Врана попыталась сосредоточиться на шорохе волн. Веки отяжелели, её клонило в сон.
Глава 22
— Проснись-проснись! — Кларабелла дёрнула Врану за волосы. — Люперца вернулась. Давай ням-ням, потом уже не дадут.
Люперца швырнула ей дымящийся котелок. Он подлетел прямо Вране к ногам. Она подняла голову — вспомнить бы, всегда ли у Люперцы на лице была эта дурацкая ухмылка. Врана подняла крышку котелка, и её едва не стошнило. В нос хлынуло зловоние. В комке зеленоватой каши тут и там виднелись дохлые мухи и муравьи. На заплесневелый хлеб ей даже смотреть не хотелось.
— Ешь давай. Тебе понадобятся силы для встречи с Брэмом, — издевательски предложила Люперца.
Спустился вечер. Мимо окна белыми бумерангами пролетали чайки и крачки. От вида одеяла Врану мутило, и всё же она в него завернулась, чтобы хоть немного согреться. Вонючее, но ничего лучше нет. По морю гуляли волны. От их вида делалось только холоднее.
Врана потеряла счёт времени. Не могла сказать, давно ли Люперца и Кларабелла хлопнули дверью и удалились, подвывая от смеха. Врана поднялась с каменного пола. Желудок бурчал, подобно трёхколёсному автомобилю. Нужно хоть что-то съесть. Врана подползла к котелку, зажала нос. Комок каши с рыжеватым паучком. Нет, ей такое не проглотить. Печальный шматок капусты, похожий на слизь на затонувшем судне. Желудок застонал. Врана отломила кусочек хлеба, стёрла с него плесень. Раскрошила совсем на мелкие части, запила водой — по вкусу она оказалась будто бы из лужи на просёлочной дороге. Поперхнулась, выплюнула хлеб. Попыталась снова, попробовала представить себе, что это поджаренная булка с корицей. Не помогло.
Она очень любила субботние утра в компании родителей. Мама поджаривала гренки, подавала к ним кленовый сироп и ежевику. Врана устраивалась на диване, завернувшись в плед с чёрными кошками, и смотрела мультики. Уголёк мурлыкал на шёлковой подушке, расшитой павлинами. Папа читал газету. Мама пекла банановый хлеб с каштанами и шоколадной крошкой. Врана потом вылизывала миску.
А теперь она гниёт в темнице, в подземелье Замогильника, завернувшись в вонючее одеяло, и у ног её — котелок с несъедобной дрянью.
Врана отщипнула ещё кусочек хлеба, бросила его на пол. Будто из ниоткуда выскочила гладкая чёрная крыса, подбежала, понюхала хлеб. Отвернулась и убежала, скрылась в щёлке в стене.
— Очень тебя понимаю, — прошептала Врана. — Ни крысы, ни Враны такого есть не станут.
Она схватила котелок, поднялась. Ноги едва не подкосились — ещё бы, она целую вечность просидела, скрючившись, на полу. Пошатываясь, встала у окна. До моря было метров пятьдесят. Небо серое. Море серое. Даже не скажешь, закат или рассвет. Врана задержала дыхание и вышвырнула гнилую пищу в окно вместе с котелком. Гадкая жижа потекла в море, а сам котелок поплыл по воздуху. Врана не верила своим глазам: котелок взмыл вверх и повернул по ветру. Вокруг него замерцал серо-голубой свет. Рот у Враны открылся сам собой: котелок поднялся вверх и остановился на узком подоконнике.
— Привет, Врана. Не нужно загрязнять море. — Морское привидение зависло у окна, прозрачная кожа отсвечивала голубизной вод.
— Мара! Ах, Мара! Как же я рада тебя видеть! Вытащи меня отсюда, пожалуйста.
— Я пока не могу тебе помочь. — Мара нахмурилась. — Для этого мне нужна помощь капитана.
— Капитана? Старого капитана корабля?
— Да. Капитана Безглаза… Я тебе кое-что принесла.
Мара протянула руку, в ней лежало чаячье яйцо.
— Тебе нужно поесть. Ты бледная, как овечка.
Врана поморщилась, но яйцо взяла. В обычной ситуации она никогда бы не стала это есть, но всё лучше, чем тухлая каша и хлеб с плесенью.
— Ну, раз уж ты меня нашла, вытащи отсюда, пока не вернулись эти мерзкие Люперца с Кларабеллой.
Мара прошла сквозь окно и Врану, как ласковый лучик летнего света. Вране сразу стало теплее.
Мара постучала по яйцу, в нём появилась дырочка. Врана поднесла яйцо к губам, закрыла глаза. Запрокинула голову, бросила пустую скорлупу на пол, еле сдерживаясь, чтобы всё не выплюнуть. Не хотелось ей обижать Мару.
— Сейчас станет лучше. Силы тебе понадобятся. Надеюсь, было вкусно. Я даже и не знаю, что теперь едят челы. Я уже давно не из них.
— А как давно?
— Ну, время тянется бесконечно, но очень давно. Много веков.
— А ты что-нибудь помнишь? Своих родителей?
— Да. Их звали Корнелий и Аша. Я уже столько веков ничего не ела! Но мамин рождественский пудинг помню. А ещё я очень любила яблоки из нашего сада. У меня было семеро братьев. Я была единственной девочкой. Меня просто обожали. Двое братьев умерли от чахотки. А в четырнадцать лет она забрала и меня. Мы тогда плыли через океан, и меня похоронили в море. Могилы их очень далеко. Никто из них не вернулся. Не знаю, почему мне суждено было стать привидением.
— Ты особенная.
— Мне приятно помогать такой девочке, как ты.
Врана смотрела, как лунный свет играет на прозрачном лице Мары, озаряет его дивным сиянием. Мара улыбнулась, прошла сквозь Врану и исчезла за окном. Врану объяло пушистое тепло, и она поняла, что грязнущее одеяло ей этой ночью не понадобится.
Глава 23
Врана вскочила, услышав знакомый топоток маленьких ножек. Дверь открылась, вошла Кларабелла, из угла рта у неё свисала небольшая селёдка. Врана с ужасом смотрела, как девочка-гуль грызёт извивающееся тельце; потом она с отвратительным хлюпом втянула рыбину в рот целиком.
— Прости, Врана, — рыгнула Кларабелла. — Вообще-то это был твой завтрак. Но я так проголодалась! Люблю рыбку. У моря всегда есть хочется.
Она стёрла чешую с растянутого в улыбке рта той же рукой, в которой держала керосиновую лампу.
— Идём, птичка моя. Тут кое-кто хочет с тобой повидаться.
Врана прекрасно понимала, кто именно. Она отряхнула грязь с одежды и повернулась к окну — в надежде на возвращение Мары. Выходя из камеры, она пнула ногой пустой котелок.
— Здорово! — пискнула Кларабелла. — Ты весь ужин слопала!
Кларабелла приподняла лампу, по стенам туннеля заплясали странные кривоватые тени. Первым побуждением Враны было сбежать. Наверняка она сумеет обогнать эту мелкую злыдню. Но если бежать, то куда? Всё подземелье — это сплошная путаница теней и опасностей, туннели змеятся во всех направлениях. Уж лучше пока не отходить от Кларабеллы, решила она. Мара своим прикосновением согрела её на всю ночь, и Врана хотя бы отдохнула, пусть и не знала, что её ждёт после этого отдыха. Она поморщилась.
Кларабелла приставила ей грязный палец к спине и повела по туннелю.
— Стой! — воскликнула Кларабелла, прижав ладонь к стене.
Врана услышала, как камень ударился о камень, и тут же перед ними открылся ещё один туннель. Глаза Враны постепенно привыкли к полумраку и зеленоватому свечению лампы. Каменная лестница вела ещё в один коридор, по обеим сторонам которого шли камеры. Пока они проходили мимо них, до Враны доносились стоны, кто-то стучал по дверям. Стучал исступлённо. Врана прекрасно себе представляла, каково этим людям.
— А кто ещё здесь? — спросила она.
— Да всякие паршивенькие челы, которые не нравятся Брэму; есть и мои родичи — те, которым не по душе, как всё происходит.
Врана остановилась; стук и крики прокатывались по всему телу. Сколько голосов, сколько криков о помощи! Кларабелла хихикнула.
— А я уж их и не слышу. Идём, нас ждёт господин Брэм.
Крики кружились вокруг Враны. Она с трудом, но вслушивалась. Представляла себе, что кричат ей. Из гула голосов выделялся один, безнадёжный и скорбный.
— Га…мак… — И скорбное эхо: — Гамак.
«Гамак? — подумала Врана. Им что, так плохо спать на полу, что они просят гамак?»
— Гамак…
Нет. Врана встряхнула головой, попыталась сосредоточиться, вслушаться в один этот голос поверх всего шума. И услышала снова:
— М…м…м… Мак. Мак…
Тут голова у неё взорвалась.
— Мак! Мак! — раздался крик в помутившемся мозгу.
— Кто-то звал Мака?
Кларабелла больнее прежнего ткнула её пальцем в спину.
— Давай просыпайся, мы пришли!
Громко хихикая, Кларабелла постучала в массивную чёрную дверь, разукрашенную ракушками и костями неведомых морских существ.
— Входите. — Голос был хриплым, загробным и явно принадлежал Брэму.
Глава 24
Брэм сидел за серым мраморным столом и длинными ногтями скрёб щетину на подбородке. У Враны по спине пробежал холодок. Она уже догадалась, что Брэм как-то со всем этим связан, но вот теперь увидела живьём — и сердце застучало прямо в ушах. Стол покрывала зелёная слизь, как будто его вытащили со дна моря. Ножки были украшены ракушками, костями и зубами. По мраморной столешнице тенями порхали нарисованные чёрные бабочки.
Брэм был одет в тёмно-синий вязаный свитер. За спиной у него маячил огромный портрет Кэлли, написанный масляными красками. Когда Кэлли встала перед портретом, глаза изображения задвигались, как и её.
Врана обвела комнату взглядом — по рукам забегали мурашки. Кэлли сидела на коричневом диване с деревянными ручками и потягивала кофе. Лавандовый лак на ногтях блестел. Кожа была подтянута, осталось лишь несколько морщинок на висках, по серебристой накидке рассыпались волосы.
— Ох, Врана, как от тебя неприятно пахнет, — вздохнул Брэм. — И волосы нечёсаные. Придётся Кэлли их чик-чик.
После этого Брэм допил кофе и опустил подбородок на ладони.
— Можешь сесть, Врана Маккей, — сказал он, переплетя пальцы. — И если будешь хорошо себя вести, Кэлли даст тебе булочку, а может, и чашку горячего шоколада.
— Да, — пробормотала Врана, сжимая руками пустой желудок.
— А если вежливо?
— Пожалуйста.
— Масла? — спросила Кэлли. Глаза её напоминали буравчики.
— Да, пожалуйста.
— Какая ты умница, Врана.
Врана обречённо опустилась на плетёный стул и горестно всхлипнула. Брэм скрестил руки на груди, вздохнул: