После двухчасового полета самолет приземлился. У Дианы выдался длинный и «дорогостоящий» день, и денег у нее осталось лишь на несколько поездок на такси по Кинг-Сити.
Пока самолет подруливал к выходу, представлявшему собой спускающуюся на гудроновое покрытие стремянку возле терминала, Диана смотрела, как мир в иллюминаторе медленно движется справа налево. За зданием аэропорта она разглядела небольшой город, над которым вдалеке возвышался шпиль из бурого песчаника.
– Дамы и господа, мы прибыли в конечный пункт назначения Найт-Вэйл. Просьба оставаться на местах до полной остановки самолета и до зажигания командиром корабля табло «Свобода воли».
С криками «Нет! Нет!» Диана заколотила кулаками в иллюминатор, надрывно хрипя и чуть не плача. Сдержаться она не смогла. Она повернулась и оглядела салон, отдавая себе отчет в том, какую сцену устраивает. В самолете было еще двенадцать пассажиров. Все они были в бейсболках и вязаных джемперах. Они сидели вместе на задних рядах, никак не реагируя на ее срыв.
– Благодарю вас за то, что выбрали наши авиалинии, – произнес пилот, когда Диана вытаскивала из самолета свой чемодан. Поставив его прямо на землю, Диана устало опустилась на него, не имея ни малейшего понятия, что же ей делать дальше.
СЕСИЛ: …при недостатке слов, прибыли по жестам рук и большей или меньшей окупаемости по движению бровей.
Сегодня «Автостраховая компания Найт-Вэйла» объявила, что из-за растущих издержек она больше не станет предлагать замену, ремонт или компенсации за дорожно-транспортные происшествия, касающиеся автомобилей.
– Это реально дорого – починить машину или предоставить замену, – заявил Боб Штурм, финансовый директор. – В том смысле, что происходит слишком много аварий. И их число продолжает расти. Как мы должны все это выплачивать?
На вопрос, снизит ли компания размер страхового взноса, поскольку она больше не покрывает выплат за ущерб любого размера, Штурм ответил отрицательно. Однако она разошлет клиентам открытки с выражением соболезнования, полные теплых слов, а попавшие в ДТП клиенты смогут обратиться в одно из десяти территориальных отделений за сочувственным объятием и похлопыванием по плечу со словами «Все образуется». Штурм завершил свое заявление легким кровохарканьем и смехом.
А теперь последние новости о Шейле, женщине из «Лунного света» с планшеткой и ручкой, снова и снова проживающей печальную реконструкцию своей жизни вместо того, что некогда являлось органичным опытом. Она сказала, что петля, похоже, начинает разрываться, и дела у нее идут на лад.
Я спросил ее, не пришло ли время покинуть студию и вернуться к собственной жизни, на что она ответила, что и вообразить подобное не желает. Ни за что. Поэтому я предложил ей стать практиканткой на студии. Разве это не лучше всего? Я выдал ей униформу практиканта и разъяснил ей ее обязанности (работать на ротаторе, варить кофе и редактировать мои хлесткие заметки). Думаю, у нее все получится просто великолепно, и она многому научится, работая здесь.
Я не сомневаюсь, что все наши практиканты очень многого добились в жизни. Я не следил за их дальнейшими судьбами и даже не очень-то долго над этим размышлял, но уверен, что они многое приобрели, пройдя у нас практику.
Шейла была так счастлива, что взяла планшетку, где в свое время отмечала посетителей в «Лунном свете», и сломала ее об колено. А вот это напрасно, Шейла. Неужели ты думаешь, будто у городских радиостанций такие бюджеты, что можно вот так разбрасываться планшетками? Больше так не делай, Шейла.
Далее. Многие из вас писали нам на станцию по поводу дополнительной информации о нашем ежегодном сборе средств, который проводился два месяца назад. Похоже, что многие жертвователи еще не получили сувенирные сумки, кружки и наборы ДВД-дисков со вторым и пятым сезонами сериала «Схожу по тебе с ума».
Городское радио Найт-Вэйла приносит свои извинения за задержку. Ставим вас в известность, что все призы жертвователям были высланы почтой несколько недель назад. Однако, как нам всем известно, время в нашем прекрасном городе течет абы как. В результате многие из вас восприняли бы эти недели как несколько секунд, и доставка показалась бы мгновенной. Для других же эти недели тянутся, как тысячелетия, и ко времени получения приза вы станете ужасным, никчемным, древним подобием себя. Подобные варианты, как и все прочие, остаются… допустимыми.
Просим учесть, что наша станция существует на пожертвования простых граждан вроде вас. Она также существует потому, что долгая и чрезвычайно маловероятная череда галактических явлений в течение миллиардов лет вынашивала замысел перенести нас именно в этот момент существования нашей станции. И мы благодарны вам за поддержку. Мы снова приносим свои извинения за задержку в получении ваших призов, а также за абсурдность течения времени.
В следующей части нашей программы я опишу одну скучную фотографию тысячью медленных, бесконечных слов.
Глава 37
Джеки постучала в дверь дома своей матери, через мгновение та отворилась.
– Здравствуй, дорогая. Заходи. – Мать повернулась и направилась в кухню, а Джеки заковыляла за ней. Она осторожно села напротив женщины, которую не узнавала.
– Мам. – Джеки старалась называть ее именно так. – Мам, у меня выдались два жутких дня. Давай начнем с них. Я больше не могу работать. А если я не работаю, то и сама толком не знаю, кто же я такая. Наверное, здесь что-то не так. Скорее всего. Но это все, что я могу вспомнить. Что означает… Ну ладно. Память… Я хочу поговорить об этом чуть позже. Я старалась все это обдумать и прояснить. У меня такое чувство, что я бегу вверх по горке, в то время как другие пытаются скатиться по ней вниз. – Джеки взяла чудесное яблоко, похожее на восковое, и понюхала. Оно оказалось настоящим. – Я тут довольно много времени провела с Дианой Крейтон. Не то чтобы очень много, но достаточно. Знаешь Диану? Она еще в Ассоциации родителей. Работает в какой-то конторе, которая неизвестно чем занимается. Ну так вот, мы с Дианой ввязались в одно дело, и, когда им занялись, не понравились друг другу. Но, по-моему, я насчет этого ошибалась. Кажется, я насчет многого ошибалась.
Мою машину разбили, и виновник просто уехал. И сдается мне, что виновником был сын Дианы, который сейчас пропал и которому я сочувствую. Серьезно. Но мое тело, похоже, разбито так же, как машина. Я еле-еле двигаюсь и очень устаю. Я понимаю этого парня. Иногда следует сбежать. Я чувствую вину, потому что сказала об этом Диане. Прости меня, мам. Наверное, ты думаешь по-другому, но мне кажется, что он правильно сделал, что сбежал. Диана так о нем заботится. Дело не в людях, которые нас ранят, а в нашем отношении к ним.
Ее мать не ответила. Она даже не смотрела на Джеки. Она устремила взгляд в потолок.
– И из-за этого я стала думать о том, что ты мне сказала. И я не… не помню своего детства. По-моему, я даже ни разу не бывала в этом доме. Я не знаю, кто ты. Я не помню себя в ином возрасте, чем сейчас, и не помню, чтобы делала что-то кроме того, что делаю теперь. Я ненормальная, да? Ну, я понимаю, что в Найт-Вэйле многое совсем не так, как в других местах, но мне кажется, что я ненормальная даже по меркам Найт-Вэйла.
Мать взяла у нее яблоко и положила обратно в вазу. Потом встала.
– Давай-ка выйдем во двор.
Они вышли из дома. Мать положила свою ладонь ей на руку.
– Джеки, я хочу, чтобы ты кое-что поняла и обо мне, и о Диане. Не так-то легко растить ребенка в Найт-Вэйле. Здесь часто случается что-то странное. Здесь встречаются чудовища в самом буквальном смысле слова. В большинстве городов, как мне кажется, таких чудовищ нет, а вот у нас они есть.
Ты была моим ребенком. Но дети подрастают и идут в школу, где их учат тому, как свергать правительства, и где они интересуются мальчиками и девочками. Или не интересуются. В любом случае они меняются. Потом переходят в старшие классы, где узнают много опасных вещей. Потом они взрослеют и сами становятся опасными.
Но дело не в этом, а в самом главном. Мы все это знаем, но вы в большинстве своем ни секунды не задумываетесь о последствиях. Время в Найт-Вэйле течет абы как.
Ты была ребенком, потом стала подростком, а потом повзрослела, и я подумала: возможно, пришло время, когда ты станешь управляться с моим ломбардом вместо меня. Всего несколько дней. Лишь иногда. Я могла бы наконец иметь свободное время, после того как многие годы держала ломбард и одна воспитывала ребенка.
Я научила тебя, как принимать вещи в заклад. «Ломбарды в Найт-Вэйле работают следующим образом», – сказала я тебе. Я показала тебе, как моют руки, как напевают, как ненадолго умирают и как выписывать квитанции. Я показала тебе, как закапывать двери, чтобы их не украли. Я все тебе показала, ты начала сама управляться в ломбарде, и я так тобой гордилась.
Но время в Найт-Вэйле течет абы как. И вот однажды я проснулась и обнаружила, что ты держишь ломбард уже многие десятки лет. Даже столетий. Не могу точно сказать. Ты прикипела к ломбарду, но «откипела» от меня. Я случайно предложила одиннадцать долларов первому клиенту, которого мы вместе обслужили, и за все годы, когда тебе было девятнадцать, ты навсегда забыла тот момент нашего единения и сохранила лишь предложенную цену в одиннадцать долларов как ничего не значащий, но неизменный ритуал. Люди в городе не могли вспомнить время, когда ты не стояла за прилавком заведения. Но я помнила. Поскольку, как мне казалось, ты заправляла в ломбарде всего пару месяцев. Для меня все это было так свежо. Течение твоей жизни столь линейно. Но между тем ты… Для тебя это растянулось так надолго, что ты забыла меня и забыла дом, откуда уехала месяц назад. Все твое детство исчезло для всех, кроме меня. Это были те годы, которые ты провела со мной. Все те годы, когда я отказывалась от всего, чтобы провести их с тобой. – Ее мать плакала.
Джеки вдруг вспомнила, что ее мать зовут Лусинда. Лусинда плакала. Джеки тоже плакала, но смахивала слезы, едва они успевали навернуться, и даже теперь чувствовала себя не в своей тарелке.