Диане было больно. Она не отдавала себе в этом отчета, но все было именно так.
– Джош, – каждый день говорила она, очень часто и по различным причинам.
Джош любил свою мать, но не знал почему. Диана любила своего сына и не задумывалась почему.
А еще дом отличался от других домов тем, что в нем тайно жила безликая женщина, хотя для нашего повествования это и не важно.
Глава 3
«КИНГ-СИТИ», – было написано на бумаге.
За всю свою жизнь Джеки никогда не испытывала страха. Она ощущала неуверенность, беспокойство, грусть и радость, которые все сродни страху. Но самого страха она не испытывала никогда. И тогда тоже.
Она принялась закрывать заведение – протирать раковину в туалете, мыть полы и поправлять толстую мешковину, прикрывавшую запрещенные или секретные предметы вроде машины времени, которую Ларри Лерой выкрал из Музея запрещенной техники, и ручек с карандашами (в Найт-Вэйле письменные принадлежности уже давно находились вне закона по причинам охраны общественного здоровья, хотя все тайком пользовались ими).
Джеки все еще сжимала листок бумаги в руке. Не осознавая этого, она занималась своими делами, но бумажка оставалась у нее в руке. Смазанные написанные карандашом буквы. Торопливый почерк. Она положила ее на треснувшее стекло, лежавшее поверх прилавка.
Теперь настало время покормить живые предметы. Некоторые вещи были живыми. Какие-то из них были собаками, какие-то – нет.
В пустыне появились огоньки – низко висящие светящиеся пузыри, приближающиеся и исчезающие. Раньше Джеки их никогда не видела. Она не обращала на них внимания, как и на все, что не входило в узкий круг ее обыденной жизни.
В Найт-Вэйле всегда было что-то, чего она раньше никогда не видела. Был человек, мимо которого она как-то прошла в пустыне, – он обрезал ножницами кактус, словно стриг его. Был кактус с густой шевелюрой на макушке. Был день, когда маленькая трещинка, всегда видимая на небе, вдруг открылась, и оттуда вылетели несколько птеродактилей. Чуть позже выяснилось, что это были птеранодоны, так что паника поднялась напрасно.
Она закончила сверять инвентарную ведомость. Листок все еще оставался у нее в руке.
«КИНГ-СИТИ», – значилось на нем.
Как он туда попал?
– Как это сюда попало? – спросила Джеки.
Собаки не ответили, менее разумные предметы – тоже.
В задней комнате она положила бумагу в ящик стола, который не использовала для работы, которой у нее не было.
Процедура закрытия заведения завершилась. Если честно – а Джеки пыталась быть честной, – она искала повод не уходить. Если честно, а она старалась быть честной, пол, например, был довольно чисто вымыт. Джеки посмотрела в окно. Низко висевшие над пустыней светящиеся пузыри исчезли. Не осталось ничего, кроме далекого самолета, медленно ползущего по небу, и его тусклых красных огней-маячков, своим мерцанием отбивавших сообщение:
«ПРИВЕТ. ЗДЕСЬ КРОХОТНЫЙ ОСТРОВОК ЖИЗНИ, СОВСЕМ РЯДОМ С КОСМОСОМ. МОЛИТЕСЬ ЗА НАС. МОЛИТЕСЬ ЗА НАС».
Листок был у нее в руке.
«КИНГ-СИТИ», – было написано на нем.
Джеки впервые испытала страх и не знала, что это такое.
Впервые за долгое время она пожалела, что у нее нет друга, которому можно позвонить. В школе друзья у нее были, она это знала, хотя о самой школе у нее сохранились смутные и спутанные воспоминания. Никто из ее друзей не остановился на отметке в девятнадцать лет. Они взрослели и жили своей жизнью. Они старались поддерживать с ней контакт, но это оказалось нелегко, потому что они делали карьеру, растили детей и выходили на пенсию, а Джеки так и оставалась девятнадцатилетней.
– Так тебе до сих пор девятнадцать? – спросила Ноэль Коннолли, когда они в последний раз разговаривали по телефону. В ее голосе слышалось явное неодобрение: – О, Джеки, ты когда-нибудь думала, чтобы взять и стать двадцатилетней?
Они дружили с тех пор, как за два года до окончания школы вместе начали заниматься испанским, но когда Ноэль наконец-то задала Джеки этот вопрос, ей уже исполнилось сорок восемь, и говорила она с Джеки тошнотворно-покровительственным тоном. Джеки так ей и сказала, и тон Ноэль сделался открыто снисходительным, после чего они обе швырнули трубки и с тех пор никогда не разговаривали. Взрослеющим и стареющим людям кажется, что они такие мудрые, подумала Джеки. Словно время вообще ничего не значит.
Пока она стояла, сжимая в руке листок бумаги, само собой включилось радио. Оно всегда включалось в это вечернее время. К ней обратился Сесил Палмер, ведущий городского радио Найт-Вэйла. Новости, городской календарь, ситуация на дорогах.
Когда могла, Джеки слушала Сесила. Его слушал почти весь город. Дома у нее был радиоприемник всего около полуметра в ширину и почти полметра в высоту («не больше 6 килограмм!») с перламутровой рукояткой и острокрылыми орлами с раскрытыми клювами, вырезанными в верхних углах.
Радиоприемник подарила ей мама на ее случившийся когда-то давным-давно шестнадцатый день рождения, и он остался одной из любимых вещей Джеки вместе с коллекцией пластинок, которые она никогда не слушала, потому что еще не обзавелась лицензией на владение проигрывателем.
Сесил Палмер сообщал об ужасах повседневной жизни. Почти в каждой передаче говорилось о неминуемой беде или смерти, а то и о чем похуже – о долгой жизни, прожитой в страхе перед бедой или смертью. Не то чтобы Джеки хотелось узнать все плохие мировые новости. Ей просто очень нравилось сидеть в окутанной мраком спальне, завернувшись в одеяла и невидимые радиоволны.
Всем известно, что жизнь полна стрессов. Это верно всегда и везде. Но в Найт-Вэйле стрессов куда больше. В тени кроются какие-то штуки. Не плоды взволнованного ума, а в буквальном смысле Штуки, и в буквальном смысле скрывающиеся в тени. Заговоры таятся за каждой витриной, под каждой улицей и в каждом стрекочущем в вышине вертолете. И всему этому сопутствует банальная трагичность жизни. Рождения, смерти, приходы, уходы, предвзятость и бравада в отношениях между нами и всеми, кто нам небезразличен. Все есть печаль, как однажды сказал кто-то, кто не особо пытался что-то изменить.
Но когда говорил Сесил, об этом можно было забыть хотя бы на время. Забыть о заботах. Забыть о вопросах. Забыть о том, что можно забыть.
Однако листок бумаги не позволил Джеки забыть о нем. Она разжала кулачок и смотрела, как он падает на пол. Листок лежал на полу, а она продолжала смотреть.
– Дыц-дыц-дыц, – произнесла чистая оборотная сторона листка, но не буквально, а словно в речевой выноске комикса.
Джеки продолжала смотреть, бумага лежала на том же месте, но когда она моргнула, листок снова вернулся в руку.
«КИНГ-СИТИ», – сообщали буквы на нем.
– Это ни о чем мне не говорит, – сказала Джеки, не обращаясь ни к кому в особенности – ни к собакам, ни к Штуке, затаившейся в углу.
Она попыталась позвонить на радиостанцию Сесилу и выяснить, слышал ли он что-нибудь о мужчине в светло-коричневом пиджаке с чемоданом из оленьей кожи в руках. Она не припоминала, чтобы Сесил в эфире говорил о ком-то схожем с этим описанием, но попробовать стоило.
Трубку взял один из стажеров. Он пообещал, что все запишет и передаст, но кто же мог знать наверняка, сумеет ли бедный парень выжить и уцелеть, чтобы все передать?
– Хорошо, хорошо, – закончила Джеки. – Эй, послушайте, по-моему, у «Арби» набирают людей. Не думали об этом? У них уровень смертности гораздо ниже, чем в целом по району.
Но парень уже повесил трубку. Ну ладно, это не ее забота – переживать из-за какого-то авантюриста, решившегося стажироваться на городском радио.
Ломбард прочно и надежно закрылся. Теперь, если бы она еще чуть-чуть подождала, вполне можно было достать спальный мешок и заночевать. Ну уж нет. Она вышла на стоянку – конечно же, нервничая.
В конце стоянки пристроился черный седан с тонированными стеклами, которые были опущены так, что Джеки смогла разглядеть, как за ней пристально наблюдают два агента в темных очках из неизвестного, но грозного правительственного учреждения. Один из них держал в руках камеру, которая все время срабатывала: казалось, агент не знал, как отключить вспышку. Падавший на тонированные стекла свет делал снимки бесполезными, агент чертыхался, повторял попытки, и вспышка снова сработала. Джеки, как всегда, помахала им рукой, пожелав спокойной ночи.
Может, отогнать «мерседес» домой? Поехать с откинутым верхом и посмотреть, как она сможет разогнаться, прежде чем ее остановит Тайная полиция шерифа? Но она, конечно же, этого не сделает.
Джеки прошла к своей машине – синей двухдверной «мазде» с двойными красными полосами, которые, скорее всего, смыли незадолго до того, как машина попала к ней.
– Кинг-Сити, – сказала она. Листок в ее руке согласился.
Она совершила ошибку, приняв то, что предложил ей мужчина в светло-коричневом пиджаке. Джеки не знала, что это такое, что все это значило, какую информацию бумага пыталась передать и кому. Однако она знала, что этот листок что-то изменил. Мир начинал просачиваться в ее жизнь. И ей надо было вытолкнуть его назад, начав с этого листка бумаги и с мужчины в светло-коричневом пиджаке.
Джеки озвучила свои намерения, как должны были делать все граждане Найт-Вэйла.
– Я найду мужчину в светло-коричневом пиджаке и заставлю его забрать этот листок назад, – объявила она. – Если я смогу это сделать без необходимости узнать что-то о нем или о том, что означает эта надпись, это будет просто идеально.
Сидевшие в машине агенты, прижав указательные пальцы к наушникам, старательно все записали.
Светящиеся пузыри в пустыне повисли над самой землей. Эхо толпы – недовольной, а потом веселой. На мгновение появилось высокое здание, все из стекла, углов и деловитости, внутри него явно не было ничего, кроме песка. Потом оно исчезло, и возникли огни – блуждающие, закручивающие воздух вокруг себя. И эхо толпы. И они.
Джеки включила заднюю передачу и вывела машину на шоссе. Выбросив листок бумаги в окно, она с довольным видом смотрела, как тот кувыркнулся и исчез в сгущавшейся позади ночи. А потом, щелкнув пальцами, она поймала листок, и он оказался там, где был до этого.