– Так вы о нем знаете или нет?
– Мы о нем знаем, мы просто ничего не знаем о нем. Нам известно, что он существует, вот и все, но его существование есть ограничение этого знания.
– Знание состоит из ограничений, – сказала та Эрика, которая никогда по-настоящему ничего ни о чем не знает.
– Вот это классно, – отозвалась Джеки. Она этого не подразумевала, но произнесла это таким тоном, чтобы все они поняли, что она этого не подразумевала.
– Да, это довольно классно, – согласилась та Эрика, которая «милая», полностью это подразумевая.
– Вот таким образом, – сказала Джози. – Мы много раз видели человека, о котором ты говоришь. Но мы не можем ничего о нем вспомнить.
Эрики печально кивнули.
– Мы даже не знали, что он мужчина, – произнесла Эрика, которая не милая. – Мы не можем различать пол.
Печалились они не поэтому. Их печаль не соотносилась с разговором. Она не соотносилась с заляпанным грязью свертком на кухонном столе.
– У меня была та же проблема, – призналась Джеки. – Забывала все, что о нем знаю, через несколько секунд после того, как это узнала. Это… не знаю. – Она попыталась найти словосочетание, которое смогло бы передать, насколько сильно последние двенадцать часов выбили ее из колеи. Ей было нужно описать это словами. – Хрень какая-то, – выпалила она вместо этого.
– Да! Да, хрень какая-то, – согласилась Джози. Лицо у нее обмякло, а губы пытались сложиться в улыбку, которая тотчас исчезала. Это вполне соотносилось с разговором.
Она подалась вперед и положила руку на ладонь Джеки.
– Эрика! Эрика! Мы можем немного поговорить с глазу на глаз?
Оба существа больше не сидели на диванчике. В окно Джеки увидела, как одно из них рассеянно ковыряет заросли ежевики, хотя голова его была чуть повернута в сторону Джеки – очевидно, оно пыталось подслушать.
– Джеки, есть вещи, которые я не могу тебе сказать. – Рука Джози все еще лежала на ладони Джеки. Другая ее рука была прижата к боку. – Не могу сказать потому, что они тайна, или же потому, что их невозможно облечь в слова, или же оттого, что я их не знаю. По большей части оттого, что я их не знаю.
Существует вселенная знаний, многие миры фактов и истории, но я почти ничего из этого не знаю. А многое из того, что я знаю, – не то, что мне известно, что я знаю, или думаю, что знаю. Например, как пахнут гренки. Как касаешься песка. Это не те факты, которые я поведаю любому или даже помыслю поведать любому.
Джеки не знала, что сказать. Она соглашалась со всем, что говорила Джози, но вместе с тем не придавала значения почти ничему из сказанного.
– О’кей, – только и смогла она произнести в конечном итоге.
– Все это для того, чтобы сказать, что я предпочитаю не рассказывать тебе кое-что из того, что знаю. Или я тебе вру. И я хочу, чтобы ты меня простила.
– Мы все чего-то хотим, – ответила Джеки.
Джози печально кивнула и встала, совершив сложное перемещение плоти, суставов и мышц.
– Идем со мной, – сказала она.
Джеки подчинилась. Они прошли на кухню. Джози не обратила внимания на лежавший на столе сверток, Джеки последовала ее примеру. Если Джози не собиралась выражать озабоченность чем-то, то и Джеки, черт побери, тоже.
Джози налила стакан воды путем отточенных манипуляций с буфетами, кранами и муниципальным водоснабжением. Ни на нее, ни на Джеки не произвело ни малейшего впечатления рукотворное чудо, при помощи которого так легко наливался стакан воды.
– Выпей, – сказала старуха, протягивая стакан Джеки. – Это поможет тебе от мигрени.
– У меня нет мигрени. У меня кое-что похуже. – Она начала поднимать вверх левую руку.
– Пей.
Джеки выпила.
– У меня все равно нет мигрени, – повторила она.
– Джеки, мне жаль, что это произошло с тобой в таком юном возрасте. Все те десятилетия, в течение которых ты держала ломбард, ты была такой молодой и не осознавала всю жестокость жизни за пределами столь же и даже более жестокой скорлупы юности.
– А сколько десятилетий? – спросила Джеки скорее про себя.
– Я знаю, что ты ищешь. Знаю, что произошло. Тебя ждут опасности. Ты можешь их не пережить. А если переживешь, то новая «ты», которая их пережила, не останется прежней «тобой», жившей до этого. В этом смысле ты перестанешь существовать, и мне очень жаль.
Сверток начал медленно подниматься над столом. Джози свернула в трубку каталог образцов и аксессуаров для пещерного и полостного дизайна, который с трудом влезал в почтовые ящики многих найт-вэйлцев, и треснула по свертку. Тот шлепнулся обратно на стол.
– Чертовски неблагодарно, – сказала она.
– Что именно? – спросила Джеки.
– Ничего. Именно ничего. Мужчина в светло-коричневом пиджаке явился из опасного места. Оттуда, куда никто не может пойти и откуда никто не может вернуться. Вот что мы думаем.
Джеки протянула левую руку. В ней был листок бумаги с названием места.
– Вы тоже?
– Нас много. Мы не уверены в том, что происходит. Нам нужно знать больше.
Джози швырнула листок на стол и села на кухонную табуретку, снова держа его в руке.
– Откуда начнем? – спросила Джеки.
Джози ответила. Джеки выругалась в ответ, но потом извинилась.
– Библиотека, так-так, – рассуждала Джеки. – Нет. Это… Это… – Она показала руками, что это.
– В поисках правды мы заходим в опасные места, – сказала Старуха Джози. – Зачастую мы попадаем в самое опасное место – в библиотеку. Знаешь, кто это сказал? Нет? Джордж Вашингтон. За несколько минут до того, как его сожрали библиотекари.
Джеки открыла входную дверь. Боль в животе на мгновение прошла – или, возможно, всего лишь стихла под натиском нетерпеливых мыслей о библиотеке.
Из полумрака дома наружный дворик казался таким ярким и далеким. Эрики продолжали заниматься работой в саду. На заднем дворе красовалась яма, которую одна из них начала закапывать. Они стояли неподвижно, что-то бормоча в сторону ямы, и вокруг выкопанной земли обвивался яркий черный свет, толкая грунт обратно в углубление.
Вокруг Джеки обвились чьи-то руки. Джози обнимала ее, но стояла как-то не так, к тому же они были разного роста. На мгновение обе они застыли в неестественном объятии, не желая признавать неуместность проявления чувств.
Когда Джеки подумала, куда ей придется идти, она не почувствовала страха, но остро ощутила всю неосязаемость, весь набор мыслей и привычек Джеки Фиерро. Как легко можно было все их забрать и переместить в другую форму материи.
– Держись подальше от этого человека. Не пытайся следовать за ним в его город. Это ловушка.
– Джози, я не могу с этим жить, – ответила Джеки, глядя на зажатый в руке листок бумаги.
– Все будет хорошо, – сказала Старуха Джози. – Обязательно.
Она крепче обняла ее, и Джеки не сопротивлялась, позволив утешить себя. Живот больше не болел или болел как-то по-другому.
– Это было вранье, – призналась Джози. – Это одни из тех моментов, когда я соврала.
– Я знаю, – кивнула Джеки. – Все нормально.
Она тоже врала.
Глава 8
Диана заправляла машину бензином, когда увидела Троя. Она не приблизилась к нему, а он ее не заметил. Она не видела Троя пятнадцать лет и вообще не хотела его видеть.
Пытаясь вернуть заправочный пистолет на место, она все время его роняла, потому что у нее тряслись руки. Она вообще ничего не чувствовала, однако не могла унять дрожь в руках. Когда же подняла взгляд, Трой уже исчез. Он сел в свою машину (белый седан с разбитым задним фонарем) и уехал, ни разу не взглянув на нее. Диана заставила себя стоять смирно и дышать ровнее, пока ее руки не перестали трястись. Как только дрожь унялась, она водворила пистолет на место, нарочито медленно открыла дверь машины и отъехала, не превышая скорости. Все это время она чувствовала себя прекрасно.
Несколько недель спустя она заехала в банк, чтобы взять денег для сбора средств в пользу Ассоциации родителей. За одним из столов сидел Трой в темном костюме и с пластиковым именным бэджиком. Она попыталась незаметно прочитать имя на бэджике, чтобы убедиться, что это он, но ей не удалось этого сделать.
На этот раз руки у нее вообще не тряслись. На самом деле она чувствовала себя прекрасно, но ощущала во рту вкус крови. Сама того не заметив, она сильно прикусила нижнюю губу. Слизав кровь, Диана прошла мимо с квитанцией в руках, не глядя в его сторону. Поскольку она на него не смотрела, то и не заметила, глядел ли он на нее.
Всего через несколько дней после этого они с Джошем отправились в кино. Это был их ежемесячный ритуал, начавшийся в его седьмой день рождения. Тогда на него нашла хандра, он принимал липкие и вязкие формы, портившие мебель и ковер, и задавал массу вопросов о папе и о том, куда тот ушел. Диана пришла в ужас и раздражение от этого мрачного существа, занявшего место ее малыша, и объявила, что в качестве особого поощрения они пойдут в кино.
Тот вечер в кино стал для них их первым хорошим вечером за несколько недель. Она не очень себе представляла, что они станут смотреть, и просто спросила кассира, какой у них идет популярный детский фильм. Радость от того, что они вместе выбрались «в свет», и ощущение единой команды оттеснили на второй план старомодных смешных героев детского фильма («Старикам тут не место»), мелькавших на экране. Когда они вышли из кино, Джош шел прямо, на твердых ногах, держа ее за руку человеческой ладонью с пальцами. Об отце он не спрашивал несколько месяцев.
После этого начались их ежемесячные попытки воссоздать светлую атмосферу того вечера. По большей части им это почти удавалось. Иногда, особенно в последнее время, ей приходилось напоминать ему принимать скромные формы, без широких крыльев и дымовых труб, чтобы не мешать другим зрителям. Он всегда делал так, как она говорила, однако не без вздохов и закатывания глаз (он почти всегда принимал облик с глазами, когда шел в кино, однако был у него период, когда ему нравилось просто слушать вслепую).