— Может, я опять скажу что-то само собой разумеющееся… В каждом из нас заложена сила. Только сумей ее высвободить. Тогда ты сможешь ломать кулаком стену, терпеть самую страшную боль, различать запахи лучше охотничьей собаки.
— Сила или слабость заложены от рождения. Это не крепкие мускулы, а дух бойца. Его не воспитаешь ни в ребенке, ни во взрослом, не вырастишь в себе по заказу.
Комбат смотрел в упор на этого человека, напоминающего растение, сломанное ветром. Хотел передать ему часть своей силы, своей ненависти. Хотел увидеть это потухшее лицо со стиснутыми зубами.
— Ты знаешь — в каждом стаде есть паршивая овца. У меня был солдат в Афгане — не знаю, какими судьбами он попал в десантные войска. Не робкого десятка: прыгал с парашютом без вопросов, шустро лазил по горам. Но убивать не мог. Однажды смотрю — глазам своим не поверил: нас ждут моджахеды, а он стреляет поверх голов. Я сдержался, ничего не сказал. Потом вызвал его к себе, посидели часа два. У пацана до сих пор было в жизни все хорошо. Прошу его: вспомни что-нибудь плохое, а ему нечего вспоминать. Скоро мы взяли их базу — они там побросали много добра: боеприпасы, «стингеры», наших пленных с выпущенными кишками.
Я послал его грузить трупы в вертолет. Вернулся бледный, задумчивый. Потом стал лучшим снайпером во всем батальоне: стрелял исключительно одиночными, ни одной пули не хотел тратить зря.
— Есть вещи, которые превышают отпущенную человеку меру, — глухо произнес Виктор.
— Держи, — Комбат вложил ему в пальцы своего «Макарова». — А теперь представь, что перед тобой..
— Я сам сделал это с глазами, — опередил его человек в темных очках.
Несколько секунд потребовалось Рублеву, чтобы переварить эту новость. Вот, оказывается, каким может быть ответ на зло. Уходом в темноту.
— Ты не дал мне досказать. Представь тех, кто расправился с твоей семьей.
Лицо Виктора исказилось, он сжал рукоять до белизны костяшек.
Наконец, он справился с собой:
— Кто тебе сказал?
— Люди, которые залезли в твою квартиру. Насколько я понял, дело до сих пор висит в воздухе. Преступники еще ходят по земле.
— Обо мне разговора не было?
— Тебя заочно похоронили. Иначе, как квартира могла оказаться занятой? Думаю, вселение обставили по всем правилам.
— Забери пистолет, — Виктор разжал пальцы и протянул оружие на ладони. — Я хотел убить себя.
Но это было бы слишком быстро и легко. Путь на тот свет надо пройти пешком.
— Чушь! — возмутился Комбат. — Не самоедством здесь надо заниматься. По крайней мере руки ты себе не отхватил — примени их к делу! Ты можешь гораздо больше, чем тебе кажется. Ты должен достать этих тварей.
— Есть события, которые невозможно отменить. Даже исполнение приговора…
Раздался стук в дверь. Только теперь оба заметили что снаружи рассвело.
— Ты выходишь? — крикнул мальчишка-поводырь. — Не забудь прихватить музыку.
Еще не остывший от разговора Комбат распахнул дверь:
— Никуда он не пойдет. Передай Миколе, пусть вернет деньги, которые человек заработал за месяц. Это будет не слишком справедливый дележ, но большего от него пока не требуется.
— Может вы сами передадите? — нагло улыбнулся мальчишка с темными кругами под глазами, — а то он мне не поверит.
— Пошли, — согласился Комбат.
Небо сияло чистотой, вчерашний ливень отмыл с него унылую серость. Вокзал выглядел гораздо веселее: зеленые и синие поезда с белыми занавесками, бляхи носильщиков. Сонно щурились на утреннее солнце проводницы, бойкие лоточники раскладывали аляповато яркий товар. Мужик в засаленном пиджаке натянул резиновые перчатки и принялся сосредоточенно рыться в очередном мусорном ящике. Для каждого сорта отходов у него был свой пакет: в один отправлялись стеклянные бутылки, в другой полиэтиленовые, в третий — пищевые отходы и одноразовые стаканы, в четвертый — газеты и прочая полиграфическая продукция, в пятый всякая всячина, не подпадающая ни под одну из перечисленных категорий.
Вслед за мальчишкой Рублев зашел в камеру хранения. В самом конце длинного помещения с рядами металлических, поделенных на тесные отсеки шкафов, стоял обшарпанный стол. Он стоял возле единственного окна, и пятно солнечного света падало как раз на человека с бритым затылком.
Опустив голову, Микола листал какой-то яркий журнал и время от времени отхлебывал из банки пиво «Хайнекен». Рядом на столе лежали пачка сигарет и та самая зажигалка, от которой пострадал Виктор.
— Тут у человека есть вопросы, — начал было мальчишка.
Но Рублев не был настроен на переговоры. Зацепив клетчатую рубаху на груди «качка», он рывком поднял его со стула. От неожиданности Микола выронил банку, и она укатилась в угол, расплескивая остатки пива.
— И давно ты пробуешь зажигалкой уму-разуму учить?
«Качок» сообразил одно: кто-то из «стада» очумел и прет, невзирая ни на какие авторитеты. У него не было простора для замаха, поэтому прежде, чем нанести удар, он оттолкнул Рублева от себя.
Но открывшимся оперативным простором первым воспользовался Комбат. От хлесткого удара правой Микола, в котором было не меньше центнера веса, отлетел к стенке, опрокинув по пути мягкий стул с уже нагретым сиденьем.
Давно никто не обращался с ним так неуважительно.
Довольно резво «качок» вскочил на ноги, встал в боевую стойку, но Комбату не составило труда найти в ней брешь. Еще два удара в голову отключили противника.
Открыв глаза, Микола увидел перед собой солдатские ботинки — «посетитель» сидел на стуле и явно намеревался продолжить разговор. Редкие пассажиры спешно забирали багаж. Те, кто только собирался доверить его стальному шкафу, на ходу меняли свои планы.
— Мне нужны Витины деньги за месяц, — повторил свое требование Комбат.
Миколе ничего не оставалось делать, как кивнуть.
Даже от легкого движения головы затылок пронзила острая боль.
"Совсем, бляха, бдительность потерял, — злился на себя поверженный громила. — Нельзя было отпускать ребят — теперь вот имей дело с этим «отмороженным».
— Дальше. Ты, Дудаев и прочая мелкая погань забываете о нашем существовании. Когда понадобитесь, я вас сам найду. Если натравишь ментов, считай, что ты сам себя похоронил. Понятно объясняю?
— Да, — разлепил губы Микола.
Кивать себе дороже, голова и без того разламывается.
— Деньги мне нужны сейчас.
Микола боялся лезть в карман — «отмороженный» все захапает. А там ни много ни мало три сотни баксов.
— Ну что ты жмешься? Лишнего я не возьму. Сам знаешь, сколько человек заработал.
Мелкий «босс» не рискнул сказать, что денег у него при себе нет — слишком близко от лица маячили тяжелые солдатские ботинки.
— Мне надо встать.
"Еще кто-нибудь из ребят увидит в таком состоянии.
Авторитет просадишь за секунду."
— Поднимайся, давно пора, — разрешил Комбат.
Вставая на ноги, Микола незаметно вытянул из кармана стодолларовую бумажку. Только бы убрался сейчас, свой полный расчет он получит очень скоро.
— Твои хождения по электричкам закончились, — сообщил Виктору Комбат. — Уволен по собственному желанию. Твой месячный заработок у меня. Я попросил, чтобы нас больше не беспокоили.
Не успел он это сказать, как в окно постучал мальчишка-поводырь.
— Вам принести чего-нибудь?
Спрятавшись после первого удара Комбата за металлический шкаф, он стал свидетелем выяснения отношений и даже различил номинал денежной купюры, перекочевавшей из рук в руки. Теперь он рассчитывал услужить новому вокзальному авторитету.
— Хлеба, горячих сосисок и кого-нибудь, кто поменял бы мне доллары.
— По какому курсу отдаете?
— По нормальному, — об обменном курсе Рублев имел самое приблизительное понятие.
В мгновение ока мальчишка прибежал со свежим хлебом, кучей политых томатным соусом сосисок на пластмассовой тарелке и ворохом денег.
— Не рассчитывай, что они с этим примирятся, — сказал Виктор. — Дать свободу двоим — вся налаженная система посыпется. Надо уходить, пока не поздно.
— Какую нору в Москве не найди, все равно отыщутся недовольные.
«Недовольные» появились ближе к сумеркам, когда постояльцы вагона уже затопили печь. Рублев еще ничего не успел расслышать, а музыкант уже навострился.
— Идут.
— Может соседи? — предположил Комбат.
Он уже и сам расслышал твердую поступь по гравию. Нет, попрошайки так не ходят. От Миколы посланцы, не иначе. Повязку Комбат на днях снял, но левую все равно нагружать не стоило.
— Лезь пока на верхнюю полку. Мне будет меньше проблем.
Тут зазвенело сразу несколько окон — двойные стекла крошили обрезками труб. В освещенный закатным солнцем вагон с обеих сторон полезли крепкие накачанные ребята. Тому, кто оказался к Комбату ближе других, не повезло. Едва он просунул голову внутрь, как удар ногой в челюсть сбросил его обратно на гравий. Рублев бил в полную силу, чтобы вырубить противника на ближайшее время.
Посланные Миколой «орлы» тоже были настроены серьезно. Первый, благополучно забравшийся в вагон, ринулся по проходу, оттягивая на бегу руку с тяжелым обрезком. Проход не оставлял места для удара сбоку — труба могла двигаться только сверху вниз.
Комбату не составило труда предугадать движение атакующего, перехватить руку. Ударив носком грубого ботинка по щиколотке, он сбил атакующего с ног.
Тот попытался достать Комбата трубой из лежачего положения, но этим только навлек на себя худшие беды. Прыгнув на широкую грудь, Рублев дважды припечатал подошвой потное лицо с прилипшими ко лбу волосами.
Он обернулся как раз вовремя, чтобы уклониться от удара нунчаками — только волна рассеченного надвое воздуха охолодила лицо. Подхватил обрезок трубы из рук «обработанного» парня и вместо того, чтобы тратить время на замах, неожиданно ткнул специалиста по нунчакам в солнечное сплетение. Тот скорчился и Комбат ударил трубой сверху вниз по самой макушке. Послышался явственный треск черепной коробки.