И уши у нее торчали как у молодой. Правда, такие же морщинистые, как и все остальное.
— Бабусь…, - многозначительно сказал я, делая шаг по направлению к вооруженной археологической находке и выдавая при этом одну из своих лучших улыбок.
Следом за этим тут же последовал мощный лязг от дробовика-монстра, в мгновение ока подхваченным боевой бабкой. Дула там были настолько здоровенные, что я ни грамма не удивился тому, что приклад чудовища был опытно прислонен старушкой к косяку, дабы её саму не унесло отдачей в Поля Вечной Охоты.
— Чего тебе, хрен земляной? — приветливо поинтересовалась бабуленция хриплым прокуренным голосом, удивительно зычным для её едва обтянутых кожей костей. Спросила она смертельно спокойным тоном, таким, что аж Матильда с Саякой хором икнули от страха.
— Мне бы совет, бабушка, — не стал скромничать я, — Хороший. За деньги.
— Миллион канис! — каркнула карга.
— Бабуленька, — покачал я головой, не двигаясь с места, — Я не собираюсь покупать всю твою многовековую мудрость, а жду лишь одного простого совета. Тысячи хватит?
— Мне шестьдесят три года, паршивый говнюк! — каркнула старушка, покрепче наводясь на меня, — Двести тысяч!
— Бабусь, я о мудрости говорил, а не о том, кто на сколько выглядит, — аж хрюкнул я, представляя, как должно помотать эльфийку, чтобы она в 63 выглядела на 100500, - Но даже в таком случае один совет никак не может составлять одну пятую от твоих знаний. Две тысячи.
— Сто!
— Нет, я не хочу покупать твой дом вместе с тобой. Мне просто нужен маленький совет.
Тут от обиды бабка всхрапнула как настоящая боевая лошадь. Здание, на ступеньках которого она сидела, было каким угодно, но точно не развалиной. Крепкий такой двухэтажный домишко, основательный и аккуратный.
— Ладно, болтун, — сняла меня злая бабка с прицела, — Ты скажи, че те надо, а я потом скажу, сколько оно стоить будет. Может даже, сколько ты хошь.
— Дом хотим снять. В тихом районе. На пару месяцев, — перечислил я наши хотелки, — В таком месте, чтобы по ночам спать, а не от пьяниц отстреливаться.
— Дом? Снять? — поперхнулась бабка, — Вы разве не бандюги?
— Окстись, старая, — возмутился я, — Мы — Герой и его команда!
— С такими-то рожами? — мне не поверили самым возмутительным образом, — Видала я и пиратов, у которых морды поблагостнее были. А я много чего видала! Не дури меня!
— Сейчас мы свои рожи возьмем и пойдем искать следующую бабку, — посулил я, — Возможно, её будут звать Элис…
Препирательства с пенсионеркой доставляли уйму удовольствия, но сзади уже нетерпеливо били копытом и мычали о ванне, пиве и простынях. Когда до бабуси дошло, что живые деньги сейчас всерьез уйдут куда-то вдаль, то она, наконец-то, распустилась как майская роза. Правда, тут же попыталась нас обуть, заливая про райские кущи и берега, до которых всего каких-то полчаса по городу с десятком поворотов, но она нам обязательно объяснит. После оплаты.
В ответ я поведал татуированной бабушке, что нас тут, вообще-то, много. Поэтому я вполне могу отправить быстренькую рыжую гномку на разведку, ибо она девочка умная, резкая, и с хорошей памятью, а сам останусь здесь. И если моя гномушка вернется, не писая кипятком от восторга, как завещает бабуленция, то реверсивное писанье кипятком я уже проведу с ней, благо далеко за чайником ходить не нужно.
— Ну вот, — внезапно разулыбалась карга, — Говорю же — бандюга ты последний! А то Герой, Герой… старая Зельда никогда не смотрит в эти ваши Статусы, она по лицу все видит!
Сзади заржала лошадь, слегка похожая на Саяку, пони, смахивающий на Тами, и накуренная мышь, неотличимая от Матильды. Диалог с старушкой Изергиль быстро наладился, от чего мы были энергично сосватаны другому пенсионеру Симпута-Пьянки всего за каких-то двадцать тысяч.
Наш будущий дом, как и его владелец, обретались не на окраинах города, а довольно близко к центру, смещенному к гавани. Причина, по которой возле двухэтажного с чердаком каменного домищи было довольно тихо, была проста как выхухоль — там, где местные хотели тишины, они не позволяли строить кабаки и бордели. В портовом городе сам здравый смысл велит огородить места гуляния матросов, а те в места, где им не нальют и не полюбят за деньги, не забредают.
Со смуглым дедом-домовладельцем договариваться пришлось долго и упорно. Излишками доверия он не страдал точно также, как и его татуированная подруга с дробовиком, но мои навыки, приобретенные в прошлой жизни, помогли пробить брешь в его броне подозрительности. Убеждая старого пердуна, косящего на нас заранее возмущенным взглядом, в том, что мы не будем водить толпы народа (все уже дома), стрелять в потолок (нечем нам, даже лука со стрелами нет), жарить треску на кухне (у деда свой дом был ровно через дорогу, он не любил запах), я тем временем невинно интересовался у него: а не будет ли старый заглядывать по 5–6 раз в день, мешая нам заниматься йогой? А нет ли у него привычки громко петь, ведь живет-то очень близко? А какие тут соседи? А когда последний раз чистили канализацию?
В результате, взаимно задолбав друг друга, мы с дедом Маулом расстались практически друзьями. В основном потому, что я задарил ему нехилый шмат сала, от чего старец, посмотрев на меня зверем, а по сторонам диким взглядом мелкого грызуна, бодрым галопом умчался к себе в хату, а схоронив продукт, вылез на крыльцо с метлой, начав ей разгонять воздух. Впрочем, прервался, когда я сунул ему деньги за первый месяц. Так-то недорого, всего 50 тысяч, так что можно сказать, что старушка с дробовиком отработала классическим риэлтором, взяв ни за что аж двадцатку.
Выбросив из головы песни моих финансов и сакраментальные вопросы о том, что что-то с ними нужно решать, я с девчатами зашёл в свой первый в этом мире дом. Хоть и арендованный.
Дом понравился. Просторные сени, двери из которых вели в кухню, ванну и туалет, были дополнены неширокой лестницей, ведущей на второй этаж. Там была небольшая площадка, оформленная как уголок отдыха с видавшим виды креслом у окна, а также две довольно большие спальни. Центром жизнедеятельности дома определенно служила кухня: здоровенная, монументальная, места — завались! Между здоровенным столом с шестью стульями и, собственно, самой территорией готовки, можно было сплясать вчетвером, взявшись за руки, что, недолго думая, мы и сделали. А потом еще раз, когда обнаружили люк, ведущий в пустой, но просторный и холодный погреб.
Взяв себя в руки, мы отправились за продуктами для праздничного ужина. Находившийся буквально в двух шагах от дома продуктовый базарчик радовал меня всем, что свежее и не похоже на то, что мы ели последние месяцы, хоть треску и пришлось обходить стороной. Закупившись фруктами, овощами, корнеплодами, мясом домашней скотины, алкоголем разной градусности, выпечкой и разными противными морскими гадами, пребывавшими еще в живом состоянии, мы вернулись в дом, тут же устроив банный день. Ну как банный? Сначала я сидел у окна, возвышенно взирая на улицу с чашкой чая (пиво остывало в подвале), пока девчонки мылись, а затем, выдав им свой молот для кулинарных подвигов, пошёл отмокать сам.
Затем был пир горой! Стол ломился от вкусностей, пенистое темное пиво с бархатным привкусом ласкало нёбо, свежевыпеченный хлеб почти пробивал на слезу, а суп… суп был просто мечтой поэта! Мы пробовали этот суп так, как будто он волшебный, дегустировали его как лучший из напитков, ну а чуть позже, когда первая трогательная минута единения с цивилизацией закончилась, мы достали обворожительно пахнущее копченое сало, положили его, родимое, на хлеб, взяли в другую руку ложки — и принялись жрать!
Обуревающие нашу четверку чувства выросли отнюдь не на пустом месте. Даже если ты в мире магии, даже если характеристики твоего тела куда круче, чем у любого из земных атлетов, даже если ты несколькими манипуляциями умеешь разбивать уютный лагерь из шалашей, где даже в удобном месте течет фиг знает откуда берущийся ручей, даже если ты неприхотлив как саратовский электрик, лесная ведьма, опытная наемница и видавшая виды жрица — лес тебя все равно бесит!
Везде что-то ползает, нормально помыться нельзя, на мозги давит постоянный гам окружающего биоценоза, где кто-то кого-то либо жрёт, либо сношает, либо зовёт сношаться! Дятлы, грачи и прочие дубы-колдуны не только шумят о чем-то своем, но и сыпят тебе труху на голову, вместе с разными личинками и насекомыми! А в ручье холодно! В нем нормально не помоешься! Приходилось лишь резко споласкиваться, а значит грязь въедается тебе в кожу, делая ароматы тела густыми и богатыми! Мало того, вопрос с туалетом вообще превращает со временем человека в ботаника, опытно понимающего, чем подтираться можно, а чем — ни в коем случае!
Жареное на углях мясо? Вкусно звучит первые два раза! Только звучит, причем! Лесные животины не монстры, их нужно свежевать и потрошить, а уж жирком и нежным мясом они точно похвастать не могут! Почему мы упорно питались одной только капибарой, как только получили такую возможность? Да потому что она была нежная и жирная, вот почему! Хоть и надоела, зато проваливалась внутрь на «ура», превращая ужин в быстрое хомяченье, но и то — тот маленький, трусливый, жадный и ушастый говнюк-торговец, уходя с нашей поляны, точно прикидывал, хватит или нет у деревни сил отбить у нас мясо босса. Всё-таки, жили они, в основном, на жилистой лосятине, успев неслабо от такого озвереть.
Лес не был адом, но быт этих лихих диких месяцев нам еще предстояло забыть. Залить супами, заесть кашами, закусить разносолами, сдобрить медом, разбодяжить морскими деликатесами, запить вином и пивом…, и мы старались!
— У меня один вопрос, — задумчиво пробулькал маленький шарик, украшенный копной рыжих волос, — А кто будет спать с Мачем в комнате?
Опасная тема всколыхнула воздух и разнокалиберные шарики переглянулись, как ковбои на перестрелке. Тихо засвистел ветер в приоткрытой форточке. Вдалеке взвыл незнакомый эльф.
— Как кто? — поковырявшись в зубах, я вопросительно вздёрнул бровь, — Саяка, конечно же.