А из рядов зрителей вдруг донеслось:
– Черная собака! Посланец дьявола! – И, уже тише: – Не пособник ли сатаны рыцарь красного щита, раз дьявол выслал своего помощника?
Это были опасные слова. Толпа заволновалась. Вельможи в беспокойстве стали переглядываться. Жанна бросила умоляющий взгляд на аббата. Ла Гранж, подняв над головой распятие, вышел на середину ристалища и в наступившей мгновенно тишине громогласно объявил:
– Сие знамение послано Господом нашим и Девой Марией, ибо Бог свершил свой суд и не пожелал, чтобы поверженный рыцарь в свой смертный час нанес увечье победителю. Возблагодарим же Господа, братья и сестры, ибо решение Его – суть желание Отца и Святого Духа, кои отметили печатью благости своей храброго рыцаря, защитника правого дела! И да пребудет с ним Господь и Святая матерь Его отныне и до смертного часа!
Толпа вновь взревела и тотчас дружно закрестилась, шепча молитвы и склонив головы. Тут кто-то громко позвал:
– Бино!
Пес в тот же миг оставил в покое свою жертву и, перескочив через барьер, оказался у ног хозяина. Люди отступили и с благоговением, еще усерднее крестясь, глядели на собаку, посланную в помощь победителю самим небом.
Оба, аббат и рыцарь, неторопливо направились к трибунам. Гастон преклонил колено перед королевой. Жанна произнесла:
– Подойди, рыцарь, и получи награду за свой славный подвиг во имя торжества справедливости и матери святой Церкви нашей.
Гастон подошел. Королева протянула ему золотой перстень с рубином. Трибуны рукоплескали. В следующее мгновение раздался поистине гром оваций; в продолжение этой сцены – широко разинутые рты и удивленные глаза. Тому имелась причина: обняв Гастона за руки, Жанна поцеловала его. Небывалый случай! Придворные многозначительно переглянулись. Всем было хорошо известно: тот, кто принародно удостоился поцелуя августейшей особы и был, таким образом, отмечен печатью неба, становился первым лицом при дворе, чуть ли не принцем крови, которому даровались многие привилегии. Человек этот мог сидеть в присутствии королевы, не снимать при ней шляпы; мог даже обедать с монархами за одним столом.
Гастон в смущении огляделся: ему аплодировали, улыбались, дамы посылали воздушные поцелуи. Он стал героем дня, и это подтвердил герольд, который в сопровождении двух трубачей вышел на ристалище и, развернув скатанный в трубочку лист пергамента, огласил во всеуслышание:
– Слушайте все! Слушайте все! Слушайте все! Господь Бог сказал свое слово, даровав победу славному рыцарю Гастону де Ла Ривьеру, виконту де Сансеру, сеньору де Куси! Свершилось небесное правосудие! Отныне дама по имени Эльза, дочь меблировщика Никола Ламбера, объявляется невиновной во всех тех преступлениях, кои приписывал ей монах из Авиньона по имени Содон. Вышеупомянутой даме Эльзе Ламбер, поскольку обвинение в государственной измене оказалось ложным, ее величество королева Франции Жанна де Бурбон возвращает доброе имя и жалует особняк в городе Париже, на улице Розовых Кустов, и пожизненное содержание в размере пятисот франков в год. Таково решение нашей милостивой королевы, как поведал ей о том архангел, возвестивший волю Создателя и сына Его Иисуса Христа! Писано и объявлено третьего декабря сего года от рождества Христова.
В тот же день Эльза была освобождена из-под стражи и приглашена во дворец. Королева глаз с нее не сводила и весь вечер слушала рассказ гостьи о том, как она жила в лесу и какие тайны он в себе хранит.
– Хочешь быть моей камеристкой? – спросила Жанна.
Эльза, спрятав лицо в ладони, заплакала.
Подруги с улыбками переглянулись.
– Я вижу, ты ждешь ребенка? – коснулась плеча Эльзы Анна. Увидев кивок, продолжила: – Вот и хорошо. Крестной матерью младенца будет Жанна Бурбонская, которую ты сделала королевой.
Эльза, упав на колени, припала к рукам Жанны.
На следующий же день, минуя помолвку и обручение, сыграли свадьбу.
Вскоре вернулся из Авиньона Карл. Вдвоем с графиней Артуа они добились того, чего хотели: папа Урбан V, узрев (не без нажима) степень родства между Эдмундом Плантагенетом и Маргаритой Фландрской, объявил предполагаемый брак невозможным. Эдуард III выразил протест, но папа стоял на своем; будучи французом, он не желал ослабления своей страны и отменил все уступки в отношении инцеста, которые были дарованы его предшественниками сыновьям английского короля. Иное дело французский монарх. Уступки? Почему бы и нет? Подумаешь, какое-то далекое родство! И он дал согласие на брак Филиппа Бургундского с самой богатой наследницей Европы. Таким образом, путем этого брака Карл прибрал к рукам мятежную Фландрию, хотя и лишился при этом трех шателенств. И это было очередной победой короля Карла, до которой, правда, еще четыре года.
Едва король приехал, Жанна рассказала ему обо всем, что произошло (помня, разумеется, о клятве). Карл вызвал к себе Содона и сурово отчитал его за самоуправство. После этого он объявил монаху приказ понтифика немедленно вернуться в Авиньон, прекратив всякую деятельность в Париже, где, как и уверял ранее Урбан V, нет и не может быть еретиков. Содон, понурившись, вернулся. Услышав о Божьем суде, папа обрушил на голову инквизитора громы и молнии, вслед за этим обвинив его в смерти наследника французского престола. Содон перепугался. Папа велел заточить его в тюрьму, где монах просидел пять лет. Оттуда он так и не вышел. Он умер, не дожив до освобождения несколько месяцев. Поговаривали, что его не то отравили, не то уморили голодом. С тех пор, во всяком случае в правление Карла V и его сына, инквизиторы в Париже не появлялись.
Глава 24Прощальная песнь старого леса
Гастон и Эльза жили теперь в двухэтажном особняке близ отеля Руа де Сисиль (бывший дворец сицилийского короля Карла, брата Людовика Святого). Дом стоял у перекрестка улиц Розье и Паве, совсем недалеко от дворца Сен-Поль. Рыцарь де Брезе и пес Бино жили здесь же и занимали две комнаты на первом этаже.
В марте 1365 (1366) года Эльза родила мальчика, правда, немного раньше положенного времени. Малыша окрестил в церкви Сен-Поль аббат Ла Гранж; ребенка назвали Бернаром в честь деда Гастона. Крестной матерью стала королева Франции, чему Карл, кстати сказать, нисколько не удивился.
Эльза стала теперь дамой де Ла Ривьер, так ее все и называли во дворце. С ней мило беседовали, искали ее дружбы: еще бы – супруга самого виконта Гастона, лучшего друга королевской семьи!
Во второе воскресенье апреля, иными словами, в первый день нового, 1366 года, на Пасху, у церкви Сен-Поль неожиданно появились паломники, возвратившиеся из Палестины[76]. Как и весь двор, они прослушали божественную литургию и вышли из храма после освящения хлеба Господнего. Придворные, миновав притвор и выходя из дверей к паперти, оборачивались, осеняли себя крестным знамением, потом делали то же, обратив взоры на кладбище, и уже после этого неторопливо возвращались во дворец, не забывая раздать милостыню[77].
Эльза поманила пальцем свою служанку.
– Что говорили эти люди, Регунта? – кивнула она в сторону удалявшихся паломников. – Я видела, ты беседовала с ними. Откуда они и давно ли в Париже?
– Они вернулись из похода в Святую землю, госпожа, – доложила служанка, – а вошли в город рано утром. Говорят, очистились от грехов, прошлых и настоящих, и получили прощение от самого Христа Спасителя на целых пять лет.
Эльза, в сопровождении Гастона и Рено, широкой тропинкой направилась вслед за остальными в сторону дворца, как вдруг служанка прибавила:
– Странные какие-то эти паломники, госпожа. Говорят друг другу: «Хорошо, что мы помолились за ту старуху. Да и кому это сделать, а сама она разве дойдет до города?» Хм, будто бы им другого дела нет…
– Какую старуху? – резко остановилась Эльза, схватив служанку за руку.
– Я и сама не знаю…
– Что еще они сказали? Где они видели эту старуху?..
Но Регунта молчала, в недоумении пожимая плечами. Эльза побежала вслед за паломниками; те, к счастью, недалеко ушли. Вскоре она вернулась; Гастон и Рено поджидали ее у ворот. Эльза подошла, глаза ее возбужденно горели.
– Это мать Урсула. Они увидели ее, когда шли по тропе, что огибает лес. Она стояла прямо у них на пути, опираясь на посох, и глядела в сторону Парижа. Она даже не посторонилась, им пришлось ее обойти. Они попробовали заговорить с ней, но она молчала, а в глазах ее стояли слезы… Она ждет меня, – продолжала Эльза после паузы. – И я должна идти…
– Что-то случилось, – молвил Рено. – Урсула не выйдет из лесу без причины. Уж не беда ли с ней?
– Матушка моя… – тихо произнесла Эльза и протянула руки вперед, в сторону темнеющего вдалеке леса. – Она меня зовет, значит… – Она замолчала, слеза покатилась по щеке. – Она хочет проститься… Она умирает, Рено! Она просит, чтобы я закрыла ей глаза, Гастон! Моя мать умирает, и эти люди пришли, чтобы сказать мне об этом! Рено прав, она не вышла бы просто так…
Гастон обнял жену:
– Мы немедленно отправимся к ней! Быть может, успеем…
– Ты и в самом деле думаешь, что она…
– Она дала нам знать, Рено. Что могла она ответить паломникам, боясь за дочь? Наше счастье, что мы встретили их.
Эльза нетерпеливо потянула супруга за руку.
– Скорее, Гастон, мы можем не успеть!..
– А Бернар? – спросил Рено.
– За ним присмотрит Регунта.
– Нет! – решительно возразила Эльза. – Я возьму его с собой. Я хочу, чтобы она увидела своего внука… прежде чем уйти.
– Тогда не будем медлить.
Они вернулись домой, оседлали лошадей и поскакали в сторону старой Орлеанской дороги. Малыша Эльза привязала к груди; он не спал и не плакал, а с любопытством глядел в раскинувшееся над ним лазурное небо. Он даже улыбался: лошадь шла ровной рысью, и это нравилось ему.
Но вот и тропинка. Та самая. И поле, близ которого когда-то давно Эльзу застал дождь. Они повернули и въехали в лес. Он шумел, но это не предвещало дождя. Эльза безошибочно узнавала дорогу, она могла бы, кажется, пройти здесь с закрытыми глазами. И она знала, где надо слезать с коней, ведя их дальше в поводу. Спешившись, она подняла глаза к небу… и сердце ее заныло, предчувствуя беду. Ветер, гулявший наверху, словно увидев деву после долгой разлуки, клонил верхушки деревьев в ту сторону, куда путникам и надлежало идти. Наверное, он решил, что Эльза могла забыть, и указывал ей дорогу, причем гнул макушки елей все ниже, словно предупреждал ее, чтобы она торопилась, иначе будет поздно. И она быстро шла, едва не падая; рядом – Гастон с неожиданно задремавшим малышом. Впереди них бежал Бино. Кто знает, как ему удавалось угадывать путь, и Эльза удивлялась, видя, что пес следует именно туда, куда им надо.