало известно?
– У меня есть надежный свидетель, даже два, а обвиненный хотя бы одним свидетелем, согласно руководству для инквизиторов, должен быть подвергнут пытке.
– Мадам де Монгарден говорила мне, что ни гостей, ни еретиков у нее в замке нет, и я не вижу причин не верить ей.
– Она не солгала, потому что ныне еретичка эта находится в Париже. Не исключено, что она из секты бегинов[63], которые прячут ее. Прикажите начать розыски беглянки.
– Вы в своем уме? Следить, вынюхивать – ваше собачье дело; не впутывайте короля в свои игры.
– Розыск еретиков – вовсе не игра, государь, ибо дело это угодно Господу нашему и матери Церкви, коя стоит на страже веры Христовой.
– Избавьте меня от ваших проповедей, мы не в храме.
– Вы могли бы помочь святой инквизиции, что будет учтено верховным епископом. Для этого вам надлежит допросить того, кто сопровождал еретичку и убил семерых слуг Божьих.
– И кто же это?
– Брат графини Анны де Монгарден.
– Опять вы за свое! Чего вы привязались к этой даме? Ведь я вам уже сказал…
– Речь идет теперь не о ней.
– Вы собираетесь обвинить ее брата в связях с еретиками? Да на каком основании, черт возьми?!
– Уже одно то, что он оказал сопротивление слугам святой инквизиции, служит доказательством его вины. А то, что он охранял иноверку, указывает на его причастность к ереси.
– С чего вы взяли, что это был Гастон де Ла Ривьер?
– Их обоих выследили еще до того, как они отправились к Бретиньи. Допросите этого человека, а если он заупрямится, за дело возьмусь я.
– Я поговорю с ним. Хотелось бы знать, кстати, кто доставил вам такие сведения. До сих пор в Париже и его окрестностях не объявлялись еретики.
– Об этом мне сообщил капеллан замка.
– Выходит, эта женщина исповедовалась ему и сама призналась в отступлении от веры? Что за глупость! С чего бы это ей вздумалось раскрывать душу перед священником, догадываясь, что тот немедленно разгласит тайну исповеди?
– Ничего этого, конечно же, не имело места. Капеллану доложил некий поваренок, в беседе с которым вышеупомянутая особа высказывала еретические суждения о святой вере и о деяниях Христа Спасителя.
– Странно, отчего она пустилась в такие откровения. Я постараюсь это выяснить. Вы узнаете о результатах моей беседы с Ла Ривьером в самое ближайшее время. Я вас больше не держу.
Гастон появился через несколько дней. Он пришел поздно вечером перед закрытием ворот и проник во дворец черным ходом со стороны будущего переулка Сен-Поль. Король был удивлен и обрадован.
– Гастон! Святая пятница, вот и ты! Целую неделю ты пропадал неизвестно где, я не знал, что и подумать.
– Что-нибудь случилось, Карл?
– Он еще спрашивает! Твоей персоной заинтересовалась святая инквизиция.
– Не первая и, думаю, не последняя шлюха, которая ею интересуется, – хмыкнул Гастон и, как ни в чем не бывало, развалился на диване. Потом встал, налил вина из кувшина, вновь уселся и кивком пригласил короля сесть рядом. Тот не выказал ни удивления, ни возмущения, между ними это было не принято.
– А теперь говори, Карл, чего хочет от меня эта потаскуха.
Король все ему рассказал и теперь терпеливо ждал ответа, с улыбкой наблюдая за дном бокала, неторопливо поднимавшимся к потолку. Выпив, Гастон положил другу детства и юности руку на плечо, заглянул в глаза:
– Карл, у тебя есть дама сердца, твоя жена; так отчего бы и мне тоже не обзавестись дамой? Я старею, мне надоело бегать по притонам и ночевать в спальнях у фрейлин. Та, о ком ты сказал, пришлась мне по душе: красивая, умная, не кривляка. Чиста, как алмаз, настоящий самородок, и плевать мне на ее рассуждения о вере. Да ведь я говорил об этом, разве ты забыл? Мы с ней отправились за орлиным камнем; она одна знала, где его найти. Кто же виноват в том, что ей преградили путь семь остолопов?
– К черту мертвецов и Содона с его нытьем! Ты привез этот камень, Гастон?
– Мне не хотелось, чтобы сестре пришлось краснеть за то, что она не сдержала обещания, данного королеве. Конечно, пришлось повозиться, но, к счастью, мы нашли то, что хотели.
– Где же он? Давай скорее сюда! Жанна ждет; вообрази, какой это будет для нее подарок!
– Вот он, мой король! – Гастон расстегнул куртку и достал те самые два камня, уже отшлифованные. Один из них он протянул королю.
– А второй? – вскинул брови Карл.
– Но ведь королева просила только один.
– А как же я?
– Вот тебе раз! Карл, где ты был раньше? Знай я заранее, поговорил бы с камнем по душам, чтобы он полюбил только одного владельца – короля Франции.
– По душам? Что это значит? Клянусь пяткой папы, я не понимаю.
– О, ты услышишь целую повесть об этом чудо-талисмане. Но я вижу, тебе тоже хочется владеть им? – С сожалением поглядев на камень, Гастон тяжело вздохнул: – Не обессудь, приятель, но нам предстоит расстаться. Придется мне рассчитывать только на собственные силы. Мой друг хочет, чтобы ты служил ему, и я подчиняюсь, иначе это была бы не дружба.
И он вложил в руку короля второй камень. Карл был растроган.
– Но ты хотел что-то рассказать о нем.
Гастон коротко поведал ему все, что знал.
– Теперь у тебя не будет осечки, которые порой случались, – со смехом добавил он. – Я поговорил с ним, и он понял меня.
– А как же ты?
– Обойдусь как-нибудь, а возникнет надобность – заявлюсь в гости к отшельнику. Клянусь сандалией святого Фомы, тот огромный булыжник можно сдвинуть еще на пару футов.
– Кто он, этот отшельник? Как он туда попал?
– Замечательный человек, Карл. Воин! Ты бы видел его конюшню! Скажи мне кто-нибудь – не поверил бы. Но это долгий рассказ, а сейчас, похоже, у нас есть о чем поговорить и без этого.
– Разумеется, Гастон! Я хочу знать, где ты пропадал.
– Несколько дней я лечился у одного аптекаря на улице Шап. Я дал ему крошечный изумруд, и он был так рад, словно я вручил ему ключи от города сроком на сутки.
– Каким ветром тебя занесло к аптекарю?
– Стычка с семью монахами не прошла для меня бесследно – пришлось лечить раны.
– Ты защищал свою даму?
– Я не мог позволить обидеть ту, которая нашла чудо-камень для нашей королевы.
– Как же тебе одному удалось расправиться с целым отрядом?
– Нас было четверо, Карл; остальные трое – мои друзья. – И Гастон рассказал, что произошло на старой Орлеанской дороге.
– Этот отшельник – весьма любопытная фигура, – заметил король, делая глоток из бокала. – Как его зовут?
– Рено де Брезе.
– Старый дворянский род, я слышал о нем. Почему он не в армии? Я был бы рад такому воину.
– Ему надоело проливать кровь за королей, которым нет до него никакого дела. Он устал и ушел от людей; теперь он сам себе король.
– Если захочет, пусть приходит, мне нужны умные, испытанные в боях военачальники, а не те, кто умеет лишь бахвалиться древностью своего рода. Я дам ему сотню воинов, и он станет вторым Дюгекленом. С такими людьми мы разобьем Эдуарда, Гастон!
– Не уверен, что он примет твое предложение, но если так, то можешь поздравить себя с удачей.
– У меня мало не только капитанов и маршалов, но и простых воинов. Сам знаешь, им надо платить, а денег нет, казна пуста. Идет война в Нормандии, в Бретани; солдаты ропщут, требуют жалованья, грабят деревни. Да и мало солдат. Их много у моего брата, герцога Бургундского Филиппа, – почти все они немцы, – и он бы рад помочь мне, но им надо платить. Они лихие вояки, Гастон, не боятся ни Бога, ни дьявола, но им нужны командиры и… деньги. Будь у меня полмиллиона, я живо свернул бы шею Карлу Наваррскому и отобрал бы у него все территории в Нормандии и вокруг Парижа. После этого я отправил бы войско в помощь Карлу Блуаскому: уже скоро они сойдутся с графом л’Амори, сыном Монфора. А пока мне приходится довольствоваться тем, что у меня есть.
– Какие вести приходят из Нормандии, Карл?
– Мой зять – чтоб ему не обрести спасение! – вновь начинает собирать войска близ Котантена и Эврё, мечтая отнять у короны эти земли. Его пока что сдерживает Дюгеклен, но у него тоже мало сил. А к Наварре пришел на помощь некий Сеген де Бадфоль, капитан рутьеров, и привел с собой целую армию.
– Что ты собираешься делать?
– У меня есть еще несколько сотен, во главе их я отправлюсь на помощь Дюгеклену. Я должен быть там, Гастон! Солдаты хотят видеть своего короля верхом на коне, в доспехах и с орифламмой![64] Это вселит в них дух отваги, уверенности в победе. А тут еще этот бесноватый инквизитор, которому ровным счетом начхать на все войны на свете, дай только сжечь еретика! Видишь, как вцепился в твою даму? Теперь не отстанет. Что-то с этим надо делать. Нет, положительно, отправлю этого пучеглазого хорька обратно: до него ли сейчас! А тебе надлежит пока что спрятать свою Медею в надежном месте.
– Я так и сделал, Карл. – Гастон загадочно улыбнулся. – И у меня были на этот счет свои соображения, поверь. Случись что с Эльзой – и тебе уже не заполучить такого воина, как Рено де Брезе, а коли так – как своих ушей не видеть и полмиллиона, на которые ты снарядишь войско против своего зятя. Они очень хорошие друзья, этот отшельник и Эльза, в этом все дело.
– Ничего не понимаю. Какие полмиллиона? Где ты их возьмешь?
– Их привезет тебе рыцарь де Брезе при условии, что ни один волосок не упадет с головы Эльзы.
– Черт побери, снова загадки! Откуда у него столько денег? Он взял выкуп за принца соседней державы, быть может, за двух?