– Его руки охладели к мечу, зато они сумели найти сокровище прямо под ногами у своего хозяина. Изумруды! Целая гора! И отшельник готов отдать их королю в обмен на спасение своей единственной в жизни подруги. Понятно тебе, Карл? А ты собрался отдать Эльзу этому монаху.
– Клянусь прахом моего деда! – в возбуждении вскричал король. – Да я скорее прикажу изрубить на куски этого святошу, нежели позволю ему обидеть твою Елену, коли так обстоит дело! Так и передай отшельнику. Однако, Гастон, монах охотится не только за ее головой, но и за твоей. Он уверяет, что ты – пособник еретиков, а стало быть, разделяешь их убеждения.
– Да проклянет земля этого лупоглазого осла, как прокляла она Каина! – не сдержался Гастон. – Нет, ей-богу, я найду этого белого монаха и вспорю ему брюхо! Не лучше ли это будет, Карл, нежели жить в постоянном страхе, что попадешь в пыточную камеру, которую этот ханжа устроил в подвале старого дворца?
– Не горячись, пусть себе монах бесчинствует; ему некого будет ловить. Твоей Эвридике, как ты уверяешь, ничто не угрожает, а мы с тобой… ах, если бы у меня были деньги! Ведь Бургундия не так уж далеко. Я тотчас выслал бы гонца, а через неделю под стенами Парижа стояло бы десятитысячное войско немецких рыцарей… Но я не имею права грабить свой народ, и без того уже обобранный.
В эту минуту в коридоре послышался короткий лай. Друзья переглянулись.
– Ты приказал привести сюда собак, Карл?
– И не думал.
Лай повторился. Гастон, вздрогнув, изменился в лице:
– Будь я проклят! Либо я совсем ничего не понимаю в людях, либо это… – И он рассмеялся. – Я так и знал! Он не мог поступить иначе, или это был бы не рыцарь.
– Какой рыцарь?
– Рено де Брезе!
И тут лакей у входа доложил, что короля желает видеть некий странный посетитель… с мечом, с дубинкой и… с собакой. Его пытались не пустить, но малочисленная охрана не смогла его удержать. И вот он здесь со своим страшным псом, при виде которого слуги у дверей разбежались кто куда, а тут еще кто-то крикнул: «Сам дьявол!»
Карл вопросительно поглядел на друга.
– Скажи стражникам, чтобы впустили его! – крикнул Гастон.
И Рено вошел в покои короля – большой, сильный, в куртке из звериной шкуры и с дубинкой в руке. Даже не нагибаясь, он держал за ошейник огромного черного пса. Тот, не раскрывая пасти, напряженно глядел на короля.
– Бино! – вскричал Гастон и бросился навстречу.
Пес вильнул хвостом и протянул лапу. Они поздоровались. Гастон поднялся.
– Я знал, что ты не выдержишь, Рено.
– Если моему другу грозит беда, я готов отдать за него жизнь, – слегка раздвинул губы в улыбке отшельник. – Разве мы с тобой не рыцари? – И он протянул руку.
Гастон крепко пожал ее. Потом обернулся:
– Вот тот человек, Карл, о котором я тебе говорил. Теперь ты понимаешь, надеюсь, как смогли мы победить в той схватке. Говори же, Рено, государь хочет тебя слышать!
Гость устремил на короля ясный взор больших светло-карих глаз:
– Я желаю, король Франции, быть рядом с моим другом и разделить его судьбу, какою бы она ни оказалась. Нет ничего священнее дружбы, когда-нибудь начинаешь это понимать. Но в твоем городе, король, находится женщина, дружба которой мне так же дорога, как и твоего рыцаря. Она его невеста, и я пришел сюда, чтобы защищать их обоих. Но рыцарь Гастон служит тебе, стало быть, мой долг поступить так же. Полагаю, ты не откажешься от услуг воина, ветерана Креси и Пуатье. Однако я хочу знать, не попала ли в плен эта женщина, которую зовут Эльзой. Если это так и ты ничего не предпринял для того, чтобы вырвать ее из рук врагов, то я не стану служить тебе, ибо это будет противно правилам дружбы и чести моей. Зато я освобожу пленницу, клянусь рукоятью своего меча и этой дубиной!
– Не беспокойся, Рено, она в безопасности, – ответил за короля Гастон. – Ее не достать этой ищейке в сутане.
Король подошел, снизу вверх поглядел в глаза гостю:
– Я рад, что ты пришел ко мне, рыцарь. Ты получишь под свое начало роту воинов, и они будут слушать только тебя. Ты видел наш позор при Пуатье и не допустишь ошибок. Я познакомлю тебя с Бертраном. В самом скором времени мы выступим на Карла Наваррского: пора удалить занозу из тела. Правда, у меня не очень много воинов.
– У тебя станет их гораздо больше, король Карл, когда ты найдешь, чем платить. Мне знакома эта головная боль монархов, и я избавлю тебя от нее. Вот то, что я принес. – С этими словами Рено подошел к столу и выложил на красное сукно содержимое обоих карманов, всё до последнего камешка.
Карл сделал шаг, другой, широко раскрыл глаза и застыл, потрясенный и обрадованный, глядя на стол, точно Мидас, увидевший золото. Потом бросился к двери:
– Королевского ювелира ко мне! Живо!
За ним помчались во все уголки дворца. И все это время, пока его искали, король не сводил глаз с изумрудов, время от времени переводя взгляд на своего необыкновенного гостя и его друга и повторяя одно и то же:
– Я найму на это целую армию! Армию, Гастон! Я сверну шею ядовитой змее!..
Привели, наконец, ювелира. Король кивком указал ему на горку камней:
– Ферри, оцените на глаз стоимость того, что вы видите на этом столе. Сколько, по-вашему, денег дадут за это ваши соотечественники? Ну же, подходите смелее, они вас не укусят.
Ювелир, подойдя, вначале опешил, увидев такое богатство, потом, как за минуту до того король, склонился и застыл, не сводя взгляда с самоцветов и шевеля губами.
– Матерь Божия!..
Все молча ждали. Во сколько же, хотя бы приблизительно, оценит такое сокровище королевский ювелир, еврей, однако ничуть от этого не страдавший, ибо Карл не обращал на это внимания. Наконец Ферри объявил, выпрямляясь и по-прежнему не сводя глаз с изумрудов:
– По самым скромным подсчетам, государь… по моим приблизительным исчислениям…
– Ну же! – не выдержал король.
– Я оцениваю это в четыреста – пятьсот тысяч золотых экю.
Лицо Карла засветилось улыбкой, он широко шагнул к гостю, схватил его за руку:
– Тебя послало мне само небо, рыцарь! – Жестом отпустив ювелира, он прибавил: – Я возглавлю войско, как только оно подойдет к стенам Парижа, и мы немедленно выступим в поход! Командовать королевской армией будут два маршала: Гастон де Ла Ривьер и Рено де Брезе. Берегись же теперь, любезный зятек!
Глава 19Общество из венецианского тупика
В августе 1364 года королевское войско отбыло в Нормандию и к сентябрю завладело полуостровом Котантен. Другая часть сил Карла Наваррского была разбита в бассейне рек Уазы и Марны. Последняя битва при Эврё, правда, не увенчалась успехом, но это уже не имело значения: дух войска был сломлен, противник оставлял одну крепость за другой. Брат короля Наварры Людовик, армия которого пополнилась рутьерами Бадфоля, решил все же отвоевать Котантен, но все его попытки заканчивались неудачей. Наконец настал момент, когда Карл Наваррский понял, что ему не выстоять против армии короля: рутьеры разбегались, а своих сил у него оставалось все меньше. В марте 1364 (1365) года он заключил с королем Франции мирный договор. В качестве компенсации за отобранные у него земли ему подарили баронию Монпелье, в Лангедоке. И он, что называется, «умылся». Отныне он был не страшен королю Франции. Это была первая крупная победа Карла из предполагавшихся четырех в его плане; ценность ее заключалась еще и в том, что лишала Эдуарда III союзника.
Но это еще не скоро, а пока, после побед в Нормандии и вокруг Парижа, королевское войско направилось в Бретань, где вновь началась война за наследство.
Эльза стала затворницей в маленьком доме на улице Жоффруа л’Анжевена. Сапожник целыми днями занимался своим делом или с утра уходил на рынок для купли-продажи. Эльза шила, стирала, готовила еду, читала сочинения Готфрида из Витербо[65], которые принес ей Гастон. Перед отъездом он каждый день навещал ее, приносил какой-нибудь подарок и… хотя и был всегда начеку, не замечал, как за ним скользили по стенам домов зловещие тени. Когда он уехал, тени надолго замирали у часовни Сент-Авуа и исчезали, как только фонарщик подавал сигнал к тушению огней.
Содон потирал руки. Его подозрения все больше переходили в уверенность. И он ждал удобного случая. Однако Эльза по-прежнему не выходила из дома, а вламываться силой монахи не решались: в случае ошибки хозяин мог пожаловаться прево, а тот – наместнику, герцогу Орлеанскому Филиппу де Валуа. Герцог за нарушение порядка строго отчитал бы Содона, а монахов отправил бы обратно в монастырь, кроме того, мог пожаловаться папе на беспорядки, которые устраивает в городе легат. И Содон ждал. Он чуял, что в доме есть кто-то еще: не мог же Ла Ривьер ежедневно наносить визиты мэтру Бофису. И дождался. Случилось так, что сапожник заболел. Насморк, кашель, чох – все разом навалилось на него, после того как однажды он промочил ноги, а потом долго стоял на холодном ветру. Эльза перепробовала все средства, которые были под рукой, но ничто не помогало – мэтр Бофис по-прежнему лежал в постели, его бросало то в жар, то в холод, болела голова. Эльза вспомнила об аптекаре, у которого отлеживался Гастон; у него имелись всевозможные настои, пилюли и травы, она знала об этом. Значит, надо идти к нему. Но как? Днем нельзя, ее сразу увидят и узнают. Выходит, ночью. И как-то поздним вечером она вышла из дому. Стала на пороге, огляделась. Пустынные улицы, темные дома, луна высоко в небе. И тихо, ни ветерка. Можно идти. Не заблудиться бы. Но она знала маршрут: сначала вниз по улице Милого Местечка, затем, у монастыря Сен-Мерри, повернуть направо – и дальше по прямой до кладбища Невинных; первый же перекресток налево – улица Шап. Они ночевали здесь в кабачке «Бедро красотки». Совсем неподалеку от него, через два дома, живет аптекарь.
Она накинула капюшон. Теперь ее невозможно узнать, даже лица не видно: луна светит в спину, отбрасывая тень впереди. И она пошла, стараясь шагать бесшумно и прижимаясь к стенам домов. Но едва сделала два десятка шагов, как путь преградили три монаха в темных балахонах. Ни слова не говоря, они зажали ей рот рукой и потащили в сторону перекрестка, там повернули влево и торопливо направились вниз по улице Бобур. Эльза вырывалась, пробовала кричать – все бесполезно: в рот ей воткнули кляп, а на ее сопротивление не обращали внимания. И она поняла, что попалась; сейчас ее приведут к палачу, который долго ждал. До его дома оставалось миновать всего два квартала: Сен-Мартен и Сен-Мерри.